— Несознательный ты элемент, Пахомыч, — с усмешкой сказал главный, несмотря на то что находились они в подземельях кадетского корпуса, а отнюдь не на партийной сходке. — Какой я тебе барин! Товарищ, а не барин. За рабочее дело бьёмся, а ты — «золотой»!

— Зубы не заговаривай, барин, — не смутился Пахомыч. — Уговор был на золотой империал, пятнадцать рубликов. Вот и давай. Ассигнациями не беру.

— Держи, — нехотя сказал главный. — Ну, чего встали? Поднимайте решетку. А ты куда, Пахомыч? Не-ет, с нами останешься.

— Не было такого уговора! — взъерепенился невидимый слесарь.

— А теперь есть. Ну, пошли. Ящики берите, да осторожнее!..

Ирина Ивановна крепко-крепко зажмурилась. Надвинула пониже капюшон суконного башлыка. Хоть и лето, а пригодился вот…

Шаги. Совсем рядом. И —

Сухой щелчок почти утонул в шарканье многочисленных ног. Магниевая вспышка озарила подземелье нестерпимо-ярким светом, ударила по глазам, даже сквозь плотно сжатые веки и тень от опущенного капюшона.

И сразу же — выстрел.

Ирина Ивановна открыла глаза. Револьвер в её руке содрогнулся, изрыгая огонь, и она знала, что не промахнётся.

[1] Имеется в виду немецкая фирма «Garny AG», старейший производитель сейфов и замков в Европе

В подземелье мгновенно воцарился ад.

— Всем лежать! — загремел Две Мишени. — Ни с ме…

Кто-то из «тоннельщиков», наполовину ослепший от ярчайшей вспышки магния, всё-таки сумел извлечь револьвер и пальнуть в ответ, в темноту, наугад, пуля вжикнула по кирпичу.

Подполковник выстрелил ещё дважды, меняя позицию, Ирина Ивановна не отставала, правда, старалась бить по ногам.

И всё равно эс-деки и не думали сдаваться. Один, с поистине медвежьим рёвом вскочил, ринулся слепо не подполковника — точнее, к едва угадываемой в темноте фигуре; нарвался на одну-единственную точную пулю, покатился по серому цементному полу, грязно и отчаянно ругаясь.

Несколько фигур из задних рядов попытались юркнуть в тот же тоннель, откуда явились, одного Ирина Ивановна срезала, но барабан её нагана опустел, пришлось потратить секунду, чтобы вскинуть второй револьвер и не то двоим, не то троим удалось ускользнуть. Кто-то метнулся к здоровенным ящикам, которых тащил «тоннельный отряд», но, опять же лишь для того, чтобы упасть на них с простреленной головой.

Но кто-то из упавших продолжал отстреливаться, и отстреливался, несмотря ни на что, пока сам не находил пулю.

Никто не сдавался и никто не просил пощады.

А вот те, что юркнули в ведущую назад галерею, далеко не ушли — грохнул недалёкий взрыв, потянуло дымом; сработала минная ловушка подполковника.

И тут всё стихло.

Несколько мгновений тишины — и вдруг голос:

— Не стреляй, батюшка, не стреляй! Мастер я, по замкам, не из ихних!..

— Пахомыч, что ли?

— Пахомыч, Пахомыч! — истово зачастил слесарь, лежавший на полу среди неподвижных тел и вдруг как-то разом начавших стонать раненых. — Пахомыч я, Иваном кличут! Не губи, барин!

— Расскажешь всё, как на духу если, не погублю, — Две Мишени склонялся над телами, проверяя жив ли, нет.

Ирина Ивановна молчаливой тенью присоединилась к нему, быстро собирая оружие.

Пахомыч нашёлся очень скоро. Пожилой слесарь, в рабочей куртке и с полной инструментов сумкой.

— Ну, — с неопределённым выражением сказал Две Мишени, по-прежнему прикрывая лицо капюшоном, — помогай, коль от государя снисхождение получить хочешь.

…Убитых и раненых выносили на носилках через городские подвалы. Лица закрыты покрывалами, сбежавшихся зевак полиция отгоняла.

— Не толпись! Не толпись! Неча тут глазеть! Бонбисты, эвон, на собственной бонбе подвзорвались, — разом и оттеснял глазевших и излагал свою версию событий усатый городовой.

