А солнце поднималось все выше, и все нарастало нетерпение зрителей.
Наконец, с минаретов раздались крики:
— Едет! Едет!
И тотчас же, заставив всех вздрогнуть, раскатисто бухнула сигнальная пушка. По рядам сипаев словно прошла волна. У Бангалурских ворот по высокой мачте медленно полезло вверх государственное знамя Майсура и тяжело захлопало на ветру.
Подошли первые мокабы, и толпа разразилась громкими приветственными криками. На красиво убранных и вычищенных конях через живой коридор, образованный сипаями, подбоченясь, ехали совары. Длинной вереницей вливались они через ворота в город. Умиленный бхат вытирал глаза:
— Что за красота! Что за пышность! Ишь, как разодеты совары! Ангрезы от них плакали. И не знали из-за них покоя обозники маратхов и брадобрея-низама. А верблюжатники! А слоны!..
Под стенами уже шла верблюжья кавалерия. На ногах и уздечках у верблюдов — бубенчики и большие красные кисти. На крупах — алые попоны. В руках у всадников — длинные пики. За верблюдами прошло несколько десятков слонов с разрисованными хоботами, в богатой сбруе с гремящими бляхами.
Однако Хасан едва глядел на верблюдов и слонов, на отряд негров-сипаев в шапках с черными и красными страусовыми перьями. Ждал он, что опять пойдет кавалерия, а тут явилась пехота! Усачи-сипаи шагали бодро, с песнями. В крепости ждали их добротные казармы и заслуженный отдых.
— Значит, нечего ждать джукдара Хамида! — разочарованно сказал он бхату. — Пойди найди его теперь.
— Обожди, Хасан. Будут еще совары. Гляди-ка! Ведут коней. Значит, близко сам Типу.
В самом деле послышался барабанный бой, пушки на стене загремели торжественным «салами», раздались крики:
— Слава Типу Султану! Слава!
Между рядами сипаев прошли конюшие, ведя в поводу прекрасных коней. Затем — большая группа именитых людей столицы. И наконец, показался отряд конной гвардии, в середине которого шагал огромный белый слон под алой попоной и с золотой цепью на груди. На спине у слона огнем горела золотая крыша большого хоудаха.
Типу был в дорогой парчовой одежде. На его голове красовался любимый им бурханпурский тюрбан.
На груди — бесценное ожерелье. За спиной у Типу сидел Саэд Мухаммад, и все с изумлением увидели, что хазрат, пожалуй, не уступит ему в ширине плеч...
Всю дорогу до столицы Типу внимательно рассматривал окрестные поля и рощи кокосовых пальм, каналы с чистой водой, тучные стада. Никакого сомнения — страна его процветала. Его крестьяне жили лучше, чем в соседних государствах. Поэтому каждый год в Майсур являются новые и новые тысячи семей и, получив землю, начинают с рвением возделывать поля, сады и огороды. Уничтожить бы еще грабителей-сахукаров, которые сосут из крестьян все соки. От этого выгадала бы казна. Но тогда нужно заводить свои «котхи» — банки. Многочисленные и сильные сахукары тотчас же станут его смертельными врагами. И так уж много врагов...
А слон уже подошел к стенам столицы. В окружении грациозных пальм, в оправе светлых струй Кавери Шрирангапаттинам походил на красивую игрушку из сахара. Ослепительно сверкали за стенами золотые купола Великой мечети. Аккуратно побелены были даже обычно темные гопурамы городских храмов. Синело над городом ясное небо...
— Я доволен, Саэд, — не оборачиваясь, говорил Типу фаудждару. — Город имеет опрятный вид. Всюду чистота и порядок. Сипаи — веселые и сытые...
— Спасибо, хазрат! — отвечал фаудждар. — Я старался как мог. Но, по правде говоря, куда легче и веселей было мне во главе твоих телохранителей. У меня заржавела сабля в ножнах...
— Успеешь еще намахаться ею, отважный Саэд...
Упомянув о сабле, Типу вдруг снова вспомнил сон, виденный прошлой ночью. Сон был тревожный и пророческий: снилось ему, будто, вступив с триумфом в столицу, входит он в Саршам Махал, а там в главном зале, раздув капюшон, качается большая кобра, и вся его семья с ужасом смотрит на гадину. Типу выхватил саблю и кинулся на змею, но она выскользнула за дверь. Он за ней. Вдруг змея обернулась в шакала, который пустился наутек. Типу изумился такому превращению, но тут заметил, что с севера, грозно клубясь, к Шрирангапаттинаму подступают красноватые тучи, прорезаемые молниями, которые очень похожи на штыки. Тучи пахнули на Типу ледяным холодом, и он проснулся в смятении.
