— Вас это смешит? Забавно, а? — спросил хозяин и продолжал: — Но в этом есть своя мысль, в этой роли хозяйки или патронессы. Вы, видимо, недавно живете в городе и не знаете, не ведаете, что такое наше, так сказать, деловодство. Я это именно таким словом называю. Оно очень смешит мою сестру. Понимаете — домоводство, рыбоводство, деловодство и в то же время — притворство, озорство, позерство. А деловодство наше состоит в том, что один человек до умопомрачения испытывает любопытство к другому. Заинтересован прямо до сумасшествия! Свои дела, то есть свое деловодство, готов запустить совершенно, пусть они летят кувырком, так оно и бывает, зато главное: что делает другой, каковы дела у него? А потом начинаются перешептывания, догадки и пересуды. Вот вы, например, пришли сегодня сюда, а я убежден, могу даже об заклад биться или крысиного яду принять, что какая-нибудь бабенка уже шепчется с кем-то, куда-нибудь отправляется, чтобы у кого-то кое-что выспросить, не в лоб, конечно, понимаете. И стоит только вам выйти за порог, вас уже ждет в воротах, у помойки, на лестнице или где-нибудь в уголке какая-то баба или дама; она сразу же вступит с вами в разговор, мол, кто вы такая будете, кто родители, откуда вы приехали, городская или деревенская, сколько вам лет, есть ли знакомые или родственники, где они живут, какая у них должность, бедные или богатые и т. д. и т. п., ибо вопросам на этом свете нет конца. Мне, конечно, наплевать, что обо мне или о ком-то еще какая-то баба талдычит, но вам ради вашей же пользы дам совет: не слушайте этих шепталыциц и сплетниц, не разговаривайте с ними. Я хочу, чтобы мой дом не был замешан во все эти сплетни и деловодство и чтобы человека, который живет со мной под одной крышей, тоже не касались эти сплетни. Я хочу, чтобы был на свете, по крайней мере, хоть один уголок, где я мог бы отдыхать от злых языков, косых взглядов, от наветов и кривотолков — одним словом, от всего, что зовется борьбой за жизнь. Барышня Ирма, вы еще молоды, вы еще толком не знаете, что такое жизнь и борьба за жизнь. Вы не представляете еще, сколь злы и несправедливы люди, как они жестоки, сколь мало в мире прямоты, откровенности, честности, справедливости и любви, любви особенно, любви и преданности. И когда кто-то, к его великому счастью, создан немного иначе, он загнан в угол, как волк, и щелкает зубами. Поэтому, барышня Ирма, если и вы созданы чуть-чуть иначе, нежели другие люди, если ваши стремления и помыслы — так сказать, идеалы — более высоки, чем у других, то — прошу вас — никаких разговоров по углам, в воротах или у помойки, никаких шептаний с бабами и служанками, даже если они так же молоды, как вы, ибо в городе люди испорчены с малолетства, так сказать, еще в утробе матери. Если мы поймем и уважим друг друга в этом, то сможем жить вместе долго, возможно, весь свой век. Только не смейтесь! Шутка шуткой, но человек порой очень нуждается в одиночестве, хочет побыть в одиночестве или наедине с кем-то, что одно и то же, но как ты сможешь оставаться один или вдвоем с кем-то, если всюду шепот и завистливые сплетни. Ну вот, теперь распорядок нашего дома вам известен, и вы можете следовать ему, так сказать, войти в него. А что касается ваших курсов, постарайтесь все точно разузнать не сегодня-завтра, чтобы в доме был порядок, так как я и моя сестра — мы любим порядок, чистоту и порядок. Этому мы научились за границей, мы много путешествовали. К тому же мы не чистые эстонцы, у нашей матери была часть шведской крови. Об отце точно не знаем, а у матери определенно были в роду шведы. А швед любит чистоту и порядок.

Хозяин квартиры наконец ушел, Ирма осталась одна. Она присела на первый попавшийся стул и сидела долго. Что-то хорошее и приятное переполняло все ее тело, пульсировало даже в кончиках пальцев. Никогда еще не слышала Ирма, чтобы какой-то человек, тем более такой солидный господин с долей чужой крови, мог так просто и сердечно говорить, к тому же столь разумно и понятно. Дай бог, чтобы и сестра его, когда она вернется, оказалась такой же сердечной и откровенной!

