«Этого я и в глаза не видела… Напрасно вы меня и побеспокоили», обиженно говорила вдова, не глядя на Костю.
Улик не было; но среди рабочих, которые хорошо знали и любили Костю, начались волнения. Испуганное тюремное начальство доложило о беспорядках, и по «высочайшему повелению» Костя был срочно выслан в Тобольск.
Марина рассказывала все это громко, не скрывая от детей.
- Единственная улика - это карточка Кости, доставленная в свое время Меркурием. Но сыщик исчез, и доказательств нет… - взволнованно заключила Марина, глядя на сестру.
- Да, но полиция ведет розыски… И ей уже известно, что в день своего исчезновения этот Меркурий был здесь. Известно и про ночные выстрелы, и про то, что Костя в это время был на даче у Крачковских… - с опасением сказала Катя.
- Ну и что ж? - пожала плечами Марина. - Мало ли кто был на даче! Все это недоказуемо… А Меркурий уже не появится!
- Конечно, не появится! - вдруг весело сказала Динка. - Его давно съели раки.
Взрослые с удивлением переглянулись; на щеках Марины вспыхнул румянец.
- Не смей говорить о том, чего ты не знаешь! - потеряв на минуту самообладание, закричала она на девочку. - Не смей! Слышишь, не смей!
Динка испуганно попятилась, она никогда не видела мать такой сердитой.
- Я же молчу… я только вам сказала… Но Марина уже взяла себя в руки:
- Ты большая девочка, Дина, и если мы что-нибудь говорим при тебе, то это только потому, что мы знаем, что ты все понимаешь и будешь молчать. Всякая лишняя болтовня может очень повредить Косте…
Марина, чувствуя себя виноватой, не нашла больше слов и с досадой замолчала. Бледное лицо Кати выражало упрек и недовольство. Никич тоже хмурился. Алина обиженно дулась… И все молчали…
Динка не могла перенести этого молчания.
- Я знаю больше всех вас, но я никому не скажу, потому что это страшная тайна, а я не выдавальщица! - с обидой сказала она и, уткнувшись в плечо матери, заплакала.
- Ну, будет, будет! - нахмурилась Марина и быстро переменила разговор. Завтра воскресенье, я буду дома. Скажи своему Лене, чтобы он обязательно пришел. Мне надо очень серьезно поговорить с ним.
- Он придет, - всхлипывая, сказала Динка, - только не завтра… Он придет в новой одёже, у него уже есть ненадеванный матросский воротник… и бескозырка… Он придет…
- Какая бескозырка? Я ничего не понимаю! Скажи, чтоб обязательно пришел завтра, Дина… Я буду дома… - нетерпеливо перебила ее Марина.
Динка вытерла слезы и глубоко вздохнула:
- Он уехал, мама… На пароходе «Надежда». Его взял хороший капитан… Там будут давать знатный харч…
- Подожди! - взволнованно остановила ее Марина; Катя и Никич тоже вопросительно смотрели на девочку. - Говори правду! Где Леня? Послушай меня внимательно! Ты знаешь, кто такой дядя Коля? Ты слышала о нем когда-нибудь?
Динка снисходительно усмехнулась:
- Конечно, слышала.
- Тебе говорил Леня? Так вот, дядя Коля хочет, чтоб мальчик учился и стал настоящим человеком… Он просил всех своих товарищей устроить Леню в хорошую семью, чтобы он ни в чем не нуждался, - стараясь объяснить Динке, чтобы она не упорствовала и говорила правду, волновалась Марина. - И если ты не приведешь его завтра, когда я свободна…
- Но я же говорю тебе, мама, что он уехал! Он нанялся служить матросом! - взволновалась, в свою очередь, Динка и, чувствуя на себе недоверчивые взгляды, сердито добавила: - И он ни в какую семью не пойдет! Он не нищий. У него есть новая одёжа и харч… И подвесная койка. Он поехал в Казань. Это такой город на Волге… Но он приедет. И привезет мне красные сапожки, вот! - с гордостью глядя на всех, закончила Динка.
Взрослые переглянулись.
- Это, очевидно, правда… - неуверенно сказала Марина. Катя чуть приметно улыбнулась:
- Фантазия… Какие-то красные сапожки… Неужели ты веришь?
Динка между тем быстро считала что-то по пальцам.
- Один день уже прошел. Осталось тринадцать, - задумчиво, словно про себя, сказала она.
