«Но ведь я же расту!» — вдруг мелькнула паническая мысль. Она и за то время, что пробыла в Гатчино 1909 года, несколько вытянулась. Хорошо, что в школе ничего не заметили, или решили, что, мол, «изменилась за лето».

Бабушка и профессор выслушали её очень серьёзно. Они вообще относились к ней почти как к взрослой, что, как ей казалось, несколько злило Игорька.

— Всё верно, милая. Но, как я сказала, ты сама решишь. Время летит быстро — глазом моргнуть не успеешь, а и детство кончится, и юность промелькнёт.

— Мурочка! — возразил Николай Михайлович. — Юленька спрашивает о вещах сугубо конкретных, никак не общефилософских. И «завтра» для неё — очень далёкое будущее.

— Верно. Понимаешь, Юля, мы уверены, что теперь тебе не надо ждать, пока течение времени само вынесет тебя обратно, в наш родной поток. Ты теперь сама отыщешь дорогу. Сперва при помощи машины, потом якоря, а потом…

— Потом, мы верим, тебе не понадобится ни того, ни другого, — добавил дедушка. — Ты, как в сказке, сможешь исчезать в одном мире и появляться в другом. Старик Эйнштейн позволил бы отпилить себе правую руку без анестезии, чтобы только пронаблюдать за этим. Переворот в физике, однако! Идеи Теслы работают!..

— Потом об идеях и перевороте поговорим, дорогой, — строго сказала бабушка. — Пока что вот нам надо, пока полковник Петров с нашими схемами разбирается, отработать твоё, Юленька, возвращение. И не просто из межпоточного пространства — это ты, слава Богу, умеешь, Игорёк тебя может обратно вызвать — а из того потока.

— Это как же? — хором удивились и Юлька, и Игорёк.

— Очень просто. Тот раз, когда ты впала в кому, Юля, ты же не оказывалась в том мире, верно?

Юлька кивнула.

— Начнём с того, что ты просто станешь представлять себе тропу. Как бы открывать дверь, но не переступать порог. Знаю, знаю, сказать куда легче, чем сделать. Но надо начинать, надо пробовать. Сперва с машиной, а потом и без неё. И надо торопиться. Задача, в общем — добраться до нужного нам потока, но в него не входить.

Они торопились. В лабораторию Юлька теперь ходила, «словно на работу», как выражался дедушка. Очень быстро выяснилось, что она и впрямь может «стоять на пороге» — зависать на самой грани неведомого пространства, окидывая взглядом предстоящий путь и намечая дорогу.

Золотистый поток расстилался под нею, она не плыла над ним, а словно глядела с высоты, будто стоя на обзорной площадке. Она действительно научилась открывать себе дорогу туда, умела увёртываться от белых водоворотов и грозящих засосать воронок; умела скользить над золотым сиянием; правда, глаза её не могли различить никаких деталей, но это было и хорошо — она же не хотела оказаться по-настоящему в том мире, завязнуть там на месяцы, не умея сама открыть себе дорогу назад?

Однако, для того, чтобы научиться это делать, ей требовалось подходить к опасной черте всё ближе и ближе, склоняться над бездной, вглядываться в неё.

И она старалась. И, как прежде, то, что Игорёк держал её за руку, помогало вернуться, причём всё лучше и лучше, всё увереннее и увереннее.

Однако она не покидала пределов лаборатории. Ученики Николай Михайловича постепенно снижали выдаваемую машиной мощность — но Юлька, хотя «нырять» становилось и всё труднее, тем не менее обретала и всё бóльшую уверенность.

Полковник «Петров» заявился к ним в лабораторю дождливым октябрьским вечером. Осень уже вступила в свои права, листья пооблетали, надо Ленинградом ползли низкие серые тучи, лизали крыши, словно голодные псы.

— И что у вас за манера являться после окончания официального рабочего дня? — сварливо осведомился Николай Михайлович. — Мы тут, понимаете, в преддверии любимого праздника седьмого ноября трудимся, не покладая рук, даже детей вот сюда таскаем… Чем могу помочь, гражданин начальник? Разобрались, наконец, в нашей схеме? Или так и не смогли, за консультацией решили обратиться?

