— Какое-то письмо, — сказала Дора, поднимая листок.

— Нет! — поспешно ответил Траян и протянул руку к последнему «факелу», который они с Ольгой так и не успели зажечь тогда в темном туннеле. Этот листок, попавший на глаза жене, вдруг смутил Траяна.

— Он тебе нужен? — удивленно спросила Дора.

Траян уронил измятый листок.

— Нет, выброси его, Дора! — против воли сказал Траян. В его голосе слышалась тревога и страх. — Тебе надо переехать на строительство.

Неужели он так боится этого мимолетного воспоминания? Что для него эта случайно встретившаяся девушка, озарившая его сиянием своей молодости? Ведь Дора — это его жизнь, его молодость, его любовь. Он делил с ней все: свои юношеские мечты, удачи и невзгоды — и важное и незначительное. Ей он первой рассказал о своем водохранилище. И она все еще молода и хороша. Но даже не это главное. Он связан с ней каждой своей мыслью, каждым переживанием, каждым вздохом. Ведь это его Дора! Двадцать лет изо дня в день невидимые нити соединяли их. Разве можно разорвать тысячи этих невидимых нитей?

Почему он вдруг сказал об этом переезде? Испугался, что может отдалиться от Доры, и оттого так поспешно зовет ее к себе?

Дора привыкла угадывать все мысли мужа, но сейчас она не могла понять причины его внезапного решения. Правда, вначале, когда Траян только что уехал, он говорил ей, что они должны быть вместе. Но потом ни разу не напоминал ей об этом. И вот снова начал этот разговор, да так настойчиво.

— Я, конечно, приеду, посмотрю. Но, знаешь, с нашими жильцами такие неприятности: хотят захватить гостиную. Прямо хоть не выходи из дому! Однажды, когда я отлучилась, они поставили в гостиную свой шкаф. Я, видите ли, одна там расположилась, а они втроем задыхаются в маленькой комнатке! Так лучше бы тебе бывать здесь почаще.

— Нет, Дора. Я хочу переселиться с тобой туда на все время, пока идет строительство. Никто не тронет нашу гостиную.

— Но ты же сам говорил, что там ничего нет, пусто, никаких удобств. А особенно сейчас, когда тебя перевели на шахту.

— Ах, Дора, ну что значат эти самые удобства? Там работа поглощает все твое время, тебя самого, начинаешь интересоваться только тем, что относится к строительству. Да и сейчас уже там стало совсем неплохо: новые дома, много приятных семей. Развлечений, конечно, никаких, но кто об этом думает? Работают все, и каждый только и занят своим делом. А по вечерам на плотине светло, как днем: прожектора сияют, целая гирлянда маленьких солнц. В ясные ночи лунный свет лежит серебряной дорожкой, и кажется — видишь озеро. Ночная прогулка по озеру, о которой мы когда-то мечтали, помнишь? И какие там чудесные люди! Конечно, есть и мелкие душонки, но их почти не замечаешь. А здесь я задыхаюсь.

Дора удивленно смотрела на мужа. Да это прежний Траян! Свернувшись в кресле и положив голову на его спинку, Дора попросила:

— Говори, Траян. Когда же мы увидим озеро?

— Это совсем не главное. Что озеро? Спокойная водная гладь, которой будут любоваться туристы. Важна не эта неподвижная гладь, а то, что скрывается под ней: стихия, дающая энергию, тысячи киловатт в час. Эти как будто тихие воды приведут в движение сотни машин, электрический свет зальет город, во все стороны побегут оросительные каналы. Дора, через десять лет здесь все преобразится.

— Тебя словно подменили, Траян! Давным-давно я не слышала, чтобы ты так говорил.

Действительно, что происходит с ним? Давно ли он колебался, не мог решить, оставаться ли там, чувствовал себя униженным, ненужным, непонятым? А сейчас он говорит так, как будто он единовластный хозяин этого строительства. Что так волнует его? Само строительство или воспоминание о девушке? Часто это сливается для него в одно. Неужели она имеет над ним такую власть, что он проглотил все обиды, даже эту последнюю, и безропотно согласился перейти на второстепенный участок? Да, но там он действительно полный хозяин, там он сможет работать по-настоящему.

