— Под ноги глядите, — говорил наик сипаям. — Здесь полно змей. Ужалит — и конец.
Наконец, остались позади болота. Комары отстали. В туманной дымке незаметно скрылись пики Савандурги, похожие на зубы страшного дэва.
Через несколько дней отряд подошел к большой деревне, опоясанной глиняной стеной. Под стеной догорали лачуги неприкасаемых. Колодцы были завалены павшими быками. Кругом все истоптано и разорено.
При виде майсурцев и их зеленого знамени на стенах и бастионе над главными воротами появилась сотня молодцов в разноцветных тюрбанах. Они воинственно размахивали мушкетами, копьями и рогатинами. Сверху неслись брань и злобные выкрики:
— Явились, верные собаки Типу!
— Ублюдки! Чтоб всех вас змея ужалила!
— Обойдемся без вашего Типу! У нас свой хозяин есть — Чингаппа. Проваливайте отсюда!
Субедар — командир отряда с безопасного расстояния, чтобы не достала ненароком пуля, закричал:
— Эй, Чингаппа! Сдавайся! Пощажу тогда тебя и твоих людей.
На глиняном бастионе появился дородный человек в белой одежде и отделанном золотом тюрбане — сам Чингаппа.
— Только сунься, субедар! Деревней этой и всей округой исстари правил мой род, а не твой Типу. Плюю на тебя, субедар!
— Гляди, как бы плевок не попал тебе же в глаза! — отозвался субедар. — Сидел бы ты лучше в Мадрасе и не мутил крестьян. Два раза прощал тебя Хайдар Али. Но на этот раз за оскорбление Типу пощады не жди. Слышал?
— Не пугай, субедар! — неслось со стены. Крестьяне за меня. Разакары[139] — тоже. За мной Махараштра и сам Нана.
На этом мирные переговоры кончились. Чингаппа и его люди были настроены весьма решительно. Загремели выстрелы, заставив субедара поспешно ретироваться. Майсурские канониры выкатили пушку.
— Попробуй, пока светло, джаван, — сказал Джеймсу Сагуна. — С Чингаппы мигом вся спесь слетит.
Вот где пригодилась наука, которую Джеймс прошел на «Ганнибале»! Быстро и четко, словно на учении, он выдвинул из-за деревянных щитов заряженную пушку, прицелился и выстрелил. Ядро вдребезги разнесло деревянные ворота, но за ними оказалась свежая глинобитная стена. Второе ядро, ударив в стену, мирно скатилось к ее подножию.
Джеймс растерянно смотрел на стену. Что такое! В Беднуре при прямом попадании в стену во все стороны разлетались тысячи осколков. А здесь ядра отскакивали, словно мячи. Глинобитная стена отлично пружинила.
— Не берет! — огорчился Сагуна. — Придется брать деревню штурмом...
Молодцы Чингаппы, высовываясь из-за стены, хохотали и выкрикивали оскорбления. Явился субедар.
— Отставить! — с сердцем приказал он. — Что толку палить в коровье дерьмо...
Целую неделю шла ленивая перестрелка. Субедар чего-то выжидал. Ночами вокруг стен пылали большие костры. В деревне ревел скот. Там то и дело раздавались крики, выстрелы и вопли женщин.
— Чингаппа лютует в деревне, — шептались сипаи. — Не человек, а зверь! Пока стоим, он всех крестьян изведет...
Ночью из-под стены выполз к костру изможденный пожилой крестьянин в рваном дхоти. От него несло запахом нечистот.
— Погибает деревня, братья! — плакал он, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Чингаппа будто с цепи сорвался. Творит бесчинства. Людям и скоту нечего есть. Пропадаем все...
Стоя у костра, субедар и наики молча слушали горестный рассказ крестьянина. Чингаппа нагрянул в деревню с сотней негодяев и перебил стоявший в ней отряд майсурцев во главе с наиком. Губит семьи. Мстит крестьянам за то, что они стали забывать о нем.
— А Чингаппа хвастался, что все крестьяне за него. Врал, значит? — спросил субедар.
— При Хайдаре Али и Типу стало лучше, сахиб. Хоть они и мусульмане, — отвечал крестьянин. — Отец Чингаппы обирал нас дочиста. А последнее время и нам оставалось кое-что. Не жаловались...
