Для нее все кончено. Но как она сможет жить без Траяна? Кому же верить? Кому выплакать свое горе? Сколько лет она верила только ему. Только он может найти слова, которые успокоят ее. Нет. Теперь она ничего не может ему сказать. Она не останется здесь с ним. Но вернуться в город и начать прежнюю жизнь тоже невозможно.

Дора вынула свернутую бумажку. Нет, это ложь! Тут какая-то ошибка, недоразумение. И она опять перечитывала эти строчки. Они написаны им, это его почерк, знакомый до мельчайшей черточки. Дора не видела, что уже наступил вечер. Ей было все равно, день теперь или ночь. На душе было темно и безнадежно, словно ее засыпало в туннеле.

Она не слышала, как вошел Траян, как зажег лампу. Только когда остановился рядом с ней и сказал устало: «Все живы», — она вздрогнула, молча протянула ему записку. Траян с недоумением посмотрел на нее. За это короткое время столь многое изменилось. Какое значение имеет теперь написанное им? Он смял записку и бросил на пол.

— Дора, я тебе потом все объясню. А сейчас прости, очень устал. Только знай, что это не серьезно. Она так молода. Я и без этого хочу положить конец всему: я подаю заявление об уходе. Ведь меня подозревают в саботаже! Меня обвиняют! Главный инженер приказывает явиться в Софию. Хотят наложить взыскание. А там еще неизвестно, что будет. Я не останусь здесь больше ни дня. Завтра утром уедем. С водохранилищем все кончено. Ты довольна, что мы вернемся в Софию?

Она молчала. Траян сел на кровать и принялся стаскивать перепачканные грязью ботинки.

— Дора, ты соберешь сама в дорогу? Ладно? Я смертельно устал.

— Ты можешь ехать, Траян. Я останусь. Я начала дело и не могу его бросить. А ты поезжай. Так будет лучше для нас обоих.

Он не мог спорить, веки его слипались. Уже сквозь сон проговорил:

— Я уеду во что бы то ни стало. Завтра же. Мне необходимо поговорить с министром. Я должен опровергнуть ложные обвинения. А потом — конец! Конец туннелю, конец водохранилищу. Я вернусь за тобой. Уедем в Софию.

Дора ничего не ответила.

Каждое утро, прежде чем идти в библиотеку, Дора заходила в шахту посмотреть, что сделано, узнать у бригадира Спаса, нет ли чего нового от Траяна. Две недели назад он звонил ей. Попросил прислать документы, о водохранилище не хотел даже и слышать, звал ее в Софию. «Раз обо мне такого мнения, ты не должна там оставаться». И тут же принялся расспрашивать о туннеле, велел Спасу звонить каждый день, держать его в курсе. И только ни слова о ней самой, о случившемся. Дела заслонили для него все. Она тоже не стала спрашивать его ни о чем, даже о том, был ли он в Гидропроекте.

Нынче Спас не смог связаться с Траяном, и это тревожило бригадира:

— Так же нельзя. Вдруг мы снова что-нибудь напутаем? Скажите хоть вы ему, чтоб приезжал. А то работаем вслепую.

Дору тоже охватило беспокойство. Почему Траян не позвонил? Может быть, он и вправду отказался работать на водохранилище? Но почему это ее тревожит? Ведь ей безразлично, вернется Траян или нет. Даже было бы лучше, если бы не возвращался и не звонил.

Библиотека показалась сегодня Доре неуютной и неприветливой. Не успела она разложить журналы на столах, как отворилась дверь.

— Дядюшка Желю, ты, как всегда, первый — настоящий передовик. Подожди-ка, погляжу, есть ли хоть одна книга, которую ты еще не прочитал.

Лицо Желю худощавое и морщинистое. Но его добрый взгляд, казалось, разглаживал морщины.

— Да ведь чтение — это как болезнь: забирает не сразу, зато уж потом не оторвешься. Однако я не за этим пришел. Ты мне скажи, когда инженер вернется? А то мы без него как без рук. Спас — он неплохой парень, старается, соображает. Но тут ведь что ни день, то новое. А наш инженер толковый. Я же с ним на плотине работал. Что и говорить, опытный, бывалый человек. Мы же все работаем на совесть, а сейчас без него, как цыплята без наседки. Может, он и там нужен, да только бы поскорее возвращался.

