— Если ты считаешь, что это успокоит меня, то подумай еще раз. — Я прищуриваюсь, убеждаясь, что он понял мое сообщение. — Я ненавижу, когда со мной нянчатся, и это совершенно несправедливо. Ты должен был заступиться за меня.

— Именно это я и сделал. Я не виноват, что ты ведешь себя неразумно.

— Ну тогда испытай на себе эту неразумность. Ты спишь на полу! — я со злостью пихаю в него подушки и одеяла.

На следующее утро, проснувшись после комфортного сна и обнаружив Кэма, свернувшегося в кресле под неудобным углом с наполовину накинутым одеялом, я чувствую себя слегка перегнувшей палку со своей местью. Но потом вспоминаю все то дерьмо, которое он на меня вывалил, и все сочувствие испаряется.

Я на кухне, доедаю яичницу с беконом, когда входит Кэм, потирая затылок.

— Все уже ушли?

— Да, — указываю на записку, оставленную на столешнице. — Когда я спустилась, они уже уехали.

— Пахнет чем-то вкусным. — Он прислоняется спиной к кухонному шкафчику, принюхиваясь.

— Так и было, — я нахально ухмыляюсь, запихивая в рот последний кусочек бекона и злорадно похлопывая себя по набитому животу.

— А мне оставила? — спрашивает он, оглядываясь по сторонам, и моя ухмылка становится еще шире.

— Я не твоя рабыня, — и добавляю, указывая на холодильник. — Ни в чем себе не отказывай, чемпион.

Его взгляд темнеет, но Кэм не произносит ни слова, просто швыряет коробки на столешницу и делает себе завтрак. Требуется колоссальное усилие, чтобы не пялиться на его обнаженную грудь, пока он готовит. Чернила на теле завораживают меня, и я задаюсь вопросом, есть ли у рисунков какое-то особое значение. Мой взгляд останавливается на V-образных мышцах пресса, и я автоматически облизываю губы. Теперь я понимаю, почему он так фанатичен насчет своих ежедневных двухчасовых тренировок в современном домашнем тренажерном зале в подвале, неудивительно, что его тело так хорошо развито.

Боже, он серьезно относится к своей физической форме.

— Видишь что-то, что тебе нравится, детка? — спрашивает он самодовольным тоном, и я показываю ему язык.

— Просто смотрела в пустоту, — пожимаю плечами, поднимаясь со своей тарелкой и желая ответить его же словами, добавляю. — Не ищи в этом скрытый смысл.

Я кладу пустую тарелку и грязное столовое серебро в раковину, чтобы ополоснуть их, и вскрикиваю, когда Кэм хватает меня и притягивает к себе. Утренний стояк впивается в задницу, мгновенно пробуждая и возбуждая меня.

— Думаю, тебе нравится выводить меня из себя, — рычит он мне на ухо.

— Так же как и тебе, — парирую я, кладя руки на стойку.

— Меня заводит в тебе абсолютно все. Благодаря тебе у меня постоянный стояк с тех пор, как я приехал в Райдвилл. — Он толкается в меня, имитируя секс, и от этого у меня подгибаются ноги.

— А как насчет Рошель? — огрызаюсь я, и образ того, как она отсасывает ему, внезапно возникает в голове. — Из-за нее тоже был постоянный стояк или ты просто трахал ее? — я снова толкаю его локтем в живот, отталкивая от себя.

— Я должен был по-настоящему разозлить тебя, — говорит он немного запыхавшимся голосом, — удар был явно лишним, и думаю, что заслужил это, но это не значит, что я не зол на тебя.

Я визжу, когда меня неожиданно поднимают. Кэм кладет меня на стойку, раздвигает мои ноги и устраивается между ними. Он сжимает мои бедра, серьезно глядя мне в лицо.

— Постоянная головная боль была единственной вещью, что мне давала Рошель, и я не трахал ее.

— Лжец, — фыркаю я, желчь поднимается к горлу, и отвожу взгляд. — Я видела твою маленькую оргию.

Кэм хватает мое лицо, заставляя смотреть на него.

— У меня была минутное помутнение рассудка, и тогда я единожды позволил ей отсосать мне. В любом случае, тогда была твоя вина, ты разозлила меня своим милым разговором с Трентом. — Его взгляд темнеет. — Но я больше никогда не позволял ей прикасаться к моему члену. Я даже ни разу не целовал ее. Все это было притворством, чтобы разозлить тебя.