— Точно говорю — на своей собственной и взорвались! — подтвердил офицер с погонами подполковника, подоспевший к месту действия. — Мы в корпусе взрыв все слышали. Видать, неаккуратно бомбу свою тащили…

Одна за другой подкатывали закрытые полицейские кареты, носилки грузили внутрь. Подоспел и дворцовый конвой, улицы оцепляли, толпа мало-помалу отступала, рассасывалась, вездесущие газетчики ещё не успели сюда добраться, кроме одного, из «Гатчинского курьера», успевшего сделать снимок и лихорадочно строчивший что-то в блокнот.

— Ну, голубчик Константин Сергеевич, рассказывайте. Да со всеми подробностями, ничего не упуская.

Генерал Дмитрий Павлович Немировский, глава корпуса, откинулся в кресле. Сбоку его огромного стола под зелёным сукном устроился неприметный человек в партикулярном платье, с небольшими усиками на совершенно незапоминающемся, лишённым каких-то выдающихся черт лице. Только глаза были острые, колючие, внимательные.

— Рассказывать особенно нечего, — пожал плечами Две Мишени. — Всем известно, что титулярный советник господи Положинцев долгое время изучал не нанесённые на карты подземные ходы Гатчино, о чём составлял соответствующие отношения в дворцовую канцелярию. После обнаружения совершенно неизвестной галереи, ведущей от Приората к резиденции Его Величества, на советника Положинцева было совершено злодейское покушение, он выжил только Господним промыслом и чудом. После этого, как опять же известно, были предприняты известные меры предосторожности, мне лично показавшиеся недостаточными, о чём было составлено должное отношение… — он в упор взглянул на человека в партикулярном. Тот кивнул.

— Понимая, что безопасность августейшей особы Государя и августейшей семьи не может оставаться заложником бюрократических процедур, мы с коллежским секретарём госпожой Шульц взяли за правило проверять подвалы корпуса и те галереи, что были доступны. И вот… — Две Мишени развёл руками, — нам повезло. Или, вернее, не повезло инсургентам. Часть попала под наши пули, часть подорвалась на собственных бомбах. Основной заряд, как известно, остался цел и невредим, благодарение Господу.

— Вы их почти всех поубивали, подполковник, — недовольно сказал человек в сюртуке. — Вы и ваша госпожа Шульц. Почему не была заранее вызвана команда, почему…

— Потому что обращения наши так и остались без ответа и, я подозреваю, что без рассмотрения, — перебил Две Мишени. — Мы не могли рисковать. И не могли подставлять под удар других. И я, и госпожа Шульц — мы знали, на что идём. Как уже имел честь доложить — нам повезло. Но, кроме этого — мы были готовы, мы отлично изучили систему подземелий. Лишние люди бы только мешались, лезли б под пули, и едва ли мы достигли бы большего.

Генерал выразительно взглянул на штатского.

— Не пойму вашего раздражения, господин статский советник. Слесарь Иван Пахомов дал ценные показания. Повинился и раскаялся. Ранеными захвачены несколько боевиков-бомбистов. У вас богатый материал, сударь. Поле непаханное, так сказать.

Господин статский советник словно только того и ждал. Аккуратно извлёк из саквояжа кожаную папку донельзя внушительного вида, с вытесненным на ней двуглавым государственным орлом. Поддёрнул манжеты жестом циркового престидижитатора, раскрыл.

— Извольте, господин генерал. Кто у нас возглавляет левое крыло эс-деков, самых упорных и непримиримых? Ульянов, Благоев, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Красин, Бонч-Бруевич, да-да, тот самый. Брат полковника Михаила Бонч-Бруевича, который сейчас в Либавской крепости начальником штаба… так вот, удалось ли захватить хоть одного из них?

— Помилуйте, сударь, — чуть резче чем следовало, возразил Две Мишени. — Это же боевая акция, никто из вами перечисленных никогда лично ни в кого не стрелял и никого не взрывал.

— Буду вам очень признателен, подполковник, если вы позволите мне-таки договорить до конца, — штатский перебирал бумаги. Приём избитый и подействовал бы разве что на мелкого жулика. — Разумеется, нам это известно. Как известно и то, что инсургенты задумали масштабное выступление в столице.