Зимой Руфина Алексеевна тяжело заболела. Болезнь дала осложнение на сердце. Анна Никифоровна ухаживала за больной, следила за пятилетней Валей, ходила в аптеку и магазины. Все заботы легли на нее…

Когда капитан Черноок вернулся домой, Анна Никифоровна решила уехать на Украину.

— Кто есть у вас там? — спросил ее Кирилл Григорьевич.

— Кто-нибудь найдется…

— Анна Никифоровна! — Черноок взял ее руки в свои. — Для меня Украина, как и для вас, — родина. Но вот я приехал на Урал, привык к людям, вложил свой труд в труд уральцев и вижу: здесь тоже моя, родная земля. И здешние люди стали мне близкими. А для вас? Неужели здесь вы на чужбине?

Старая женщина взглянула на него и опустила голову.

— У меня есть моя пенсия, и мне ее хватит на жизнь, — сухо сказала она.

— Анна Никифоровна! — возразил Черноок. — Верите вы, что люди могут стать близкими, даже если они не родные по крови? И какие между нами счеты? Я у вас в неоплатном долгу за все, что вы сделали для жены и Вали…

Анна Никифоровна молчала.

— Никуда мы вас не отпустим! — решительно сказал Кирилл Григорьевич. — Мы знаем, что есть у нас родной человек — Анна Никифоровна. И где же ей жить, как не у нас!

Так и случилось, что Анна Никифоровна осталась на Урале, в семье, ставшей ей родной.

Ксюша очень любила собирать ягоды.

Едва кончался голубой июнь и начинался знойный июль, Ксюша, сначала с кем-нибудь из взрослых, потом одна или с Тайкой, частенько уходила в лес.

Каждый год повторялось чудо. Под защитой узорных листиков земляники на тонких веточках начинали алеть, наливаться соком душистые ягодки.

В первый день сбора, едва Ксюша, ложась спать, опускала на подушку утомленную голову, у нее перед закрытыми глазами возникала все та же картина: лесные поляны, густые заросли земляники. Крупные алые ягоды как будто звали: «Сорви меня! И меня… А я вкуснее всех!»

Кончалась земляника. В затененных местах, в густых борах начинала созревать черника. Все ребята ходили с фиолетовыми губами и зубами.

А там поспевала и костяника. Повсюду, и в лесу, и на просеках, среди крупных вырезных листьев, рдели кисти костяники: то обильная и крупная, а то всего пять-шесть ягодок, сложенных плотно и аккуратно. Словно ограненный камень — рубин, — возьми его и вставляй в перстень.

Вскоре и брусника из фарфорово-розовой станет темно-красной. И до чего же кустик брусники похож на маленькую яблоньку! Где-нибудь, у трухлявого пенька, на пригорочке стоят два-три кустика брусники. Среди темно-зеленых, жестких, словно кожаных, листиков висят ягодки, будто яблочки. Одни белые, другие порозовей, а третьи совсем румяные.

И Ксюша представляла себе: а вдруг живут в лесу такие маленькие человечки, для которых кустик брусники — совсем как яблоня…

Собирать ягоды девочка умела. С подросшей уже Таей отправятся они в лес. Вернутся, посмотрит мама в их кузовки и вздохнет.

У Таи в кузовке чего только нет! И сухие иглы хвои, и легкая, похожая на прозрачно-желтую бумагу, пленочка со ствола сосны, и даже комар, которого Тая убила, хлопнув себя по лбу.

А у старшей сестры (как будто не в одном месте они брали!) все ягоды одна к одной, крупные, спелые, И хоть бы одна соринка!

Нередко Клавдия наставляла Тайку:

— Учись у Ксюши! Вот как надо ягоды брать!

Вблизи дома Чердынцевых брусника попадалась только изредка, много ее не наберешь.

А теперь Ксюша отправится с бабушкой за болота, в богатые заповедные места, где бруснику собирают ведрами. С бабушкой пойдет давняя знакомая, мать вагонного мастера, Матвеевна.

Опытные ягодницы не всякого с собой в лес возьмут. Насколько выносливой Ксюша окажется?

Девочка понимала, что ей предстоит в своем роде экзамен.

Бабушка заранее приготовила для себя берестяной короб, а для внучки холщовый мешок. В мешок была вставлена старая квадратная лубяная корзина без ручки. Анисья Кондратьевна ловко завязала мешок широкой тесьмой за углы и вверху, Получилась легкая и удобная котомка.

