Наконец Стоян, усталый, небритый, без шапки, поднялся на грузовик и велел жене и дочери садиться. Грузовики тронулись, накрытые половиками вещи накренились сначала в одну, потом в другую сторону. Мать с дочерью, вытирая слезы, махали друг другу, пока машина не скрылась за углом.

— Увидимся ли когда со Стоей? — протянула одна из соседок.

— Она, бедная, все глаза выплакала.

— Родной край, кому его не жаль?

На улице показалась телега, и собравшимся пришлось расступиться. Колеса натужно скрипели от чрезмерной тяжести. Пестрый половик развернулся и свешивался к заднему колесу. Ведерко упало и, глухо звеня, покатилось по камням. Возчик слез с телеги, поднял его и подобрал половик. Колеса заскрипели опять.

Провожавшие все еще не разошлись. Печально глядели они вслед удалявшейся телеге. Каждый думал, что и ему предстоит то же самое.

— Кто раньше уедет — на новом-то месте быстрей свыкнется.

— А Стояновы все увезли?

— Только плетень остался. А так все с собой взяли.

— Кошку-то взяли?

— Неизвестно, что будем сами есть, а тут еще кошек тащить!

Худенький старичок отозвался нерешительно:

— Сказать бы надо, чтоб, когда дома начнут ломать, трубы оставили, пока у аистов птенцы не подрастут…

Старший брат Стояна пошел посмотреть, не забыто ли чего в доме и во дворе. Вернулся он с фонарем, что так и остался висеть на крюке под навесом.

— Ну, в добрый час, — сказал он. — Поспешили они только. Могли бы еще несколько недель повременить. Все бы вместе и поднялись.

— Да ведь ты же знаешь Стояна: всегда был очень быстрый. Как увидел, что школу разобрали да в нижней слободе стали дома сносить, понял, что все кончено. И правильно сделал.

Женщины еще постояли немного, потом стали расходиться. Каждая поняла, что незачем откладывать и обманывать себя, а нужно собираться.

— Чего ждать? Надо уж кончать скорее с этим…

— Очень я терзалась, пока решали, куда ехать. А сейчас ничего. По правде говоря, меня даже тянет посмотреть, как устроимся на новом месте. Все мысли уже там. И муж говорит: «Пора ехать, а то мне надоело смотреть на этот беспорядок да слушать причитания. Чужим теперь все тут стало».

Улица опустела. Остался только старший брат. Он еще раз обошел двор, увидел забытую корзинку и внес ее в дом. Без дверей и оконных рам дом показался ему совершенно незнакомым, словно он был здесь впервые.

Вот здесь, у очага стоял трехногий стул, на котором он любил сиживать вечерами. Сколько переговорили они тут о водохранилище! Если бы словами можно было остановить строительство!

Через несколько месяцев запрудят реку и вода начнет прибывать. Сначала зальет нижнюю слободу, потом дойдет и до их дома.

Новая жизнь постепенно и неуклонно входит в свои права. Они хотели остаться в стороне от нее, но это не помогло, плотину построили и без них. Прав был его сын. Молодые раньше прозрели. Раньше поняли то, о чем говорят ему сейчас этот опустевший двор и покинутое жилище. Новая жизнь. Только бы было все лучше.

По крутой тропинке Ольга поднялась на поляну, глубоко вдохнула в себя аромат буйных трав, среди которых прятались последние осенние цветы. Она только что выбралась из шахты и, как ночная бабочка, не могла привыкнуть к свету. В ушах ее все еще звучал дробный стук отбойных молотков и гром взрывов. Ей пришлось пройти сотни метров, не поднимая головы, сквозь лес креплений, которые поддерживали грозно нависшую скалу.

Ольга радовалась, что недоразумение с фундаментом бетонного завода уладилось без вмешательства Гидропроекта. Младен приехал в Буковицу и взял на себя исправление трассы. Евтимов же был занят откачкой прорвавшейся воды. Ольга тогда два дня провела на стройке. И опять они, как некогда, сидели напротив за столами в конторе. Младен тоже был прежним: веселым, остроумным, внимательным. Иногда он замолкал и как-то по-особенному глядел на нее. В эти минуты девушке казалось, что вот-вот Младен скажет ей то, чего она так давно уже ждет.

