— Южный фронт пошёл в наступление. Если оно будет хоть сколько-то успешным, позиции ленинской группы укрепятся, колеблющиеся и выжидающие в ЦК присоединятся к ним. Начнется «физическое уничтожение эксплуататорских классов», Россию зальют кровью, подорвут её силы — надолго, если не навсегда. Мы хотели создать справедливое общенародное общество, а не диктатуру кучки идеалистов.

— Что я должна сделать, Благомир Тодорович?

Благоев помолчал. Взгляд его оставался тяжёл, он словно мучительно колебался.

— Главный удар будет нанесён через Славянск и Краматорск на Юзовку с выходом к Мариуполю. Если добровольцы займут город, острие наступления будет повернуто западнее, в обход жилых кварталов и промышленных зон. Области северной Таврии и Крыма, где у бывшего императора сильна поддержка, окажутся отрезаны от казачьих областей Дона и Кубани. В ударной группировке пять укомплектованных дивизий, но фланги слабы. Там обычные солдаты бывших запасных полков. Далеко не все из них жаждут положить жизни на алтарь мировой революции.

— Это понятно, товарищ Благоев, но зачем вы мне это рассказываете?

— На всякий случай, Ирина Ивановна. На всякий случай. И, прошу вас, будьте готовы ко всем и всяческим неожиданностям.

Ирина Ивановна похлопала себя по кобуре с «люгером» на поясе.

— Всегда готова.

— Хорошо, если так, — тяжело уронил Благоев. — Я надеюсь на вас и ваш батальон.

— Я прилагаю все силы, чтобы бойцы правильно понимали текущий момент.

— Знаю, — усмехнулся Благомир. — Мне докладывали.

— Генрих Григорьевич, вне всякого сомнения?

Благоев кивнул.

— Однако его доклады рисовали вас, Ирина Ивановна, в исключительно благоприятном свете. Что в немалой степени поспосбствовало нашему нынешнему разговору.

В конце коридора появилась человеческая фигура, быстрым шагом направляясь к ним.

— Лёгок на помине, — хмыкнула Ирина Ивановна. — Вот и товарищ Ягода торопится, собственной персоной…

— Что-то случилось, — Благоев нахмурился.

Генрих Ягода остановился подле них, тяжело дыша.

— Товарищ председатель, имею дожить сведения особой срочности и особой важности. Литера «А».

— Докладывайте. Товарищ Шульц в курсе. Нам нужен этот батальон, как вы знаете, Генрих Геннадиевич.

Брови Ягоды взлетели вверх, однако он быстро овладел собой.

— Слушаюсь. Товарищ председатель, на станции Сортировочная разгружаются эшелоны только что прибывших в город так называемых «частей особого назначения». Численность около полка пехоты. Вооружены стрелковым оружием, ручными и станковыми пулемётами. Артиллерии или броневиков не отмечено. Никому не подчиняются, ни мне, ни начальнику петербургского гарнизона, ни даже главнокомандующему всей Красной армии — он, дескать, «из бывших».

— Вот даже как? Даже Алексею Алексеевичу?

— Даже ему.

— С козырей заходят… Хотя Брусилов — дельный генерал, выдающийся кавалерист. На юг не побежал. Сын его, кстати, вступил в нашу армию, добровольно…

— Но эти части?..

— Под личным руководством товарища Троцкого, — криво усмехнулся Ягода. — Балтийские матросы, анархисты, «отряды смерти»…

Ирина Ивановна прикусила губу.

— Благомир Тодорович, мне кажется, что они задумали разрубить гордиев узел.

Благоев кивнул.

— Мне тоже. Поэтому сейчас собираем всех наших. Всех, не отравленных простым лозунгом «отнять и поделить».

— «Оборона есть смерть вооружённого восстания», — Ирина Ивановна слегка побледнела. — Надо ударить первыми.

— И выставить себя перед страной и партией гнусными преступниками, узурпаторами? — возмутился Благоев. — Кто за нами пойдёт тогда? Кто поверит?

— А кто пойдёт за ними, и кто поверит им? Лев Давидович ничего не боится. В наших руках по-прежнему подавляющее большинство газет. «Правда» печатается в одной-единственной типографии. Её надо занять. Телефоны Смольного — отключить. Мосты занять и развести. В батальоне Жадова — полные тысяча двести человек. Для первого удара хватит. Об остальном, как станем объяснять нашу позицию партии и обществу подумаем после победы.