Бабушка велела Ксюше разыскать два крепких батожка, чтобы опираться на них, когда пойдут через болото.

Утром Анисья Кондратьевна напекла пирогов с морковью, с горохом; наложила их в свой короб, да еще вареной в шкурке картошки, соли в тряпочке, хлеба, кружку, теплую байковую кофту.

— А почему вы не утром в лес пошли? — полюбопытствовала Тайка, внимательно наблюдавшая за этими сборами.

— До Хрустального ключа идти далеко, — ответила бабушка. — К полдён доберемся, силы-то и не останется. А с обеда выйдем, к вечеру на месте будем. Ночуем у костерка, отдохнем, а с утра — за работу… Так оно вернее.

— И вы будете ночевать в лесу? — глаза у Тайки округлились.

— А что? Там, недалеко от Хрустального ключа, есть охотничья избушка. Можно в ней спать, а еще лучше на вольном ветерке, под сосенками.

— А вдруг придет… какой-нибудь зверь?

— Какой там зверь! — махнула рукой Анисья Кондратьевна. — Электровозы всех зверей вокруг распугали. Есть, конечно, в этих местах один зверь, сам рыжеватый, а спина полосатая.

— Тигр? — догадалась Тайка, Ее глаза стали еще круглее.

— Откуда же тигр? И потом тигр — громадина. А тот зверек маленький. Бурундук это! И знаешь почему у него спинка полосатая? Про это в сказке вот как говорится…

И начала бабушка одну из своих несчетных сказок о том, как бурундук дружил с медведем, а потом они поссорились. Медведь хотел бурундука догнать и съесть, да лапа его скользнула по спине бурундука.

И медвежьи когти оставили след на шкурке.

К полудню пришла со станции Матвеевна, сухонькая, сгорбленная старушка.

— И то думала, Кондратьевна, идти ли мне к Хрустальному ключу, — начала она, присаживаясь в кухне на скамью. — Давненько не ходила, вдруг рассыплюсь?

— Не бойсь! Старая телега скрипит, да едет! — усмехнулась бабушка. — Садись, отдыхай. Как жар спадет, так и тронемся.

Ксюша всегда была на редкость спокойной, терпеливой, а тут вечера дождаться не могла.

Анисья Кондратьевна не раз ее оговаривала:

— Не томошись без толку! Посиди. Путь у нас не близкий.

Наконец настал долгожданный час. Бабушка надела на девочку легкую котомку. В карман старенькой материной фуфайки сунула обернутые тряпочкой старые спортивки, коротко объяснив удивленной Ксюше: «Понадобятся!»

Сама, несмотря на теплынь, надела байковую кофту. Клавдия помогла ей приладить берестяной короб с широкими лямками.

Собралась и Матвеевна.

— Присядем, что ли, на дорожку, — сказала Анисья Кондратьевна, и первая села на сундук, в кухне. Сели и остальные.

У Тайки глаза удивленно расширились, потом засмеялись.

— А я думала, вы на дорогу присядете! — захохотала она.

— У тебя все смехи да пересмехи! — притворно ворчливо сказала бабушка. — Ну, пошли, в добрый час…

Все трое взяли в руки большие укладистые корзины, плетенные из тонких корней, батожки и двинулись в путь.

Отойдя от крыльца с десяток шагов, Ксюша обернулась.

Ей улыбалась с крыльца мама, помахала рукой Тайка, крикнул что-то Вася.

Путь на Хрустальный ключ начался.

Перебравшись через переезд на другую сторону полотна, путешественники некоторое время шли по обочине дороги. Потом торная, наезженная дорога повернула влево. Бабушка и ее спутницы пошли по старой, заросшей травой дороге.

Солнце еще стояло довольно высоко и изрядно припекало. В фуфайке, с котомкой за плечами Ксюше было жарковато, но вскоре она втянулась в ходьбу и уже не замечала жары.

— В августе-то сколько дождей пролилось, на болоте вода, поди, высоко стоит, — озабоченно сказала Матвеевна.

— На трех ногах выберемся! — ответила Анисья Кондратьевна.

«Как это на трех ногах?» — подумала Ксюше и тут же догадалась — ведь у каждой из них был с собой посох.