Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Именно поэтому ей и не мешало бы отдохнуть.

— А ты зачем приехала? — голос его звучал мягче.

Шофер сказал ей, что в кабине есть свободное место. Он оставил его для девушки-инженера, но та пошла пешком. Вот Дора и решила отвезти книги Светле.

— Я думала, мы вернемся вместе, — ласково сказала Дора.

— Не жди меня. Могу задержаться. От этого разговора с главным инженером ничего хорошего ждать не приходится.

Дора тяжело вздохнула. Хорошо, что у нее есть свое дело. Она зайдет к Светле за новыми книгами. Возьмет и шахматы. Пойдет потом на плотину посмотреть, как она выросла за последние две недели. Дора, для которой раньше казалось странным, что Светла может интересоваться бетоном, теперь сама озабоченно спрашивала: «Сколько ковшей бетона уложили сегодня?»

Евтимов слышал, что Тошкова срочно вызвали в Софию, а Младен должен отвечать и за работы в туннеле, пока все «не выяснится». Траяну было ясно, какие тучи собираются над его головой. Дела в туннеле не улучшались. Целый месяц не могли наладить работу после обвала. Чтобы избежать ответственности, Тошков хотел все свалить на Траяна, утверждая, что тот преднамеренно развалил строительство, а теперь в Буковице просто заметает следы. Сиджимков, который был виноват в несвоевременной доставке материалов, что без труда могли доказать Траян и Зарев, наушничал и писал анонимные доносы. Помимо всего прочего, Сиджимков обвинял Евтимова в нетерпимом отношении к партийцам и, в частности, к нему. Парторг же якобы знал об этом и молчал.

Вся эта грязная возня, конечно, глубоко ранила душу, но, с другой стороны, Траян был твердо убежден, что никто не сможет поставить под сомнение его успешную работу в Буковице. В шахте сделано намного больше, чем у входа в туннель, хотя тут работы велись значительно дольше. Когда плотину закончат, наполнение котлована можно будет начинать только после того, как соединят оба туннеля. Вход в туннель будет закрыт мощными затворами, а бетонирование и облицовку продолжат со стороны шахты.

35

От ворот Ольга почти бегом направилась к плотине. Она искала Младена. Его только что видели, сказали ей. Вот тут был, а потом ушел куда-то.

Девушка обошла почти всю стройку и добралась до «воздушной стороны» — того места, где плотина сливалась со скалой. Ее сейчас облицовывали светлыми, розоватыми плитами. К этой высокой стене прилепилась узкая крутая лесенка. Ольга знала, что инженер Зарев несколько минут назад поднялся наверх. Девушка на миг растерялась.

— А лестница меня выдержит? — спросила она у рабочих.

— Эка невидаль! Нас и то выдерживает, а мы потяжелее будем. Полезай, не бойся!

Ольга стала подниматься по дощатым перекладинам, которые гнулись и угрожающе поскрипывали. Взглянуть вниз она не решалась — там открывалась страшная бездна, и где-то совсем вдали извивалась река.

Вот наконец и последняя перекладина. Но выбраться самой на площадку у Ольги уже не было сил. Пришлось попросить подать ей руку.

— Это потому, что я тут в первый раз, — оправдывалась она.

Девушка стояла, пораженная увиденным. Вот это был темп! Одновременно работали кабель-кран и пять башенных кранов. Их стрелы, разрезая воздух, то поднимаясь, то опускаясь, казалось, плели какую-то огромную невидимую сеть. Ковши с бетоном угрожающе покачивались, огромные каменные плиты аккуратно ложились на площадку. Люди трудились увлеченно, самозабвенно.

На другом конце площадки стоял высокий человек и махал рукой, видимо, что-то приказывал. Ветер раздувал его зеленую куртку. Младен! Ольге показалось, что он стоит на самом краю стены, и она инстинктивно рванулась к нему.

Младен тоже увидел ее и улыбнулся, вспомнив сегодняшний сон. Ему приснилось, что он в опере, но почему-то вместо Маргариты на сцене Ольга. И хотя теперь она была в спортивной куртке, он видел ее такой, как тогда, в опере: в голубом платье, которое подчеркивало округлость ее плеч. Нежные девичьи руки сложены на коленях, глаза устремлены на сцену, пухлые губы полуоткрыты.

