Беко улыбнулся.

Зина выходит на балкон и зовет:

— Дети, идите пить молоко!

Беко вместе со всеми держит обеими руками большую кружку и пьет молоко. Оно проливается ему на грудь, все смеются, и Зина смеется.

Потом пойдет Беко и затрубит в трубу возле «Родника надежды». Оттуда выбежит множество детей, море детей. Как говорит Ираклий: детей много, а родителей мало, поэтому не у всех детей есть родители. И вот это море разольется по лесу, а Беко будет стоять и играть на трубе…

Такими мыслями был увлечен Беко, когда мимо него прошла группа лилипутов. Лилипуты направились к лодке, увязшей в песке. Засучив брюки, они дружно взялись за лодку, и Беко услышал, как заскрипел под днищем песок. Наверно, лилипуты собрались на рыбалку. Один из них несколько раз взглянул на Беко, потом оставил лодку и подошел к нему. Положил руку ему на плечо и участливо спросил: «Тебе ничего не надо, мальчик?»

Беко очень обрадовался, что с ним заговорили, вскочил на ноги, но снова сел, так как казался чрезвычайно высоким рядом с лилипутом.

— Нет, ничего, — ответил он и поторопился добавить: — Хотите, я помогу вам спустить лодку. — Он даже подался вперед, выражая полную готовность.

— Сиди, — лилипут ласково потрепал его по щеке, — сами справимся.

Беко встал и крикнул лилипуту, стоявшему уже по пояс в воде:

— Люмоз кельмин пессо деемарлон эмпозо!

Эти слова из «Путешествия Гулливера» часто повторял Дато.

«Вовремя я их вспомнил», — подумал счастливый Беко.

Лилипут замахал рукой: не понимаю!

— Люмоз кельмин пессо деемарлон эмпозо! — повторил Беко.

Мать ждала его, сидя на крыльце.

— Где ты пропадал?

Беко, не отвечая, подошел к колодцу, достал бадью и приник к воде.

— Ив кого только ты таким лентяем уродился, — заладила Нуца, — кто меня проклял! Как ты смел к Нико явиться, бесстыжий, как ты в глаза ему глядел?

«Люмоз кельмин», — про себя ответил Беко.

— Хочешь нас перед людьми опозорить? Как бродячий музыкант, по дворам побираешься!

«Кельмин пессо…»

— Всю жизнь надрывались мы с отцом! Это он во всем виноват, распустил, избаловал сыночка…

«Деемарлон эмпозо»…

— Измолотил тебя Духу — и молодец! Приходил извиняться, а я чуть руки ему целовать не кинулась. Когда только ты ума наберешься? Волосы отрастил, как девчонка! Был бы девкой, я бы хоть за волосы оттаскала, что мне с тобой делать, скажи сам…

«Эмпозо деемарлон»…

Беко сел на колодезный сруб и зевнул.

— Экзамены на носу, а он болтается, опять хочешь провалиться, бездельник! Или у тебя дядья в Тбилиси, как у некоторых, и они тебя в институт устроят?! На кого надеешься? Что прицепился к этой женщине? Нашел ровню! Что тебе от нее надо? И как она не погнала тебя, когда ты со своей дудкой заявился! Как тебе еще десятку ко лбу не приклеила, несчастный! Доберусь я до этой барыни, нарядится — и приветом не удостоит, гордячка! Сама — нахлебница, в руки Нико смотрит, а перед нами нос задирает! Тьфу на такую женщину! Я бы в казармах полы мыла, а тут бы не оставалась. Муж меня бросил, а я у свекра буду как сыр в масле кататься? Нет уж, извините, не нужен мне ее привет, я с ней в автобусе рядом не сяду! Приложи хоть мокрую тряпку к губам, урод! Ту женщину, которая на тебя взглянет, надо сжечь… Говорят, что муж ее бросил потому, что ничего в ней женского нету.

Беко спрыгнул с колодезного сруба, взбежал по лестнице и на балконе второго этажа опустился на пол. Вытянул ноги и тотчас заснул или впал в забытье.

Он чувствовал, как вокруг него толпились, голосили, бранились какие-то люди, как на стадионе после футбольного матча, и он кружился, мелькал, плавал, летал в этом водовороте, в состоянии невесомости. Пытался за что-то схватиться, уцепиться за чьи-то плечи, руки, ноги, волосы, но все выскальзывало из рук. Он открыл глаза и увидел, что лежит на самом солнцепеке, весь в поту.

