Дурхан вздрогнул, поднял большие печальные глаза, кроткие и добрые. Он тут же пришел на берег, вытер о песок ноги и быстро надел резиновые сапоги.

— Нужно не только бегать и таскать камни, Абдулла, — сказал он низенькому парнишке, такому же смуглому и добродушному. — Думать тоже надо. Вот я и засмотрелся на реку. Чудно мне, как это ее перекроют…

И опять чей-то злой голос выкрикнул:

— Без тебя найдутся, кому об этом думать. Тебя не спросят.

Младен вмешался в разговор:

— Дурхан, а как по-твоему, произойдет перекрытие?

Юноша испуганно оглянулся. Подумал, что над ним смеются. Но добрая улыбка Младена успокоила его.

— Я не знаю. Это дело инженеров. Раз уже пробовали — не вышло. Вода смыла камни и сваи. И второй раз все пропало. Тут надо получше подготовить.

Дурхан подхватил пустые носилки, позвал своего напарника и земляка Абдуллу, и оба направились к груде камней, ступая легко, как все горцы.

Младен остался у реки. Когда он чертил в Гидропроекте свой план, ему и в голову не приходило, что встретятся такие трудности, над которыми бился Дурхан. Тогда он только рассчитал, какой ширины должен быть отводной канал, какое количество материала необходимо. Осуществить это — дело строителей. Он почувствовал себя беспомощным, растерянным перед масштабами строительства. Выходит, прав был скептик Бенчев? С тачками и неопытными людьми и за десять лет ничего не сделаешь. Река тысячелетиями пробивала путь между твердыми скалами, крутыми и неприступными. Как остановить эту стихию, изменить вековое движение воды?

Через три года среди этих диких, мрачных скал будет воздвигнута плотина. Сейчас, правда, люди еще почти ничего не говорят об этом. На дне ущелья землекопы выдалбливают котлован. А там, между вершинами скал, рабочие натягивают стальной канат кабель-крана. Отсюда они кажутся совсем маленькими, а толстенные стальные тросы, которые соединяют один горный склон с другим, выглядят тонкими проволочками, не толще комнатной антенны.

Но недаром Младен столько времени и сил отдал проекту этого мощного сооружения. Он как бы воочию видел уже то, что здесь должно быть: вот контрольная галерея оделась в бетон, выше поднимается плотина. Чертеж — его чертеж — оживал на всем пространстве между склонами гор. Младен почувствовал волнение, как перед самым трудным экзаменом. Кровь словно живее потекла по жилам. И забыв свою прежнюю неуверенность и беспомощность, молодой инженер начал взбираться по склону туда, где монтировали кабель-кран.

Это место считалось сейчас одним из самых важных на стройке. Поэтому каждый, кто шел мимо, обязательно хоть на секунду останавливался посмотреть, как идет работа. Здесь всегда толпились любопытные. Среди них Зарев увидел девушку, которую встретил сегодня утром в конторе. «Небось покрасоваться пришла», — подумал он неприязненно.

Девушка кивнула ему, как старому знакомому:

— И вы сюда забрели?.. А здорово продвинулись они со вчерашнего, — девушка показала рукой в сторону монтажников. — Я, знаете, каждый день сюда прихожу после работы. Вот это настоящее дело! Не то что с чернильницей да промокашками в конторе воевать. Брошу я ее, обязательно брошу!..

Младен теперь уже с любопытством смотрел на девушку. Нет, она не притворялась. Это было видно по восторженному блеску ее глаз.

— Ишь вы какая! — шутливо сказал Зарев. — А позвольте спросить, молодой энтузиаст, как ваше имя?..

— Таня… Ой, совсем не так, — засмеялась девушка. — Мое настоящее имя Стоянка. Но приезжавшим к нам советским инженерам гораздо больше нравилось называть меня Таней. Теперь все меня так и зовут. И мне это новое имя по душе: оно связывает меня со строительством. Чувствую себя другим человеком. Ну, мне пора. Заболталась я с вами, а дома еще дел непочатый край.

Ее светлое платье исчезло среди камней. Младен смотрел девушке вслед, а думал совсем о другой.