— Ты позволял ей лапать тебя и говорить мне гадости каждый день за обедом. — Сквозь стиснутые зубы произношу я, прищурившись на него, а он еще крепче сжимает мой подбородок.

— Ты многого не понимаешь, Эбби. Вещи, которые я хочу тебе рассказать, но не могу. Еще нет. — Его кадык подпрыгивает в горле. — У меня нет оснований просить доверять мне, и ты умна, поэтому я знаю, что ты не доверяешь, но я прошу дать мне шанс.

— Какого рода шанс?

— Шанс доказать, что парень, которого ты встретила на пляже в Алабаме, и есть настоящий я.

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему ты хочешь получить шанс? Я тебе даже не нравлюсь.

— О, ты мне нравишься, и я думаю, ты уже знаешь это. — Ухмыляется он и толкается в меня бедрами.

— То, что ты хочешь меня, не значит, что я тебе нравлюсь. Секс и подобное в этом отношении не то же самое, что секс и любовь.

Кэм проводит большим пальцем по моей щеке, посылая шквал покалываний по коже.

— Я докажу тебе это. — Он впивается в меня взглядом и кажется искренним. — И я сожалею о том дер*ме, которое натворил. Ты совершенно не такая, как я думал.

— Что это вообще значит?

Чем больше он говорит, тем сильнее я запутываюсь в своих мыслях и суждениях. Это все так сбивает с толку.

— Скоро все это обретет смысл. Обещаю. — Вздыхает Кэм, проводя рукой по своим взъерошенным волосам.

Он наклоняется, целует меня, и я нежно провожу ногтями по коротко подстриженным волосам.

— У него есть какой-то особый смысл? — спрашиваю я, проводя кончиком пальца по кресту, нарисованному чернилами на его черепе.

— Это напоминание.

Я выгибаю бровь, вглядываясь глубоко в его прекрасные глаза.

— Напоминание о чем?

— Что мы все, так или иначе, подвергаемся травле.

Мы проводим весь день в саду, к большому отвращению Кэма я надираю ему задницу в теннис, и после обеда прохлаждаемся в бассейне. День пасмурный, но температура все еще достаточно теплая, чтобы купаться.

— Ты хороший пловец, — замечаю я, когда мы плывем вдоль бассейна бок о бок.

— В детстве я много времени проводил в воде.

— Тебе, наверное, было одиноко расти единственным ребенком. — Я закидываю наживку, затаив дыхание, и ожидаю попадется ли Кэм на крючок.

Он отплывает в сторону и кладет руки на выступ, спиной ко мне.

— Я справился, и у меня были Рик и ребята.

Кэм поворачивается, вытягивая руки за спиной и давая тем самым лучший обзор на его пресс и бицепсы, и я знаю, что у меня отвисает челюсть. Он чертовски горяч, и я не могу не пялиться, когда вся эта обнаженная кожа соблазняет меня.

— Иди сюда. — В его взгляде вспыхивает похоть, когда я подплываю к нему. Он проводит большим пальцем по моему рту и ухмыляется. — У тебя тут слюнки потекли.

— Осел, — толкаю его в грудь.

— Думаю, мы уже выяснили это. — Он опускает руки в воду, притягивая меня к себе. — И все же, ты здесь.

— С тобой, я становлюсь идиоткой, — честно признаюсь, скользя руками по его мокрой груди.

— И почему это так? — спрашивает Кэм, играя с завязками на трусиках бикини.

— Потому что гормоны каждый раз берут верх над мозгом.

— Если это поможет, я не могу выбросить тебя из головы с тех пор, как мы встретились.

— Почему? — я наклоняю голову в сторону, когда он скользит рукой по моим ягодицам.

— Ты интригуешь меня, и никогда не делаешь и не говоришь того, чего я ожидаю. Также ты не принимаешь «нет» в качестве ответа. — Кэм покусывает мочку моего уха. — Твоя сила и боевой дух — самые сексуальные вещи в тебе. Мне нравился каждый раз, когда ты боролась со мной.

— Ты очень помог мне с этим, — говорю я, скользя рукой вниз между нашими телами, чтобы погладить твердую длину сквозь плавки.

— Правда?

— Той ночью, — я сглатываю, вспоминая, как далеко тогда зашли мои мысли, — я почти разочаровалась в жизни. — Мой взгляд останавливаются на нем, когда Кэм обхватывает ладонями мои голые ягодицы и проводит большими пальцами по обнаженной плоти.