Он погрузился в свои мысли. Слова Доры были неприятным напоминанием о действительности:

— Траян, подумай хорошенько, прежде чем окончательно связать себя со строительством. Представь себе, Захариевы со мной не здороваются. Жена Захариева сказала Перке: «Зять доктора Загорова продался коммунистам». А Перка не преминула, конечно, передать это маме. Представляю, какая у нее была при этом язвительная улыбочка: «Вы теперь благодаря вашему зятю породнились с новыми властями. Я думала, что хоть ваша дочь достаточно разумна, а оказывается, она у вас тоже «прогрессивная». Подумай только, какая наглость! А вдруг ты ошибся, Траян?..

— В чем ошибся? Меня не интересует ни новая, ни старая власть. Меня интересует только строительство. Но раз эти твои гусыни — ты, кажется, очень дорожишь их мнением — не одобряют его, это еще больше меня убеждает, что я на верном пути.

— Но послушай, Траян! Говорят, все изменится. И скоро.

— Что изменится?

— Режим. Земледельческая партия придет к власти. А ты, как говорят, приспособился, изменил своему кругу.

Траян вскочил и принялся расхаживать по комнате. Потом подошел к креслу, в котором, забравшись с ногами, сидела Дора.

— Теперь и я тебя спрошу: что с тобой происходит, Дора? Как ты можешь слушать и повторять глупую болтовню приятельниц твоей матери и сестры? Да ведь они нарочно закрывают глаза на все, что делается у нас. Раньше ты не любила подобных людей, а сейчас тебя так и тянет к ним.

Дора промолчала. Как объяснить ему, почему она чувствует себя такой одинокой? Нет, когда Траян здесь, она не одинока. Но, когда его нет, она чувствует себя несчастной, отрезанной от жизни и людей. Свободного времени много, и она не находит себе места, не знает, чем заняться. Невозможно же целыми днями сидеть одной и сознавать свою ненужность, неприкаянность, никчемность.

Те же чувства мучили Траяна. Что бы он ни говорил тут Доре, но порой он чувствовал себя на стройке одиноким. Никто из руководителей не сближается с ним. Боятся или не доверяют? Дора права: ему не верят. Одни считают, что он неискренен, другие думают, что он приспосабливается. И никто не может понять, как искренне его желание работать вместе со всеми, сделать прекраснее жизнь своей родины. Сколько сил, энергии и воображения нужно для этого! Мало возиться с сухими цифрами, надо видеть будущее. И ради этого будущего он хочет работать. Поэтому он согласился перейти в Буковицу.

Неожиданно Траяну пришло в голову, как разрешить проблему, над которой он бился уже несколько недель: чтобы уменьшить нагрузку подъемника, можно опускать бетон в туннель через специальное отверстие и выливать его по желобу прямо в вагонетки.

Траян бросился к письменному столу, принялся набрасывать схему. Услышав в прихожей голоса Юльки и тети Зорницы, он сделал Доре знак, чтобы она не пускала их к нему.

Но от болтовни тетки избавиться было не так-то просто. Эта высокая костлявая особа тотчас ворвалась в комнату и засыпала его восклицаниями:

— Траян, здравствуй! Как хорошо, что я тебя застала! Как это можно? Ты непременно должен мне помочь в одном деле. Ты еще не знаешь, что творится в нашей стране. А ты как будто поддерживаешь коммунистов? Вот и поможешь в моей беде. Только послушай, что со мной случилось.

— С тетей Зорницей всегда случается что-то необыкновенное, — пошутила Юлька. — Сейчас хотят расширить ее магазин, слить с соседним. Ей, правда, будут платить за это.

— Скажи, как это можно? С какой стати за счет моего магазина будут расширять соседний?

— А ты взгляни на дело с другой стороны, — улыбнулся Траян, — как будто за счет соседнего магазина расширяют твой.

— Подожди, подожди, это совсем другое дело…

— Все то же самое, только так тебя оно больше устроит.

— Конечно, устроит, почему бы и нет, лишь бы тот магазин присоединили к моему. Но я должна в этом разобраться. Вы, может быть, смеетесь надо мной?

Дора отвела гостей в спальню. Юлька сейчас же присела у трельяжа и принялась подпиливать свои и без того отточенные ноготки. Она хотела скрыть этим свое смущение. Опять не отважилась заговорить с Траяном, а ведь и пришла только затем, чтобы посоветоваться с ним.