Почему люди так по-разному ко всему относятся? Отчего строительство влечет Таню и отталкивает Лиляну? Младен снова вспомнил, что произошло вчера. Неужели этот вечер поставил последнюю точку в его отношениях с Лиляной? Он вспомнил, как стоял с билетами у входа в кино, то поглядывая на часы, то всматриваясь в обе стороны слабо освещенной улицы, и не знал, откуда именно придет Лиляна. Наконец увидел ее и радостно помахал билетами. Ничего, что они опоздали и пропустят хронику. Гораздо важнее, что она все-таки пришла!

Лиляна не торопилась, и он сам поспешил ей навстречу. Она прислонилась к фонарному столбу. Ее волосы отливали золотом. Лиляна улыбнулась, довольная, что он любуется ее сияющей красотой.

— Я не могу идти с тобой в кино. Приезжает моя тетя, мне надо быть на вокзале.

Она выразила сожаление, что так вышло. Говорят, картина хорошая, и к тому же скоро сойдет с экрана. Впрочем, может быть, она еще успеет посмотреть фильм вместе с тетей. А Младен, если хочет, может проводить ее до трамвайной остановки. Да кстати расскажет толком, куда это он уезжает. А то она ничего не могла понять по телефону. Во всяком случае, раз он предпочитает какое-то там водохранилище Софии, пусть пеняет на себя. Она не станет вмешиваться. Ей он представлялся несколько другим, более современным. А он, оказывается, готов все бросить ради какой-то чепухи.

Младену не пришлось и рта раскрыть: девушка говорила без умолку. А на остановке, наспех попрощавшись, она тут же вскочила в трамвай. На площадке Лиляна остановилась и, хотя мешала входящим, оставалась там, пока вагон не тронулся.

Трамвай ушел, а Младен так и остался стоять на остановке с билетами в руках.

Пока Лиляна была рядом, пока он видел ее загадочный взгляд, манящую улыбку, тонкие ярко-красные губы, стройную фигуру в облегающем костюме, он делал все, что она захочет. Но стоило ей уйти, и он почувствовал себя крайне униженным. Ему показалось, что она жестоко посмеялась над ним. Она даже не попыталась его удержать, спокойно позволила уехать. Ну что ж! Теперь уж ничто не удерживало его в Софии. Он постарается вырвать Лиляну из своего сердца, чего бы это ему ни стоило…

Все это произошло вчера вечером. Так недавно и так давно — словно бы в ином мире. И сейчас, здесь, в горах, вспоминая об этом, Младен испытывал незнакомое доныне чувство: он устыдился, что не столько искреннее желание работать на строительстве, сколько обида, нанесенная девушкой, привела его сюда. Но даже и теперь он не чувствовал ни гнева, ни досады, а по-прежнему мечтал о Лиляне, такой волнующей и желанной. Он снова хотел ее видеть.

Зарев проснулся в плохом настроении и хотел поскорее подняться с неудобной кровати, но пол был такой грязный, что он снова сел на койку, брезгливо поджав ноги. Повернувшись, он увидел спину мужчины, брившегося перед осколком зеркала, которое висело на стене.

«Наверное, это и есть Сиджимков, мой сосед», — подумал Младен, но не заговорил с ним, а принялся обуваться.

— Проснулись? Давайте знакомиться: Сиджимков Гаврил, но все зовут меня Гико. Сообщаю это на всякий случай, чтобы вы не удивлялись, если кто вас спросит про Гико. Ну, что вы собираетесь делать? Где думаете остановиться?

— Меня сюда направили.

— Да, вижу. Но это возможно только на время. Мне нужна комната: у меня бывают гости.

Сиджимков держал в руке электрическую бритву так, словно угрожал кому-то. Проследив за взглядом Зарева, он утратил самоуверенность и невнятно пробормотал: «Беспорядок, конечно. Уборщица приходит только раз в неделю, да и то не всегда. А мне некогда заниматься домашними делами…»

— Я буду только рад, если наше совместное пребывание окажется временным, — спокойно ответил Младен. — Дадут мне другую комнату, и я с удовольствием избавлю вас от своего присутствия.

— Да, но вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что кто-нибудь позаботится и предложит вам комнату. Сами идите — требуйте, настаивайте, ругайтесь!

— Я еще не знаю здешних порядков.

Младен завязал шнурки ботинок и принялся разглядывать своего нового знакомого. Сиджимков тщательно брился, то придвигаясь, то отдаляясь от зеркала. Светлые непослушные волосы и синие с металлическим отливом глаза отражались в неровном стекле. Вот Сиджимков положил бритву на подоконник и, взяв большие ножницы, попытался подстричь усики.