В этой надежде Ольгу укрепил и еще один, совсем недавний случай. Две недели назад она была в опере вместе с Весо и Младеном. Давали «Фауста». Ольга надела тогда свое вечернее голубое платье, которое ей очень шло. Настроение у нее было чудесное, в глазах светилась радость, то и дело звенел ее смех.

Младен не сводил с нее глаз. Даже во время спектакля она чувствовала на себе его взгляд. Выходя, Младен и Весо пропустили Ольгу вперед. Пройдя несколько шагов, Младен догнал ее и пропел: «Позвольте предложить, красавица, вам руку». И когда они пошли, почти прижавшись друг к другу, прошептал: «Оля, это ты изменилась или у меня открылись глаза?» Потом отпустил ее руку, и они, теперь уже втроем, шли, смеясь и перебрасываясь шутками, совсем как раньше.

С того вечера Ольга не видела Младена и не знала, верить ли перемене, происшедшей в нем, или это было сказано в шутку. Ей хотелось расспросить кого-нибудь о нем. Сколько раз собиралась поговорить со Светлой и все не находила удобного случая, да и смелости не хватало…

Ольга увидела внизу Евтимова, который, должно быть, искал ее, и помахала рукой. Он не заметил ее и все оглядывался. Девушка добежала до края поляны, где был пологий спуск с холма, и позвала:

— Эге-гей! Идите сюда!..

Теперь Траян увидел ее, но слов разобрать не мог. Тогда Ольга сложила руки рупором и крикнула во весь голос:

— Тут просто рай!

Евтимов легко взбежал по тропинке.

— Рай? — спросил он, не сводя с нее глаз.

— Как у вас чудесно! Я бы согласилась пробыть в туннеле двадцать четыре часа, только бы потом хоть пять минут подышать этим воздушным нектаром… Эге-гей!..

Девушка закинула руки за голову. Ее стройное тело четко вырисовывалось в потоке солнечных лучей.

— Тогда оставайтесь с нами.

В эту минуту Траян забыл все: строительство, туннель, Дору. Эти цветы, этот луг, жужжание пчел означали для него только одно — молодость. И в этом «раю» — девичьи полураскрытые губы, словно ожидавшие поцелуя.

Девушка покачала головой: нет! Взгляд ее стал далеким и загадочным. Траян, чтобы не выдать охватившего его волнения, сказал с нарочитой сухостью:

— Машина идет на плотину. Вы можете поехать на ней. — И неуверенно добавил: — Я тоже еду. Меня вызывает главный инженер. Наверно, опять какие-нибудь неприятности. Мы с ним не понимаем друг друга.

— Да, я заметила.

— А может ли быть иначе? — нервно заговорил Евтимов. — Он относится ко мне с предубеждением. У него, как и у всех бюрократов, устаревшие понятия. Он хочет руководить, сидя в канцелярии. И потом никак не может мне простить, что в верхах был принят мой проект шахты и ему пришлось смириться. Если бы не парторг Божинов, нелегко бы мне пришлось. Главный инженер думает, что я хочу сесть на его место. Но я уже давно смирился, что меня отстранили, направили на самую дальнюю линию. К тому же и она ведь может попасть в центр внимания.

Евтимов умолк. Ему стало стыдно, что он так много говорит о себе. Но перед кем же излить душу, как не перед этой девушкой, так много сделавшей для него?

— Однако вы мне еще не ответили, задержать ли для вас машину.

— Что? — зазвенел девичий смех. — В такой чудесный день ехать на машине? Ни в коем случае! Пешком по лугу. Пойдемте вместе?

Траяну показалось, что он всегда мечтал вот о такой прогулке, но не решался показать свою радость.

— Тут не одни луга. Есть овраги и заросли. Около четырех километров придется пройти.

— А как же вы ходите в стужу и метель? Неужели дадите мне заблудиться? — она лукаво взглянула на него. — Пошли!

— Да… Нет… Подождите!..

Его охватило смятение. Он боялся упустить эту минуту. Сколько красоты и свежести может принести с собой один осенний день! Он хотел запомнить этот день навсегда. Унести это воспоминание с собой в туннель. Когда обрушится порода, когда забьет вода, когда подломятся крепильные опоры — слышать голос Ольги…