Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Засучив рукава, врач с особой тщательностью вытирал полотенцем руки. Был он далеко не молод, низкого роста, лысый, в джемпере домашней вязки, из брюк вылезала небрежно заправленная рубашка.

Адам привстал и поздоровался.

— А-а! — протянул врач, будто узнал Адама. — Садитесь, пожалуйста!

Затем, бросив полотенце на кровать, он крикнул:

— Мама!

Дверь отворилась, и в комнату вошла старуха.

— Где мои очки?

— Очки? — засуетилась старуха. — Очки?

Она кинулась к столу и, когда ничего там не нашла, почему-то взглянула на Адама и беспомощно улыбнулась.

— Все у нас вверх дном, все! — раздраженно проговорил доктор.

— Вон очки, на постели, — как можно вежливее вмешался Адам.

Старуха бросилась к кровати, взяла очки и радостно воскликнула:

— Вот они!

Врач тотчас же надел очки, как бы спеша убедиться — ему они принадлежат или нет, затем смущенно обернулся к старухе:

— Прости меня… — И обнял ее за плечи.

Старуха насупилась:

— Всегда ты так!

Однако по всему было видно, что ласка сына обрадовала ее.

Дворец Посейдона - i_022.png

— Я пойду, — спустя некоторое время проговорила она.

— Останься, — сказал ей сын.

— Пойду, у меня чайник стоит.

— Хорошо, мамочка!

Он посмотрел ей вслед и, обернувшись к Адаму, сказал:

— Постарела мать…

Он раскатал и застегнул рукава сорочки и достал из шкафа белый халат:

— Ну, давайте!

Адам огляделся по сторонам: что можно увидеть в этой полутьме? Врач, словно угадав его мысли, подошел к бормашине и повернул лампочку, приделанную возле нее, которую Адам до сих пор не замечал. Лампочка загорелась.

Адам подошел и сел в кресло.

— Откройте рот! — сказал ему врач.

Адам открыл рот, но врач вдруг от него отошел и принялся что-то искать на письменном столе.

Адам не знал, что ему делать: закрывать рот или нет? Может, так и нужно? — думал он. У зубного врача он был впервые. Доктор вернулся с газетой в руках:

— Вы читали?

Адам взглянул одним глазом на газету, рот его оставался открытым, врач только сейчас это заметил.

— Ох, извините! — Он бросил газету на подоконник. Окно, пробитое как раз против кресла, было наглухо закрыто ставнями, как видно, и днем их не открывали: на подоконнике стояла швейная машина и большая бутыль, оплетенная соломой.

Врач открыл металлическую коробку, вынул из нее какой-то инструмент.

«Вот сейчас начнется!» — подумал Адам и приготовился к страшной боли.

— Три дня, как я не сплю, — сказал Адам.

— Это пустяки, — ответил ему врач.

— Болит!

— Так всегда бывает!

— Три ночи!..

— Ну-ка, откройте рот!

Потом он опять оставил Адама, подошел к столу, сунул сигарету в длинный мундштук, закурил и, выпустив струйку дыма, проговорил:

— Это естественно!

У Адама зуб больше не болел, теперь ему хотелось побыстрее уйти отсюда, уйти как можно скорее.

Врач принес стул, присел рядом с ним и стряхнул пепел в урну. Он отоспался днем, впереди у него была долгая бессонная ночь, и он не спешил отпускать пациента.

— Ну, я пошел, — сказал Адам, собираясь встать.

— Нет. Я должен положить вам лекарство.

«Чего же тогда ждешь?» — подумал Адам, а вслух произнес:

— Хорошо, пожалуйста.

— Я вас знаю, — вдруг проговорил врач.

— Да, — отозвался Адам, — да…

— Вы строите мост, верно?

— Да…

— А теперь?

— Что — теперь?

— Когда пойдет снег, тогда что?

— Что поделать, приостановим.

— А снег пойдет скоро, может быть, он идет уже сейчас.

— Нет… Сейчас моросит дождь…

— Так бывает всегда — сначала дождь, потом снег.

— Да…

— А потом опять дождь.

— Может быть, и не приостановим, — сказал Адам.

— Изведетесь.

— Посмотрим, там видно будет.

— Может быть, снег и не пойдет. Вы, конечно, живете один?

— Для нас оборудованы вагоны. Там я и живу.

