Гатчино, конец весны — начало лета 1909 года

В тот майский вечер Федя Солонов едва не расстался с корпусом, потому что, услыхав от Ниткина совершенно, абсолютно невозможную весть — что здесь каким-то образом появились их приятели из Ленинграда 1972 года, Игорь и Юлька. Всё, что угодно мог ожидать Федор, вплоть до того, что сам он может оказаться потеряным в детстве ребенком индийского магараджи от какой-нибудь белокожей рабыни — но не визита гостей из будущего. Точнее, из другого временного потока — будущее его собственного потока ещё не наступило, оно ещё не существовало и попасть туда было невозможно.

Тогда он подскочил, кинулся к двери, и Петя его едва остановил, мол, куда, вечерняя поверка на носу, он, Петя, сам еле успел! Завтра они пойдут, Ирина Ивановна поможет, они сейчас у неё…

Тут, надо признаться, Федя испытал жгучую зависть. Именно Петю разыскал Игорёк, именно Петя помог им в беде, именно Петя доставил их в корпус, целыми и невредимыми, и это делало Петю… уже как бы и не Петей, кадетом умным, но кадетом-нескладёхой, кого то и дело приходилось вытаскивать из самых разных карамболей.

Мыслей этих Федя сам устыдился. Но заставил бедного Петю во всех подробностях пересказать всё случившееся, включая Игорьковы и Юлькины рассказы.

И заставил себя не задавать самого естественного, наверное, сейчас вопроса — что же теперь будет? «Что будет» — об этом они поговорят все вместе с Ириной Ивановной и Константином Сергеевичем…

Как Федору удалось протянуть следующий день и не схлопотать ни одного кола, не смогла бы объяснить даже госпожа Шульц. Всё казалось словно в тумане, приятелям он отвечал невпопад, и только Господне заступничество спасло его на физике от свирепствий штабс-капитана Шубникова, который явился на урок в крайне дурном расположении духа, и опять наставил плохих оценов (правда, трогать Севку Воротникова он уже опасался).

Едва отделавшись от занятий, они с Петей помчались было на квартиру к Ирине Ивановне; «было» — потому что натолкнулись на Константина Сергеевича, и подполковник Аристов, заговорщически улыбаясь, предложил им следовать с ним, «а не носиться как угорелые, сегодня Ямпольский дежурит, уж он-то случая не упустит задержать невесть куда мчащихся под вечер кадет седьмой роты!»

Подполковник Ямпольский начальствовал над шестой ротой корпуса, на год старше седьмой и почитавшейся смертельными врагами.

Ирина Ивановна открыла им тотчас же, словно поджидала прямо за дверью. В квартирке её ароматно пахло пирогами, жареной курицей и ещё чем-то, отчего у Пети Ниткина немедля забурчало в животе, да так громко, что слышал даже Федор.

Юлька и Игорёк неловко стояли в гостиной, возле накрытого стола с самоваром, Матрена, кухарка Ирины Ивановны, деловито подвигала приборы, исправляя ей одной видимые недостатки.

— Ваше благородие, Константин Сергеевич! Господа кадеты! — приветствовала она их важно.

Федя же во все глаза глядел на гостей. Ну да, Игорёк и Юлька, точь-в-точь, как были, только загорелые оба, в гимназической форме— Игорь к ней явно ещё не привык, а вот на Юльке коричневое платье с чёрным передником сидит как влитое. Ну да, они ведь не сильно изменились, те, что она сама носила в свою школу…

И тут только Федор сообразил, что они не позвали Костю Нифонтова. Костю, который, как-никак, побывал там вместе с ними, тоже, как и они, был причастен Тайне. А вот — ни ему, ни Пете даже в голову не пришло известить Константина.

Юлька обрадованно привзвизгнула, обняла их, словно братьев. Бравые кадеты немедля залились краской, оба подумав, что это совсем не понравилось бы ни Лизе, ни Зине.

— Вот, — улыбнулась Ирина Ивановна, — прошу любить и жаловать. Вот и впрямь неисповедимы пути Господни!

Сели за стол. Матрена явно жалела худую Юльку, постоянно подсовывая ей лишние куски.

— Итак, — откашлялся Две Мишени. — Вопрос у нас, конечно, только одни — что же с вами делать, гости дорогие? Выдающиеся способности нашей дорогой Юлии… вызывают поистине изумление. Но, если я правильно понял, вы застряли тут у нас неведомо на какое время?

