— Адам читает постороннюю книгу!

Адам прячет книгу в парту.

— Читает постороннюю книгу! Постороннюю!

Эти слова звучат угрожающе. Ученики в оцепенении смотрят на Торнике и боятся смотреть в сторону Адама. Почему-то именно сейчас они вспоминают, что родители Адама далеко, очень далеко. Ими овладевает страх, хотя они сами не понимают, чего боятся.

— Адам, выйди из класса! — кричит учитель.

Адам видит, как у него дрожит рука, в которой он держит мел.

— Прошу к столу! — приглашает Андро.

— Адам, очнись! — шепчет ему в ухо Мамия.

Адам поднял голову.

Стол уже был накрыт. И в комнате стоял разноголосый гул. Адам увидел Вахо. Он расставлял на столе бутылки с вином. Адам удивился: ему-то что здесь надо? Вахо почувствовал на себе его взгляд, повернулся и кивнул ему. Вахо был неузнаваем: в белой сорочке и новом галстуке. С того дня, как Адам едва не избил его, он на стройке не показывался, и Адам считал, что он уехал.

Вахо хлопотал весело и охотно. Видно было, что в этом доме он свой человек. Он вносил бутылки с вином и, вероятно, успел немного хлебнуть, лицо его разрумянилось, хотя пьян он не был.

В одном из углов комнаты сгрудилась вся местная интеллигенция. Директор банка что-то рассказывал, остальные слушали его с напускным вниманием, украдкой поглядывая на уставленный блюдами стол.

В дверях стоял Бежан и разговаривал с Торнике. Когда Адам повернулся в его сторону, Бежан помахал ему рукой, а потом снова повернулся к Торнике:

— Да, зима так и прошла, совсем не было снега.

— А в Тбилиси большой снег…

Потом Андро пригласил гостей к столу. Сам он уселся во главе стола и рядом с собой посадил Торнике.

Он встал, положил руку на плечо Торнике и сказал:

— Хочу вам представать моего желанного гостя…

Андро представил будущего зятя, Торнике вскочил, сделал общий поклон и широко развел руки в стороны:

— Очень приятно, очень-очень приятно!

— А теперь за дело, — обратился к гостям Андро, — угощайтесь, прошу вас.

Все дружно принялись за еду, и наступила некоторая пауза: раздавался только звон ножей и вилок. Вахо опять принес вино, оглядел стол и увидел, что места для бутылок не осталось.

— Садись, Вахо! — крикнул Андро.

Вахо показал на бутылки: что с ними делать?

— Поставь их возле кушетки, а сам садись!

Гости потеснились, и Вахо сел, взял белоснежную салфетку, ловким взмахом развернул ее, постелил себе на колени; потом взял бутылку и наполнил бокалы соседей.

В комнату вошла Тина. Она ежеминутно входила и выходила, потому что помощников у нее не было. Она даже ни разу не взглянула на Адама. Он тоже на нее не смотрел. Но ни одно ее движение не укрывалось от него. Тина на ухо что-то сказала Андро, Андро кивнул ей в ответ. Когда Тина открыла дверь и собралась выйти из комнаты, Бежан остановил ее:

— Разве так можно, дорогая хозяйка! Посидите хоть немного с нами!

Типа что-то ответила, но так тихо, что ее никто не услышал.

— Она сейчас придет, — сказал за нее Андро.

Тамадой, конечно, избрали Андро. Он начал пить маленькими стаканами, а потом незаметно перешел на большие. После нескольких тостов Адам очнулся и осмелел. Вино он пил с удовольствием, ничем не закусывал, тарелка его все время была пуста.

— Я сам делал это вино и приберег его для сегодняшнего дня, — хвалился Андро.

Гости обращались с Торнике почтительно. Когда Андро выпил за его здоровье и назвал его зятем, все встали и обратились к Торнике с длиннющими тирадами.

Торнике стоял, опустив голову, изображая смущение. Когда Андро кончил говорить, он обнял Торнике, и они расцеловались.

— Спасибо, папочка, спасибо!

За тостом последовала песня. Запевалой был Вахо. Он сидел, отодвинувшись далеко от стола, и ни к чему не притрагивался, словно и не сидел вовсе за столом. Гости стали ему подпевать, и загремело «мравалжамиер». Тина остановилась в дверях, она стояла и смотрела на поющих, словно не решалась подойти к столу, пока звучит песня.