Проводив Желю, Дора принялась за дело: убрала на полки книги, вытерла пыль, подшила новые газеты. Она придумывала себе все новые и новые занятия, только бы не присесть, не остаться наедине со своими мыслями. Из-за этого принялась даже приделывать трубу к времянке, хотя до заморозков было еще далеко.

В дверь постучали. Не дождавшись ответа, в комнату вбежали Светла и Таня. Увидев Дору, склонившуюся над печкой, всю перемазанную сажей, гостьи рассмеялись.

— Что случилось? — спросила Светла.

Дора ответила не сразу. Она чиркнула спичкой, в печке весело зашумело.

— Ну вот. Теперь хорошо, — улыбнулась она. — Печка дымила, разжечь было трудно. Для нового общежития привезли вчера трубы, я взяла и удлинила одну. Вот эту. Сразу тяга стала лучше. А то наш холодильник — его еще называют библиотекой — выходит на север, и, как задуют ветры, читатели замерзнут. Да и я тоже.

— К зиме, значит, готовитесь, — обрадовалась Таня. — А товарищ Евтимов звонил? Когда вы его ждете?

Дора неопределенно пожала плечами.

— Таня, кто будет говорить? — спросила Светла и, не дожидаясь ответа, прибавила. — Мы вроде делегации к тебе. Я прямо скажу: товарищ Евтимов должен вернуться, тогда мы быстрее сможем закончить водохранилище. Все инженеры на плотине так говорят. И Младен тоже. Ему теперь лучше, только на щеке останется маленький шрам. Он даже начал работать, и его сразу же вызвали в Софию. Младен говорит о твоем муже: «Редкий человек. Только Евтимов может наладить дела в туннеле, руководить всей стройкой».

— Я все понимаю, но мне неясно, что могу сделать я, — грустно ответила Дора.

— Мы так думаем, — вмешалась Таня: — если дело кончится в его пользу — мы, кстати, в этом не сомневаемся, — а он не вернется, значит…

— Значит, — смелее подхватила Светла, — ты не хочешь оставаться на стройке и отговариваешь товарища Евтимова вернуться. Я понимаю, ты не привыкла к такой жизни. Правда, сначала мне показалось, что тебе здесь нравится, но в последнее время ты стала такая задумчивая, грустная. Конечно, жить здесь нелегко. Но ведь речь идет еще об одном только годе.

— Меньше года, — снова заговорила Таня. — Хотя бы до тех пор, пока кончим проходку туннеля и пустим воду. Вы должны понять, что товарищ Евтимов необходим на строительстве. Целый коллектив — инженеры, бригадиры, проходчики, — все на его стороне. При последнем обвале все убедились, как был прав ваш муж, когда требовал тщательной предварительной подготовки. Теперь никто не хочет идти в туннель. Говорят: «Мы только инженеру Евтимову верим».

Дора смяла газету, которую вертела в руках, и бросила в корзину для дров. Опять ей напоминают о том дне, который она старалась забыть. И о той страшной ночи, когда она одна шла в Буковицу.

— Я и не думаю уезжать, — сказала Дора. — Я останусь до конца строительства.

Таня и Светла переглянулись. Ну, тогда все в порядке! Евтимов обязательно вернется, ведь все уладится, в этом не может быть сомнения. Уже вернулись несколько инженеров, с которыми разговаривали в проверочной комиссии. Они говорили, что все обвинения против Евтимова оказались клеветой и интригами.

— Ты даже не представляешь, что делается сейчас на плотине, — продолжала Светла. — Настоящий улей! Только об этом и говорят. Кого не вызывали в Софию, тех комиссия опрашивает на месте. И парторга Божинова тоже вызывали. А Мирко вернулся только вчера вечером. Был у Ольги и больнице. Она поправляется, переломов нет, только сильная контузия была. Да, совсем забыла! Сиджимкова арестовали — открылись злоупотребления: продажа на сторону материалов со строительства.

Дора ждала, что еще скажет Светла о Траяне, об Ольге и поэтому последнюю новость приняла без воодушевления.

— И самое важное! Сенсационная новость! Наших инженеров пригласили в Сирию строить там водохранилище. Ты только представь, Дора! Поехать бы всем! И вы с инженером Евтимовым должны поехать!

— Да, но раньше я должна умыться, — пошутила Дора. — Если кто придет, выдай книги, Светла. Вот картотека.