Игорёк кивнул.

— Застряли, Константин Сергеевич. Но ничего, время нас само обратно вынесет, как вас вынесло.

— И уважаемая Юлия ничего тут не может сделать?

— Она может, — солидно сказал Игорёк. — Только не знает, как.

Подполковник принялся расспрашивать, но Юлька упрямо смотрела вниз и отвечала односложно. Нет, она понятия не имеет, как всё оно так получилось. Да, она может воспроизвести «последовательность мыслей», но ничего не происходит. Наверное, требуется как раз сама машина, а уж она, Юлька — так, приложение…

Теоретическим спорам конец положила Ирина Ивановна.

— Думаю, что всё просто. Юля и Игорь останутся тут, у меня. Будут ждать, когда их, э-э-э, унесёт обратно. Как уносило нас. И из вашего 1972-го, и из вашего же 1917-го.

— Что ж нам, взаперти тут сидеть? — вздохнул Игорёк.

— А что ещё можно сделать? — удивился подполковник и Федор мысленно с ним согласился. — Вы не знаете здешней жизни. Мало ли что может случиться!

— Вы у нас взаперти не сидели, — буркнул Игорёк.

— «Взаперти» — это метафора. Конечно, погуляем с вами по Гатчино, в Петербург съездим… вам будет интересно.

— Интересно… — вдруг очень по-взрослому сказал Игорёк. — Не за интересом мы сюда…

— Мы ж случайно! — удивилась Юлька.

— Случайно. Но дед и ба как говорят? Что случайностей со временем не бывает. И, раз мы тут, дело надо делать.

— Какое? — хором спросили и кадеты, и Ирина Ивановна с Константином Сергеевичем. А Юлька ничего не спросила, потому что она уже обо всём догадалась.

— Дед что говорил? Что и в вашем потоке тоже надо предотвратить тысяча девятьсот семнадцатый. Что у вас должно получиться. Ну… вот… и мы как бы здесь…

Он вдруг покраснел и сбился.

— Идея понятна, — очень серьёзно сказал Две Мишени. — Но что вы собираетесь сделать? Что такого, чего не можем мы? Вы не знаете города, нравов, обычаев… да вы даже креститься не умеете!

— Умею! — возмутился Игорёк. И показал.

Да, умел. Юльку пришлось учить, но ученицей она оказалась способной.

— В храм вы не зайдёте — всё перепутаете, хорошо, если городовому не сдадут вас. Так что же вы сможете сделать?

— То же самое, что вы в нашем семнадцатом, — вдруг проговорил Игорёк и за столом мигом воцарилась мёртвая тишина.

— Неплохие рассуждения для мальчика двенадцати лет от роду, — покачала головой Ирина Ивановна.

— Деда как учит — иногда неплохо у врага кое-что позаимствовать. — Игорёк упрямо нагнул голову. — «Индивидуальный террор», — выговорил он старательно.

— Мы не знаем, что случилось в вашем семнадцатом, — глухо сказал Две Мишени. — Не знаем, получилось или нет. Не помним. Но… у вас-то изменилось что-то?

Игорёк покачал головой.

— Нет. Но дед говорит, что это так сразу и не должно было произойти, что слияние потоков требует времени…

И вот тут-то Федя Солонов и принялся рассказывать о том странном видении, мелькнувшем в памяти — о том, как они столкнулись на каком-то мосту с некой парой странных немолодых рабочих, и господин подполковник… застрелил их обоих. Застрелил, а тела велел сбросить в Неву…

Потом был ураган вопросов, на которые Федя ответить не смог бы, несмотря на все старания.

И главное — «почему же молчал⁈» — потому что сам не мог понять, что это, куда это и к чему. Потому что это воспоминание словно растворялось, ускользало, уходило в глубину, когда кажется — вот же оно, рядом, и можно поделиться с друзьями, а миг спустя его уже нет и ты сам удивляешься, про что ж это я такое только что думал?

— Но у нас ничего не изменилось… — растерянно пробормотала Юлька, словно и разом забыл недавние слова Игорька. — Всё как было, так и есть…

— Значит, у нас-таки получилось, — подытожил Две Мишени. — Но до конца ли? И от кого мы так долго потом отстреливались?