Яда в голосе профессора хватило бы на десятерых, но полковник и бровью не повёл.

— Скажите, Николай Михайлович… когда вы в послений раз видели товарища Никанорова?

Профессор свёл брови, как бы в глубоком раздумьи.

— Давненько с ним не сталкивался. Его новый отдел на другом этаже, на НТС он не ходит… на защиты тоже… наверное, летом последний раз он мне на глаза попадался. А что случилось? Только не говорите, что собираетесь нас везти на опознание тела! Сережа мне немало крови попортил, однако он небесталанен, жалко было бы…

— Нет-нет. Опознавать пока что нечего.

— Пока что? — совсем нахмурился Николай Михайлович.

— Товарищ Никаноров исчез. Он не вернулся из отпуска, он не подаёт о себе вестей. Его начальство забило тревогу. Нет ли у вас каких-то соображений, где он может находиться?

— Рад был помочь вам, полковник, но, увы, не могу, — профессор развёл руками. — Сергей — сложный человек, однако он не алкоголик, не асоциальный тип. Не увлекается ни картами, ни… излишествами всякими нехорошими, как говорил в таких случаях Трус.

— Он уведомил руководство, что собирается в туристический поход по тайге. Мы проверили информацию — на турбазе, что он указал в докладной, Никаноров не появлялся. На соседних — тоже. Равно как и на отдалённых. Поверьте, профессор, мы искали очень серьёзно. Так что же, вы ничего не можете сказать?

— Помилуйте, голубчик, да что же я вам скажу? Сами же знаете, сколько доносов на меня он написал! Откуда ж мне знать, где ему быть? Может, он в одиночный поход ушёл. С палаткой. Просто в леса.

— В леса… — с неопределённым выражением повторил полковник. — А вы не допускате мысль, профессор, что леса эти могут оказаться… финскими?

Все так и оторопели, даже ко всему привычные дедушка с бабушкой.

— Что⁈ Леса могут оказаться финскими? Помилуйте, что за чепуха! Вот уж кто-то, а Сергей бы этого никогда не сделал, обещай ему хоть какие блага. Он к нам с супругой относился, мягко говоря, без приязни, но напраслину я на него не возведу. Советской России он был верен. Трудился на благо страны. Имеет большие заслуги в деле укрепления обороноспособности. Отмечен государственными наградами…

— Академик Сахаров тоже имеет большие заслуги. И был отмечен самыми высокими наградами, — без улыбки сказал «Петров». — Это не является гарантией, отнюдь.

— «Полное спокойствие может дать человеку только страховой полис», как говорил в таких случаях Остап Бендер. Но нет, уверяю вас, вы ошибаетесь. Сергей Никаноров где-то здесь, на родных просторах. Просто… не выходит на связь.

— Его отпуск закончился. Он не вышел на работу. Телефон в его квартире не отвечает. Поскольку товарищ Никаноров был вовлечён… впрочем, это неважно. Важно лишь то, что было осуществлено вскрытие его квартиры, в присутствии понятых жилое помещение было тщательно осмотрено. Там никто не появлялся самое меньшее несколько месяцев. Видно было, что хозяин не выбежал в спешке: комнаты и кухня тщательно убраны, электроприборы выключены, включая холодильник.

— А документы? — вырвалось у Марии Владимировны.

— Все документы, уважаемая гражданка Онуфриева, на месте. Паспорт, партбилет, диплом, всё остальное. Доставка корреспонденции отменена. Оплату за квартиру осуществляла… близкая подруга гражданина Никанорова, проживающая на собственной жилплощади, для чего Никаноровым ей были оставлены денежные средства, весьма приличные, между прочим.

— И она, разумеется, ничего не знает?

— Разумеется, — кивнул «Петров».

— А чем же мы тогда можем помочь?

— Мы проверяем все версии, даже самые… маловероятные.

— С «финскими лесами»?

— В том числе.

Профессор развёл руками.

— Как уже сказал, вероятность данного события даже не стремится к нулю, а нулю равняется. Это абсолютно невозможно.

— Ну что ж, — вздохнул «Петров», — и тут ничего… Иного не ожидал, так, теплилась слабая надежда, потому и зашёл неофициально, а не вызывал никого повестками, поодиночке и всё такое прочее.