По правде сказать, таким Ирма всегда и представляла себе интеллигентного человека, и если сравнивать хозяина с этим образом, возникшим в ее голове, в хозяине квартиры не было ничего необычного. Необычным было только то, что вообще встречаешь кого-то, кто гармонирует с воображаемым тобою существом. Эта необычность и придает жизни значение, делает ее прекрасной и возвышенной, так сказать, идеальной. Да, жизнь может быть идеальной, если идеальны люди. Среди мужчин скорее найдешь идеальных людей, чем среди женщин, казалось Ирме; она сидела на стуле и размышляла.

И кто знает, сколько бы она просидела в раздумье, если б не прозвенел звонок. «Неужели хозяин?» — мелькнуло в голове у Ирмы. Оказалось, что нет: всего лишь женщина, очень полная женщина стояла за дверью, она поздоровалась вежливо, даже почтительно, и спросила, останутся ли барышня здесь совсем или будут только временно; дело в том, что она здесь в доме дворником и обязана следить, чтобы в нем не жили люди, которые не прописались. Хозяин в этих делах (в «деловодстве», значит, подумала Ирма, вспоминая слова квартирохозяина) ужасно капризен, прошлый год ему пришлось уплатить штраф — полиции, конечно, — за то, что кто-то прожил неделю без прописки. Вот она и пришла сюда — она со своим стариком в дворниках здесь уже давно — и просит извинить ее за беспокойство. Не может ли она, если барышня останутся здесь насовсем, отдать ихний паспорт на прописку.

— У меня, к сожалению, нет с собой паспорта, — наконец смогла вставить Ирма, — забыла у тети. Но…

— Ах, у барышни, значит, и тетя есть в городе? — как бы с облегчением спросила мадам дворничиха.

— Да, тетя, — ответила Ирма. — Зайду к ней и тогда…

— И это место для барышни нашла ее тетя? — успела снова спросить дворничиха.

— Да, тетя, и когда я к ней зайду, то непременно захвачу паспорт, завтра я…

— Тетя, значит, знакома с господином или даже его родственница? — допытывалась дворничиха, казалось, уже совсем утерявшая интерес к паспорту Ирмы и к прописке.

— Не совсем так, — пробормотала Ирма, сама не зная, что ответить; она уже догадалась, что «деловодство», о котором предостерегал ее хозяин, уже началось.

— Ну, понятно, — согласилась дворничиха, — раз не родственница, значит, только знакомая. А нельзя ли спросить, давно знакома или только что?

— Этого я не знаю, не спрашивала у тети, недавно из деревни приехала, завтра, значит…

— Ах, барышня недавно из деревни! — удивилась дворничиха. — Не сердитесь, но вы не из хозяйских ли дочерей или, может, дочь торговца, сапожника, гробовщика — мало ли что бывает на белом свете?

— Ни то, ни другое и не третье, — ответила Ирма и быстро прибавила: — Сегодня же принесу паспорт от тети, завтра сможете прописать. — Сказала и закрыла дверь.

На этом «деловодство» закончилось. Слава богу, что еще хозяин предостерег, иначе Ирма невесть что рассказала бы про себя и про других. Да и сейчас, пожалуй, наговорила лишнего. Пусть, в другой раз она будет умнее, теперь она лучше подготовлена. Утешившись этим, Ирма принялась убирать комнаты, пытаясь не забыть тетиных наставлений: вытирая пыль, не бить, не ронять вещи, ставить их на прежние места. Не забывать, где что стоит. Внимательно оглядеться, оглядеть каждую вещь несколько раз, запомнить, что́, где, в каком порядке, — и только тогда начинать уборку.

Ирма принялась, так сказать, «зубрить», в каком порядке все расставлено в квартире. Она шла по комнатам и смотрела, притрагиваясь к вещам, касаясь рукой дверец шкафов, ручек дверей. Наконец остановилась перед книжным шкафом, сквозь стеклянные створки которого виднелись отливавшие золотом переплеты. Она стала читать имена, а чтобы удобнее было, открыла дверцу ключом и, к своему удивлению, увидела, что книги с золотым тиснением занимают только верхние полки, а внизу лежат альбомы, модные журналы, старые газеты и письма, картонки, пустые и набитые всевозможным тряпьем, старые ботинки и туфли, пара новых галош и т. п.