— Совершенно согласен с товарищем Шульц, — вдруг твёрдо сказал Ягода. Вид у него был слегка бледный, но вполне решительный. — Троцкий пошел ва-банк. Если мы не контратакуем — к утру все будем объявлены агентами царской охранки, завзятыми контрреволюционерами…

— А к полудню нас уже настигнет кара трудового народа, — докончила Ирина Ивановна.

— Тогда поднимайте батальон, — решительно сказал Благоев. — А я объявлю тревогу по остальным нашим частям. А Южный фронт… боюсь, наступать нам-таки придётся, но уже в совсем иных обстоятельствах.

[1] Великий князь Константин Константинович, внук императора Николая Первого, поэтический псевдоним К. Р. (*10 августа 1858) — член Российского Императорского дома, генерал-адъютант (1901), генерал от инфантерии (1907), генерал-инспектор военно-учебных заведений, президент Императорской Санкт-Петербургской академии наук (1889), поэт, переводчик и драматург. В нашей реальности скончался 2 июня 1915 года (ст.стиля)

[2] Князь императорской крови Олег Константинович (*15 ноября 1892) — правнук императора Николая Первого, корнет лейб-гвардии Гусарского полка. В нашей реальности умер от раны, полученной в одном из сражений Первой мировой войны 29 сентября 1914 года (ст.стиля)

— Сейчас не до наступлений, — Ягода от нетерпения чуть не подпрыгивал. — Надо немедля разоружить прибывшие части.

— Думаю, мы поручим это вашему батальону, Ирина Ивановна. Ну, а мы с вами, Генрих Геннадиевич, пожалуй, с вашими людьми нанесём визит в Смольный.

Ягода улыбнулся, хищно, бедово, решительно.

— Надо ещё разобраться, не являются ли иные деятели ЦК агентами царской охранки. Например, некий Джугашвили.

— Именно, — кивнул Благоев. — Поехали, товарищи.

— Ира! Да что такое, что случилось, куда мы гоним⁈

— Миша! — тем же тоном отозвалась Ирина Ивановна. — Я неясно пояснили? Гоним на Сортировку. Боевая задача — остановить некие «части особого назначения», невесть чьим приказом переброшенные в столицу и никому не подчиняющиеся. В идеале — разоружить. Если нет — просто задержать.

— А что в Смольном?

— А в Смольном, Миша, сейчас будет очень, очень горячее заседание ЦК. Или политического бюро.

— Что, — мрачно осведомился Жадов, — Благоев туда Генриха забрал? И его ухорезов? Змея этот Ягода, змея ядовитая, как такому вообще доверять можно? Революцию с чистыми руками делают, а он…

— А что он?

— Мутная личность, — бросил комиссар. — Уверял всех, что в партию нашу вступил аж в 1907-ом, а его никто и не помнит. Выскочил как из ниоткуда, где-то товарищ Благоев его нашел… ну, тот ему теперь и служит, ровно пёс верный…

Ирина Ивановна пожала плечами.

— В революцию по-разному приходят, и люди тоже самые разные, Миша. Зачастую отнюдь не ангелы, нет. Выбирать не приходится.

— А нужно! — горячо возразил Жадов. — И так уже в оперотдел набралось всякой шушеры, что карманы свои набивают!

— Кто-то набивает, да. Но Войковский с бандитизмом справился, приходится признать.

— Справился, — буркнул честный комиссар. — Не без нашей помощи!

— Не без нашей. Но справился. По улицам хоть ходить можно стало. Но об этом, товарищ комиссар, поговорим позже. Пока что надо этих… «чоновцев» утихомирить. Никто не может вводить войска в Петроград без согласования с командованием. Иначе это уже не революция, а та самая анархия.

— Которая «мать порядка»?

— Именно.

— Что ж… — на миг призадумался Жадов. — Разгружаются на Сортировочном парке, значит, пытались зайти в город без лишнего шума. Что ж, мосты мы им перекроем. Пусть попробуют через Обводный сунуться. Но они, скорее всего, по Большой Щемиловской[1] к Шлиссельбургскому проспекту[2] пойдут. В общем, пока станут маршировать, глядишь, всё и закончится… — он неуверенно поёжился. — Только смуты да свары нам и не хватало…