- Мама, - раздраженно крикнула Алина, - она все врет!
- Нет, - выскальзывая из-под теплой руки Кати, вдруг откликнулась Мышка. Она не врет! Я знаю по ее лицу. Динка не врет!
- Хорошо. Мы поговорим с ней наедине, - глядя на девочку, сказала Марина.
Но Динка была занята своим трудным счетом; капитан сказал: недельку-другую… Другую это не наверное, это только в крайнем случае, если на Волге будет буря или еще что-нибудь. В общем, одна неделька… И уже прошла ночь…
Динка вдруг засмеялась и громко сказала;
- Теперь моих пальцев даже больше, чем нужно. Осталось шесть дней…
- Шесть дней до чего? - быстро спросила Марина.
- До приезда Леньки! - гордо пояснила Динка.
- Значит, все правда, - сказала Марина, бросив взгляд на Катю. - Но какая же досада, что я не поговорила с ним раньше…
- А может быть, это к лучшему. Сейчас столько всяких дел и волнений… поверив наконец, сказала Катя.
А Динка уже забыла о разговоре с матерью и, сбежав в сад, уселась на мокрый гамак.
- Ленька при… Ленька при… приедет! При-едет!.. - раскачиваясь изо всех сил, напевала она, забыв обо всем на свете.
Глава 74
СВЕТЛОЕ ОТКРОВЕНИЕ
Под вечер дождик утих, но скамейки в саду были мокрые, с веток сыпались дождевые капли.
- Здесь негде сесть, - оглянувшись, сказала Марина.
Динка сбегала за одеялом, постелила его на гамак. Она была счастлива, что мама захотела побыть с ней наедине.
Марина накинула на девочку один конец своего теплого платка и, усевшись вместе с ней на гамак, сказала:
- Я хочу поговорить с тобой о Лёне… И если ты считаешь себя настоящим другом этого мальчика, то будешь говорить мне только правду.
Динка высунула из-под платка лохматую голову, лицо ее посветлело, и синие глаза засияли глубоким, проникновенным чувством:
- Я и так буду говорить правду!.. Я уже давно, очень давно ничего не врала, мама!
Губы Марины дрогнули, на щеке вспрыгнула ямочка.
- Ты как будто жалеешь об этом, Диночка?
- Он, нет, мама, нет! Я никогда не хотела врать тебе, но у меня была такая трудная жизнь… - порывисто прижимаясь к плечу матери, сказала Динка, и вдруг, словно желая оправдаться или покаяться во всех своих грехах, она сбивчиво и лихорадочно стала рассказывать о себе, о Леньке, о злом бородатом хозяине, о заработках, которые так плохо кормили Леньку, о своем хождении по дачам со стариком шарманщиком. - Я знаю, я плохая, - говорила она, заглядывая в лицо матери. - Но я сейчас все расскажу и тогда сразу исправлюсь… - И, стараясь ничего не забыть, Динка вспомнила даже сухие корки, которые не мог разжевать старик шарманщик. - Мама, он не дал мне мои денежки, и я очень плакала, но сейчас, мамочка, он, наверное, голодает, потому что все дачники уехали…
Динка рассказывала, часто перебивая себя… Дойдя до того места, как Ленька познакомился со Степаном, она вдруг припомнила базар:
- Я торговала там рыбой… Я кричала: «Сахарная, сахарная!» - и у меня покупали…
Мать слушала ее затаив дыхание и не прерывая ни единым вопросом, но, по мере того как раскрывалась перед ней глубоко скрытая от взрослых, трудная жизнь ее девочки, глаза ее широко раскрывались и по лицу медленно катились слезы.
- Не плачь, мамочка, не плачь, - припадая к ней, бормотала Динка. - Я исправлюсь, я сейчас исправлюсь…
Она рассказала про утес и про то, как они пили там чай с Ленькой и как Ленька разменял полтинник, чтоб купить бубликов… В эти бублики он прятал запрещенные бумажки, я она, Динка, макала в чай ниточки и перевязывала эти бублики…
Динка близко наклонилась к матери, понижая голос и тревожно оглядываясь… Потом зашептала ей в самое ухо про спрятанный на утесе револьвер и, захлебнувшись от своих беспорядочных, взволнованных слов, вдруг примолкла.
Тогда, вспомнив непонятное замечание девочки, что сыщика, верно, уже «съели раки», Марина тихо спросила:
