Дрю не сводит с меня взгляда, на его лице написано извинение. Оба Бэррона продолжают смотреть в пол, но это мало что меняет. Они все еще находятся в комнате, чтобы засвидетельствовать мое унижение.

— Каков вердикт? — спрашивает отец.

— Я… я не знаю, — говорит Трент. — Она очень тугая.

— Наклонись и загляни в нее, — приказывает отец.

Мою лоно широко раскрывают. Я больше не могу сдерживать крики, и открыто рыдаю. Дрю молча умоляет меня держать себя в руках, но я не в силах больше это делать. Это худшее оскорбление в жизни. Вторжение, которое я никогда не переживу. Я не могу поверить, что Дрю позволяет это. Что его неудачная попытка вмешательства была всем, что он предпринял, прежде чем принять это как неизбежное. Если бы мы поменялся ролями, я бы скорее кричала благим матом, чем позволила отцу унизить моего близнеца.

— Что я должен искать? — Трент спрашивает так, как будто он никогда раньше не видел влагалища.

— Если ее девственная плева цела, то отверстие должно быть покрыто тонким слоем кожи с небольшим отверстием.

Либо отец погуглил это до того, как я вернулась домой, либо это для него не впервые. Я склонна полагать, что это все же последний вариант.

— Я не вижу ничего подобного, — говорит Трент, используя пальцы, чтобы шире раскрыть влагалище, исследуя складки, убеждаясь в тщательности проделанной работы.

Я хочу умереть. Свернуться в клубок и перестать существовать.

Мне следовало просто признаться, а не лгать.

По крайней мере, я могла бы быть избавлена от этого унижения.

Громкий стук в дверь заставляет сердцебиение ускориться до уровня сердечного приступа, когда мысли о том, что он запланировал дальше, вихрем проносятся в сломленном сознании.

— Входи, — зовет отец, как будто в кабинете нет его почти восемнадцатилетней дочери, распростертой на столе с выставленными напоказ задницей и киской.

— Ах, доктор Каммингс, — говорит он, наконец убирая руку с моей головы. — Спасибо, что пришли так быстро. К тому же в воскресенье. Я ценю это.

Дрю, наконец, двигается, натягивает платье на мою голую задницу и помогает подняться. Я шлепаю его по рукам, обхватывая свое дрожащее тело. Я избегаю смотреть на Трента, не желая видеть самодовольное выражение на лице. Слезы продолжают струиться по щекам, и я не в силах остановить их. Острая боль пронзает грудь, и сдавленный комок застревает в горле, когда самая сильная боль атакует меня со всех сторон.

— Я всегда в вашем распоряжении, мистер Херст, — монотонно говорит доктор. — Это она?

— Да. — Отец жестко тянет меня за руку. — Мне нужно ваше профессиональное мнение о том, цела ли ее девственная плева.

Этот гребаный ублюдок.

Я свирепо смотрю на него.

Он уже вызвал врача, так что это было чистое шоу. Способ доказать отцу Трента, что он серьезно относится к этому обвинению. Способ наказать меня за преступление. Еще одно средство, чтобы попытаться сломить меня.

— Мне нужна отдельная комната с кроватью, — говорит доктор.

— Я попрошу Луиса отвести вас в ее спальню. Вы можете осмотреть ее там.

Я почти ожидаю, что отец отправит всех с нами, но он позволяет мне уйти с доктором наедине.

— Не выпускай ее из виду, — говорит он Луису, и мудак кивает со злорадной улыбкой.

Я оглядываюсь через плечо на Дрю, умоляя его сделать что-нибудь, но он опускает голову, и я понимаю, что сама должна с этим справляться. Чарли, наконец, поднимает голову и смотрит на меня. Слезы в его глазах почти уничтожают меня, но я отчаянно пытаюсь запереть все чувства внутри, пока не смогу выпустить их на волю, когда останусь одна.

Доктор холоден и недружелюбен, веля мне лечь на спину на кровать, согнуть колени и широко раздвинуть ноги. Луис облизывает губы, наблюдая за происходящим с порога. Этот засранец мог бы легко ждать за дверью, но ему нравится видеть мои страдания. Можно было бы попросить доктора отослать его, но у меня чувство, что просьба останется без внимания, и я не доставлю Луису удовольствия, показывая, что это меня нервирует.