Снова спустился во двор и опрокинул на голову ведро колодезной воды. Прислушался, как мать собирает цыплят: цып-цып, цып! Потом увидел отца. Александр сидел под яблоней и склеивал кувшин. Беко вышел на улицу и направился к Зининому дому. У ворот увидел Дато, тот протягивал ему трубу.

— Я знал, что ты придешь, — сказал Дато, — ты свою трубу забыл.

— Вот за ней и пришел.

— Куда идешь? — спросил мальчик.

— Никуда, — Беко продул мундштук.

— Поиграй.

— Нет.

— Тогда возьми меня с собой.

— Куда?

— Давай пойдем к морю.

— Нет, — сказал Беко, — у меня дело.

— И я с тобой, меня мама отпустила на час.

— Ладно, пошли, — он взял Дато за руку.

— Отпусти, — попросил Дато.

— Ты еще маленький, — улыбнулся Беко.

— Ничего подобного, — Дато засунул руки в карманы.

— Я тоже маленький, — уступил Беко.

Дато обиженно промолчал.

До писательской дачи они шли молча. У ворот Беко сказал:

— Подожди меня здесь, я сейчас вернусь.

— Нет, — замотал головой Дато, — Я с тобой. Здесь писатель живет, сказки сочиняет.

— Сказки?

— Мне мама сказала.

Они поднялись по лестнице и постучали. Дверь открыл Спиноза:

— Чего надо?

— Нам нужно видеть хозяина.

— Зачем?

— Это мы ему скажем.

— Ты тоже книгу хочешь?

— Он дома?

— Подожди здесь! — он захлопнул дверь у них перед носом.

— Это и есть Спиноза? — Дато потянул дверь за ручку.

— Да.

Спиноза скоро вернулся и открыл дверь:

— Входите!

Они очутились в большой светлой комнате, три высоких окна смотрели на море. Одну стену до самого потолка закрывали книги. На длинном массивном столе были разложены сабли, ружья, щиты, кольчуги, мечи и кинжалы. В глубокой нише стоял громадный серебряный канделябр. Там же на стене висела конская сбруя: серебряные стремена, уздечки, шпоры, плети. Внизу, вдоль всей стены расположилась старинная медная посуда.

В комнату вошел писатель с книгой и ручкой наготове.

— Нового у меня ничего нет…

— Я пришел, чтобы… — начал Беко, но хозяин не дал ему закончить.

— Хотя какое это имеет значение, я поставлю автограф на этой книге.

Тут он заметил Дато:

— Чей это лилипут?

— Сын учительницы Зины.

— В самом деле? — оживился Спиноза и, присев на корточки, засюсюкал: — Как тебя зовут, малыш?

— Дато.

Спиноза поднял на Беко глаза и жалобно спросил:

— Это правда ее сын?

— Да.

— Не знал, что у нее такой взрослый сын, — заметил писатель, глядя в раскрытую книгу и, как видно, раздумывая, что написать.

Потом он отложил книгу и подошел к Дато, который рассматривал оружие, разложенное на столе.

— Нравится? — спросил он.

— Нравится, — ответил Дато, безуспешно пытаясь сдвинуть с места саблю.

— Значит, ты внук Нико?

— Да.

— Вспомнил, вспомнил, — он повернулся к Спинозе. — Чем мы можем угостить мальчика?

Спиноза пожал плечами.

— У нас есть молоко! — лицо писателя просияло, и он обратился к Дато — Ты ведь любишь молоко?

— Нет, — решительно сказал Дато.

— Вот и прекрасно, сейчас мы тебя напоим. Бондо, дорогой, принеси молока.

Спиноза взглянул на Беко.

— Не нужно молока, — сказал Беко, — не беспокойтесь.

— Бондо, я просил принести молоко, — повторил писатель и спросил, склонясь к Дато: — Ты читать умеешь?

— Нет, — признался Дато.

— Вот когда научишься читать, приходи ко мне.

— Мне мама сказки рассказывает, — пояснил Дато, хватаясь обеими руками за меч.

— Если мама рассказывает, это хорошо.

— Этим мечом человека можно убить? — спросил Дато.

— Не только человека, но и слона можно, — ответил писатель.

— У меня автомат есть, — Дато показал руками: — Та-та-та-та! Автоматом больше убьешь!

Писатель снова вернулся к книге, поглядел, подумал и с улыбкой спросил у Беко:

— Я не знаю вашего имени.

— Меня зовут Беко.

— Беко, Беко, — почему-то повторил писатель. Потом что-то написал на книге, закрыл ее и протянул Беко.