— Здесь, наверно, у вас есть знакомые?

— Да, есть. Нас много. Рабочие…

— Ну-ка откройте рот! — Врач наконец встал.

Через некоторое время в дверях показалась голова старухи.

— Ты меня звал? — спросила она сына.

— Нет.

— Значит, мне послышалось, — она прикрыла за собой дверь.

— Это моя мать, — сказал врач, — совсем постарела, бедняжка, — и после паузы добавил: — Да ведь и я постарел. А у вас есть родители?

— Нет.

— Что вы говорите? — врач снова опустился на стул. — Что вы говорите?

— …Значит, у меня нет ничего серьезного? — Адам приложил руку к щеке, желая напомнить врачу о своем больном зубе.

— Ничего страшного, — сказал врач и тяжело поднялся, — у вас такие зубы, что можете смело жевать железо… Не бойтесь… Ничего не бойтесь…

Адам не понял, чего он не должен бояться.

Когда они вышли в большую комнату, Адам снова взглянул на детское фото, висевшее на стене.

— Эта фотография…

Врач не дал ему договорить.

— Вы видели ее? Это мой племянник, теперь ему столько же лет, сколько вам.

— А я думал… — Адам растерянно улыбнулся, — наверно, и я был в детстве таким.

— Дети похожи друг на друга, — ответил врач, доверительно коснулся раскрытой ладонью груди Адама, взглянул на него снизу и с лукавой улыбкой добавил: — А что потом с ними делается, уж не знаю!

Вдруг он увидел лежащую на пороге собаку:

— Ого?!

Адам страшно смутился.

— Не захотела ждать во дворе, — извиняющимся тоном проговорил он.

— Ну и что тут такого, что тут такого? Как она вымокла, бедняга!

— Встань, Курша! — крикнул Адам собаке.

Собака поднялась. Врач смело подошел к ней и погладил по голове.

— Какая она большая! — воскликнул он с детским восторгом.

Они вышли в переднюю. Врач открыл дверь.

— Большое спасибо, — пробормотал Адам.

— Если заболит, то не стесняйтесь, тут же ко мне. Но я думаю, что все будет хорошо.

— Большое спасибо…

— Заходите и просто так. Мы собираемся по субботам, играем в нарды, беседуем.

— Спасибо.

— Обязательно заходите.

В это время врача окликнула мать:

— Простудишься, заходи в дом!

— До свидания, — сказал врачу Адам.

— До свидания. Как там, темно?

— Ничего, я найду дорогу.

— В конце улицы должна быть лампочка. Оттуда начинается асфальт.

— Всего доброго!

— Заходите!

— Спасибо!

Адам не пошел туда, где светила лампочка, а сразу же свернул. Не признаваясь себе в этом, он знал, что идет к дому Тины. Прошла неделя, как он ее не видел, ни разу. А это было невыносимее любой зубной боли. Все он мог вытерпеть, все — только бы видеть Тину!

Сейчас он непременно должен увидеть ее. Вряд ли это возможно в столь поздний час. Но все же у него была какая-то надежда. Вдруг она случайно зайдет к соседям? Выйдет и увидит меня. Как всегда, ничего не скажет, только взглянет разок и уйдет… исчезнет. Если даже она остановится и заговорит со мной, что я могу ей сказать? Ничего… я и сам знаю, что поступаю глупо и нет у меня на это права, но что поделаешь! Разве и вчера я не стоял здесь? И позавчера? Всем уже глаза намозолил, а людям большего не надо, чтобы женщину очернить…

Затем он почувствовал, что бежит; ему казалось, что дождь не пускает его, преграждает ему путь, грубо ухватив его за рукав, тащит назад. Он сопротивлялся изо всех сил и бежал вперед.

Собака семенила за ним. Так, не сбавляя шагу, он добежал до дома Тины. Он вовремя опомнился, иначе мог налететь на калитку, выдать себя.

Он остановился и перевел дух. Взору его предстало нечто совсем неожиданное: калитка была распахнута. В глубине двора стоял грузовик, с которого сбрасывали дрова. Адам явственно слышал голос ее мужа. За двухэтажным кирпичным домом, как помнил Адам, находилась кладовка. В окне горел свет, и сердце подсказывало Адаму, что Тина непременно должна быть там.

105
{"b":"850623","o":1}