После, когда они лежали в постели, она со страхом в голосе, впрочем, тщательно скрываемым, спрашивала: может, и тебе нравится это страшилище? Заза молчал. Заира колотила его в грудь кулачками, умоляла, сердилась: скажи, скажи, может, она и тебе нравится! Заза брал ее за плечи: перестань, довольно! И она внезапно умолкала. Ее крепкое, упругое, как пружина, тело безвольно расслаблялось. Жаркой, ищущей ладонью водила она по его лицу и пересохшими губами шептала ему в ухо одно и то же, горячо и упорно: поцелуй меня, поцелуй…

Заира ни разу не обмолвилась ни словом о том, чтобы Заза женился на ней. Только раз, когда Заза познакомил ее с Лейлой, она сказала: «Оказывается, и я могу выйти замуж!» «А разве ты в атом сомневалась?» — спросил ее Заза.

Заира долго молчала, не сводя с него глаз, а потом медленно проговорила:

— Может, ты думаешь, что я круглая дура?

— Я думаю?

— Ты знай одно — если я чего-нибудь захочу, если мне что-нибудь понравится… — «Что-нибудь или кто-нибудь», — про себя поправил Заза.

— …если я приму какое-то решение, на все пойду, а своего добьюсь!

Говоря это, она медленно сжимала кулачок. У нее были длинные ярко-красные ногти, и казалось, она безжалостно вонзает их в невидимого врага.

— А ты, — часто повторяла Заира, — ты сам не знаешь, чего хочешь. Ты на семь лет старше меня, а я в этой жизни разбираюсь куда лучше! Почему ты молчишь? Говорить разучился?

— Да…

— Да! Да! Да! Нет! Вот все, что ты знаешь!

— Ничего…

— Слушай, я просто выцарапаю тебе глаза!

— Давай.

— Поцелуй меня! Скорее! Скорее!

Заза только сейчас увидел Папуну, тот стоял на коленях и мыл в ведре кисти. Он встал, повернулся к гостям, кивнул Магде. Он был босиком, в белых полотняных брюках, заляпанных красками. Он подошел к мольберту и стал рисовать.

В мастерской стояла тишина. Художник, наверное, привык к посетителям и обращал на них мало внимания — он даже не смотрел в их сторону.

Девушка бросила журнал на тахту и посмотрела на Магду.

Магда рассматривала картины, которые висели поближе к ней.

— Здорово! — сказала она громко. Папуна даже ухом не повел — он, видно, и к этому привык.

Зато девушка не сводила с Магды глаз.

— Папуна! — вдруг позвала она недовольным тоном капризного ребенка.

— Чего тебе? — отозвался Папуна.

— Дай мне сигарету! — тоном приказа произнесла девушка.

Этим было сказано все: во-первых, она здесь не просто какая-нибудь натурщица, а во-вторых, гения, от которого все в таком восторге, она заставляет плясать под свою дудку, вот!

Папуна подал ей сигарету. Только он направился к мольберту, она крикнула, продолжая сверлить глазами Магду:

— А спички?!

Папуна зажег ей спичку, затем нагнулся и включил магнитофон, стоявший тут же на тахте. С первыми звуками музыки Папуна обернулся к Магде… И Магда поняла, что это было сделано для нее, и благодарно улыбнулась.

— Стравинский, — сказала она.

Папуна невозмутимо кивнул, продолжая писать, однако время от времени он кидал на Магду внимательные взгляды. Видно было, что он удивлен и заинтересован.

— Я очень люблю Стравинского, больше всех, — проговорила Магда, и Заза понял, что не из желания похвастать своим знанием музыки она это сказала — просто вырвалось.

Папуна все рисовал. У ног его стояла литровая бутылка с водой, к которой он то и дело прикладывался. Магда наконец решилась и встала со стула; она ближе подошла к картинам, развешанным на стенах.

Заза смотрел на Магду и чувствовал, как где-то, в самой глубине его сердца, зарождается радость. Радость была ясной и светлой, как солнечный день. Все становилось чудом: и эта пыльная мастерская, и небо, синеющее сквозь грязные стекла в потолке.

— Слушай, кто эта девушка? — услышал Заза шепот Папуны.

Заза обернулся к Папуне, который вдруг незаметно очутился рядом с ним.

— Это Магда!