Бежан встал, не прерывая пения, подошел к Тине, взял ее под руку и подвел к столу. Андро осушил довольно вместительный рог, снова наполнил его и передал Торнике. Торнике пить не стал и рог передал Адаму:

— Моему дорогому Адаму!

— Ты же еще сам не выпил, — запротестовал Адам.

У Торнике сразу нашлось множество защитников: ему нельзя, для него сделаем исключение!

И Вахо покачал головой: нет, нет, не будем его заставлять!

Адам медленно, с передышками, опорожнил рог. Он мог выпить его одним залпом, но постеснялся, потому что Андро одолел этот же рог с большим трудом. Адам передал рог Бежану и, садясь, шепнул Мамии:

— Вино нынче не берет меня!

— Ты бы закусил чем-нибудь — посоветовал Мамия.

«Странно, вот я трезв, — думал Адам, — а петь мне страшно хочется. Хоть бы кто-нибудь начал».

Он размяк и почувствовал себя счастливым. Взглянул на Тину, она глядела в тарелку и улыбалась.

«Хоть бы кто-нибудь начал…»

Он чуть было не попросил Вахо, но Вахо стоял с рогом в руке. Выражение лица у него было такое, словно он ждал наступления могильной тишины.

— Дайте же сказать Вахо! — тщетно призывал к порядку Андро. Бежан подмигнул Адаму, Адам улыбнулся.

— Почтенное общество, — сказал Вахо, но тут же замолчал, потому что директор школы именно в эту минуту потянулся за сациви; он стоял, перегнувшись через стол, с тарелкой в одной руке и ложкой в другой. Когда наступила тишина, он вопросительно взглянул на Вахо.

— Берите, дорогой, берите, — ободрил его Вахо, — не смущайтесь!

Директор школы положил себе на тарелку сациви, виновато улыбнулся и сел.

— Почтенное общество, — повторил Вахо, — я счастлив, что сегодня нахожусь среди вас, — он посмотрел на Торнике, — рад, что за нашим столом присутствует такой замечательный человек, достойный сын своего замечательного отца и сам — личность замечательная! Позвольте мне выпить за здоровье этого человека.

— За него мы уже выпили, — напомнил ему Бежан.

— Позволите вы мне или нет? — обратился Вахо к Андро.

— Ради бога, дорогой, — засуетился Андро, — пей.

Торнике засмеялся:

— Разве это так необходимо?

Вахо подошел к Торнике:

— Пью за вас с большим уважением! — он припал к рогу.

— Очень вам признателен, — ответил довольный Торнике.

Вахо наконец опорожнил рог, взял со стола редиску и поднес ее ко рту.

— Ведь я тоже артист, — он неожиданно икнул, — прошу прошения! Я настоящий артист!

Гости дружно обернулись к директору местного театра, тот солидно кивнул головой, подтверждая, что Вахо артист.

— Если хотите, я могу вам прочитать стихи, — Вахо с чувством положил руку на грудь и качнулся, — позвольте вас расцеловать, — обратился он к Торнике и потянулся к нему.

— Не стоит беспокоиться, — Торнике отодвинул свой стул назад, — я люблю стихи, — добавил он.

— «Встретил я раз печенега», — начал Вахо.

— Вахо, садись! — приказал ему Андро.

— Вы замечательный человек! — сказал Вахо Торнике.

— Благодарю вас, — Торнике засмеялся и окинул присутствующих победоносным взглядом.

Вахо усадили. Андро выпил за здоровье Бежана. После Андро слово взял Торнике.

— Вот самое благородное дело, — сказал он, — в детстве я мечтал стать милиционером. — По столу пробежал сдержанный смех. — Быть бдительным стражем порядка — это великое дело!

— Что он за тип? — тихо сказал Мамия Адаму. — Всем говорит одно и то же.

— «Птичка-горлинка летела, оу рануни», — заорал вдруг Вахо.

— Вахо, пригляди за вином! — прикрикнул на него Андро.

— «За орла ее я принял, оу рануни», — подхватил Бежан.

Тогда Андро сделал Вахо знак рукой: не вставай и продолжай петь.

Адам пел самозабвенно. И вдруг почувствовал, что поет он один. Ему стало ужасно стыдно. Что же Мамия меня не одернул, подумал он, и тут же услышал голос Мамии:

— В древних Сиракузах, оказывается, был такой обычай, — говорил Мамия, — в древних Сиракузах… Я знаю, вы будете смеяться, но…