Зажмуриваюсь, когда доктор вводит в меня палец в перчатке, и мое разрушение завершает полный круг. Он светит маленьким фонариком во влагалище, и еще больше слез вытекает из уголков глаз.

Закончив, он нависает надо мной со стальным взглядом.

— Ты должна спуститься со мной вниз.

— Сначала мне нужно в ванную, — говорю я, и он кивает.

— Только быстро. — Язвительно и небрежно произносит врач.

Я вытаскиваю трусики из корзины для белья в ванной и натягиваю их, а затем сердито смахиваю горячие слезы, бегущие по щекам. Я промокаю глаза и вытираю влажную кожу, поправляю волосы и чищу зубы, прежде чем выйти и присоединиться к ухмыляющемуся Луису и бессердечному доктору.

— Каково ваше профессиональное мнение? — спрашивает мой отец, как только мы возвращаемся в его кабинет.

— Она не девственница, — хладнокровно заявляет доктор, подписывая мне смертный приговор.

— Спасибо, доктор Каммингс, это все.

Луис провожает доктора, и в ту секунду, когда дверь закрывается, Трент летит через комнату, хватая меня за горло.

— Ты гребаная, лживая, изменяющая шлю*а! — выплевывает он, во взгляде горит ярость и негодование.

— Убери от нее свои грязные руки, — говорит Дрю, хватая Трента за локоть и пытаясь оттащить его назад.

— Я, бля*ь, убью тебя, шлю*а!

Он крепче сжимает мое горло, ограничивая подачу кислорода. Мышцы его шеи напрягаются, и чистый жидкий яд выливается из взгляда, когда он продолжает сжимать меня.

Мои веки трепещут, черные волны омывают сетчатку.

— Сделай это, — хриплю я, пока Дрю и Чарли пытаются оторвать руки Трента от меня, но хватка крепка, и он не сдается.

Мистер Бэррон печально качает головой, а Кристиан Монтгомери выглядит так, словно хочет присоединиться к сыну и задушить меня. Он больше не пялится на меня с желанием, так что это, по крайней мере, один положительный результат от этого эпического скопления.

— Трент, мне нужно, чтобы ты отпустил Эбигейл, — говорит мой отец. — Я разберусь с этим.

— Она, бля*ь, моя невеста, — рычит он.

— Она моя дочь. — Оправдывается перед ним отец. — Отпусти ее.

— Сынок, отпусти ее, — говорит мистер Монтгомери.

Трент мгновенно бросает меня. Я падаю на пол, хватая ртом воздух, потирая больную шею, пока из глаз текут слезы. Прежде чем я успеваю отдышаться, отец поднимает меня и грубо швыряет на стул, который он поставил в центре комнаты. Он привязывает мои запястья и лодыжки к подлокотникам и ножкам стула, и я задаюсь вопросом, какое новое унижение он приготовил для меня.

Меня пробивает ледяным холодом, заменяя всю кровь в венах, и защитный слой смыкается вокруг сердца, запечатывая все теплое и человечное за ним. Слезы высыхают, прежние мучительные эмоции сменяются сердитым оцепенением, за которое я цепляюсь.

Отец стоит передо мной, едва скрывая свою ярость.

— Я задам тебе несколько вопросов, и мне нужны ответы. Откажешь, и я изобью тебя до полусмерти.

Я складываю губы в нейтральное выражение и бесстрастно смотрю на него. Если он думает, что я расскажу хоть что-то, то он сумасшедший. Я предпринимаю последнюю отчаянную попытку изменить свою судьбу, даже если надежды на успех мало.

— Отец, клянусь тебе, я девственница. Я могла бы порвать девственную плеву, танцуя или катаясь верхом. Хорошо известно, что это может произойти несколькими способами. Спросите у доктора. Он не может сказать со стопроцентной уверенностью, что я не девственница.

Отец на мгновение задумывается, и я почти вижу, как крутятся колесики в его мозгу. Я даю ему выход, если он решит ухватиться хоть за один из этих вариантов.

Но отец Трента на это не купился. Кровавый ублюдок.

— Прекрати. — Ноздри Кристиана раздуваются, когда он подходит ко мне. — Просто перестань врать. Если ты посмеешь проявить неуважение ко мне и моему сыну, то самое меньшее, что ты можешь сделать — это признаться в своих грехах.

— Так же, как ты признаешься в своих? — фыркаю я.