Сияющий Папуна подмигнул Зазе:

— Вот это я понимаю!

На площади Ленина Заза и Магда вышли из автобуса. Картины Папуны понравились Магде, и она всю дорогу делилась с Зазой своими впечатлениями.

Магда говорила очень громко, отчаянно жестикулируя. Можно было подумать, что Заза был другого мнения и она старалась его переубедить. Заза улыбался.

Они уже перешли площадь и теперь шли по одной из улиц старого города.

— Только он рисует все время одинаково, — сказал Заза.

— Что? — Магда не поняла его.

— Сколько я его знаю, он все время так рисует.

— Ну и что же, разве это плохо?

— Он что-то нашел — и успокоился, хотя то, что он нашел, мне очень нравится, — признался Заза.

И в эту самую минуту возле них остановилась «Волга».

— Магда! — позвали из «Волги», и Магда обернулась. А Зазе не надо было оборачиваться, он и без того сразу догадался, кто это мог быть.

«Бадри! Бадри! Бадри!» — тревожно застучало сердце.

— Бадри? — услышал он удивленный голос Магды.

Заза отошел в сторону и закурил сигарету. Потом он все же повернулся к машине: Бадри и Магда разговаривали.

Магда сделала шаг в сторону Зазы, но Бадри остановил ее и что-то сказал, Магда мотнула головой и снова собралась уходить. Бадри загородил ей дорогу.

«Может, мне надо подойти?» — подумал Заза.

Магда молча и упрямо рванулась, тогда Бадри уступил. Не оглядываясь, Магда подошла к Зазе.

— Магда! — крикнул Бадри.

— Пошли! — сказала она Зазе и взяла его под руку.

— Магда!

— Идемте же! — повторила Магда.

Заза нехотя двинулся: все это очень походило на трусливое бегство.

Дверца «Волги» озлобленно хлопнула, машина сорвалась с места и промчалась мимо них.

Магда крепко держалась за него и молчала. Потом Заза спросил ее только для того, чтобы нарушить это невыносимое молчание:

— Ну что, значит, мне брать билеты?

Перед этим они договорились пойти в кино.

— Что? — Магда даже остановилась.

— Я спросил, взять ли мне билеты?

Он почувствовал, что не мог придумать ничего нелепее этих билетов!

Магда отпустила локоть Зазы и пошла вперед. Она шла и размахивала сумкой, а Заза ждал ответа.

Да нет, не ответа он ждал: ему хотелось, чтобы Магда сказала что-нибудь, потому что его идиотский вопрос сделал и без того неловкое молчание еще более напряженным. Магда уже отошла довольно далеко. Теперь молчание растянулось между ними, как резина.

Мимо них промчались велосипедисты. Потом у Зазы кто-то попросил прикурить. А потом получилось так, будто до сих пор он ничего вокруг не замечал, а очнувшись, увидел очень близко, прямо перед собой, Магду. Значит, Магда ждала его.

— Какие билеты? — спрашивала Магда.

— Никакие.

И вдруг Магда стала такой чужой и далекой, словно он с ней и не разговаривал никогда. Чужой и далекой, а еще непонятной и недосягаемой. Исчезло и то чувство счастья, которое не покидало его с самой мастерской Папуны.

— Здесь я живу, — сказала Магда.

И она тоже изменилась. Теперь у нее было усталое лицо, и она больше не улыбалась. Прислонившись плечом к стене, она сказала:

— Ужасно болит голова!

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Заза, — до свидания.

— До свидания, — ответила она, безучастно подавая ему руку. Если бы Заза вовремя не подхватил эту усталую безвольную руку, так безразлично ему протянутую, она, наверное, упала бы. Теперь уже ни к чему говорить о кино. Да и Зазе не хотелось заводить об этом разговор — не стоило. Заза повернулся, собираясь уходить.

— Если будете в Москве…

Заза остановился, Магда продолжала стоять, прислонившись к стене.

— Если будете в Москве, заходите, — она назвала адрес.

— Спасибо.

— Жутко болит голова, — сказала Магда и попыталась улыбнуться.

Заза шел очень быстро, разве что не бежал.

Наступило время позаботиться о гостинице. Было уже четыре часа. А он стоял на Красной площади и думал, что делать. Вернуться сегодня в Тбилиси он не мог, не мог он уехать из Москвы, не повидав Магду.