Красные тучи — это батальоны Компании. Но змея и шакал! Кто прячется под их личиной? Саэд Мухаммад рассказывает, что в столице нет прежнего спокойствия. То и дело появляются лжепророки, которые сеют повсюду смуту, таинственно нашептывают о приближении конца света и науськивают мусульман на хинду и наоборот. У одного из таких «пророков» Саэд Мухаммад сумел под пыткой вырвать признание, что тот подослан из Мадраса каким-то полковником Ридом...
— Саршам Махал отремонтирован, хазрат, — прервал раздумья Типу фаудждар. — В нем ждут тебя старая мать, дети и обе жены. Или поедешь сначала поклониться Бахадуру?
— В Саршам Махал, — сказал Типу. — Все устали. Я даю армии и народу десять дней отдыха...
Под громовое «салами» пушек, бой наккаров и приветственные крики толпы гвардейцы и белый слон Типу прошли в ворота и двинулись к главной площади столицы. Глядя со стены им вслед, бхат бормотал:
— Вот как обласкала его судьба! Воистину она обходит своими щедротами тысячи людей, а одному вдруг отсыплет целую пригоршню бесценного жемчуга...
— Ты про кого это, дядя? — спросил Хасан.
— Про Типу Султана, племянник. Много лет назад на площади, где стоит ныне Великая мечеть, бегал без штанов и кидался пылью толстощекий мальчишка. Я его хорошо помню. Отец его Хайдар Али был тогда всего лишь джукдаром. Кто бы мог подумать, что этот мальчишка станет правителем Майсура?
Но Хасан не слушал бхата. Не видать ему джукдара Хамида и веселого совара Садыка. А он хотел просить, чтобы взяли его к себе в джук! Все более теряя надежду, Хасан невесело глядел на шествие. Под стенами опять шли слоны. На спинах у них красовались игрушечные мечети из дерева и бумаги, махи муратиб — золотые рыбки на древках, перевитые цветными лентами восковые факелы, золотые сосуды, кресло из слоновой кости — знаки величия и силы правителя Майсура...
И вдруг снова показались совары. В их медленном красочном шествии оживший Хасан сумел-таки найти тех, кого искал.
— Дядя! — дернул он за рукав бхата. — Гляди, Садык! Я побегу...
— Постой! Куда ты? Да тебя никто и не узнает. За пять лет ты меня перерос, а был короче моей клюки. Потом улицы оцеплены — не пройдешь.
— А вдруг потеряем их!
— Не бойся, никуда они не денутся, найдем обязательно...
Пришлось Хасану остаться с дядей. Насилу дождался он вечера. А когда вместе с бхатом они вышли из Бангалурских ворот, то у Хасана захватило дух при виде огромного лагеря у стен города.
На большом пустыре, по которому ветер гонял недавно пыль и клочья соломы, расположилось тысяч десять соваров с семьями и слугами, с арбами и лошадьми. Без конца и края тянулись разноцветные палатки самых разных размеров. Дымили бесчисленные костры. Возле арб с распряженными быками высились составленные в конусы пики. У коновязей грызлись и ржали кони. Повсюду группами и в одиночку расхаживали совары и сипаи, сновали крестьяне из окрестных деревень, торговцы с лотками на головах. Дукандары уже расставили столы и на все лады зазывали прохожих. Из лавок и со столов неслись дразнящие ароматы жареного мяса и свежеиспеченных лепешек, с которыми странно перемешивались резкие запахи конского пота и навоза. От всего этого могла закружиться голова...
Постукивая клюкой, бхат шел по лагерю. То и дело он останавливался и расспрашивал встречных.
— Джук Хамида где-то за банджарами, — сказал он племяннику. — У самого края поля. Сейчас разыщем...
Им пришлось обходить большой табор банджар[153]. По древнему обычаю, банджары составили бесчисленные арбы в широкий круг. Между арбами горели дымные костры перед прокоптелыми шатрами. Лежали выпряженные быки. Плечистые темнолицые мужчины складывали в большие штабеля мешки с рисом, пшеницей и солью, стаскивали с арб бочки с тари. На арбах сидели женщины банджар — все в широких цветастых юбках — гаграх; руки женщин до локтей унизаны браслетами, в ушах крупные серьги. Они бойко торговались с покупателями, которые пришли к возам за провиантом...