Младен смотрел на приближающуюся девушку как-то смущенно. В первый раз он не знал, как вести себя с ней: в обычном дружеском тоне он уже не смог бы говорить, а иначе не привык.

— Я думал, что меня не найти, — вымолвил он наконец.

— А я знала, ты всегда на высоте, — пошутила она и прибавила: — Растешь вместе со стройкой. Все так говорят…

Она замолчала, растеряв все заранее приготовленные слова. Он был еще лучше, чем она его рисовала в своем воображении. Вьющиеся волосы трепал ветер, острые, угловатые черты лица казались мягче, но ее смущал этот пристальный взгляд. Неужели правда? Неужели надежды сбываются? Но нет, не нужно убеждать себя в этом. Ведь можно ошибиться. Можно!

Чтобы скрыть смущение, Ольга заговорила о строительстве. Они присели на балку, посматривая вниз, на широко разлившуюся речку. Огромный ствол дерева, принесенный дождями, преграждал воде дорогу в обводной канал. Образовалось мелкое озерцо, как бы задаток будущего водохранилища. Две еще не срубленные вербы раскинулись зелеными островками. Склоны, покрытые травой, казались крутыми берегами, изрезанными заливами.

Младен говорил о будущем озере. Но не о синей воде и моторках, а о том, как пройдет вода через подъемную башню, как откроют затворы у входа в туннель. Скоро озеро начнет наполняться. Если они опоздают хоть на месяц, то пропустят время летних дождей и таяния снегов. Нужно спешить! Только бы закончить проходку туннеля.

Как хорошо, что он может всем этим поделиться с Ольгой. Все ее интересует, не кажется скучным. Она его понимает, радуется его радостями.

Он рассказал и об обиде, нанесенной ему сегодня несправедливым замечанием главного инженера: опоздал, видите ли, на полчаса! А того не знает, что Младена вызвали на стройку в полночь и он оставался тут почти до рассвета.

— Я не против критики. Самому часто труднее увидеть свои ошибки, но обидно, когда это незаслуженно. Но все равно, пусть делают, что хотят — оскорбляют, унижают. Верь мне: я буду здесь техником, чернорабочим, землекопом, пока не положим последний камень, не пойдет вода, не завертятся турбины электростанции. Я, кажется, имею на это право. Ведь я был тут, когда закладывали основание плотины, вместе с Дурханом преграждали мы реку, отогревали с Мирко бетон, ведь тут Весо и Иван наладили камнедробилку, а Киро снова пустил кабель-кран…

Скала была залита солнечным светом, и казалось, что не облака, а она плывет. И они на ней, как на палубе большого корабля.

— Оля, мы ведь вместе достроим?

Младен не видел сейчас ни облаков, ни земли — ничего, кроме этой маленькой руки, которая беспокойно гладила дерево. Словно невзначай он накрыл ее своей ладонью. Девушка не отнимала руки. Он сжал ее.

— Ты посмотри, что вышло из тех черточек и линий, которые мы наносили на белый ватман! Трудно было даже вообразить себе что-либо подобное. Знаешь, Оля…

Он не договорил. Сколько лет он ее знает, а не видел, как нежны очертания ее лица. С мальчишеским озорством он спросил ее неожиданно:

— А Маргарита может быть без светлых кос?

— Ты об опере? — робко спросила она, вспомнив тот вечер и прикосновение его руки, когда он подавал ей пальто.

— Даже вижу ее во сне.

— Так она тебе нравится?

— Да, и опера, и девушка. Но не блондинка, а темноволосая, которая позволяет дерзкому ветру гладить ее кудри. Сегодня утром — это когда я опоздал на работу — я видел ее во сне. А она пришла в действительности.

Возле них суетились строители. Ковш с бетоном двигался в воздухе. Над головами вздымалась стрела крана. Слышался свист, грохот, крики.

— Оля, для меня этот шум машин как любимая песня. Каждый звук знаком и близок. Мне так хорошо рядом с тобой.

А девушка не слышала ничего. Строфы Элюара заглушали все. Наконец-то она прочтет ему это стихотворение, которое так давно носит в сердце.

К Младену подошел парень, весь в цементной пыли.

71
{"b":"849743","o":1}