— Что же не перебили вы Чингаппу с его молодцами?
— Страшно, сахиб! Испокон веков правил нами род Чингаппы. Что могут сделать зерна против жернова? Перечить радже — умываться в своей крови. Выбрался вот по сточной канаве сказать вам — должен скоро бежать Чингаппа. Треть его людей уже улизнула из деревни...
Субедар удвоил караулы.
Вторую ночь подряд Джеймс сидел с Сагуной в секрете. От нечего делать он подолгу глядел на молодой месяц с загнутыми кверху рожками. Он казался похожим на «Ганнибала». Где, в каких морях плавает сейчас гордый корабль?
— Эй, джаван!— послышался вдруг тихий голос Сагуны. — Помнишь ты важного генерала, который ограбил казну в Беднуре?
Джеймс удивился. Никогда не вспоминал наик о Беднуре, но память о кровавых схватках под его стенами, должно быть, крепко сидит у него в сердце.
— Помню, а что?
— Его уже нет в живых.
— Убили? — помимо своей воли быстро спросил Джеймс.
— Никто его не убивал. Типу не воюет с пленными. Генерал сам умер — от злости. Недавно в столице раскрыли заговор. Заговорщики хотели, чтобы он помог им захватить город. А когда они попались, генерал будто взбесился: плюнул на золотую майсурскую монету и бросил ее под ноги часовому. У него отобрали тогда все деньги — целых две тысячи. Потом он до крови избил своего слугу ангреза. Ударил часового. Пришлось заковать его в цепи. Так генерал лег на койку, ни с кем не разговаривал, не пил и не ел целую неделю, пока не умер...
Джеймс выслушал новость затаив дыхание. Вот как кончил свои дни генерал Мэттьюз! Из-за него-то и погибла бомбейская армия. Роздал тогда чужие деньги для того, чтобы все офицеры и солдаты стали соучастниками его преступления. Чтоб сжечь за собой все мосты...
— О родине часто с приятелем вспоминаете?
Джеймс вздрогнул. Нет ли тут подвоха? Может, наик хочет поймать его на слове? Но в голосе Сагуны слышались грусть и сочувствие. В самом деле, они с Томми не раз толковали о том, как хорошо бы вернуться домой. Томми крепится, а видно, скучает по Ирландии.
— Вспоминаем, — признался Джеймс.
— Семьи-то есть у вас?
— У Томми мать и братья. А у меня есть отец. Никак его не найду. Здесь он где-то, на Декане...
— У меня вот тоже была мать. Скажи, пожалуйста, зачем оказался ты здесь, за тысячи косов от своей страны?
Джеймс рассказал о том, как он попал в Индию, а потом в плен к Типу. Наик слушал его, не перебивая.
— Везде в мире живется трудно простому человеку, — сказал он. — И в твоей стране тоже...
Вдруг Джеймс заметил на стене неясные тени. Возникнув, они тотчас же пропали. Донесся едва слышный шорох.
— Кто-то перелез через стену! — шепнул он наику.
— Вижу. Может, это сам Чингаппа.
Джеймс и Сагуна поползли к стене. Пользуясь перестрелкой, которая началась на другом конце деревни, кто-то пытался улизнуть. Слух и зрение у Джеймса были обострены до предела. Он увидел, как от стены отделились призрачные фигуры и, смутно колеблясь, метнулись через поле к каменной пустоши.
— Стой! — закричал наик.
В ответ раздались выстрелы. Темные фигуры кинулись прочь. Один из беглецов сразу же отстал. Сипаи сбили его с ног, скрутили по рукам и ногам. Второй, пригибаясь, добежал до груды камней на краю поля и словно растаял в них. Камни были тотчас же оцеплены.
На рассвете стало видно, что на огромном валуне, в естественной выемке, распластавшись, лежит человек. Выглядывали лишь край тюрбана да дуло мушкета.
— Эй, сдавайся! — закричал Сагуна. — Мы видим тебя.
В ответ прогремел выстрел. С наика словно ветром сорвало тюрбан и отшвырнуло далеко в сторону
— Ну, погоди, — скрипнул Сагуна зубами. — Воздастся тебе за твои злодеяния. Последний раз говорю — бросай мушкет!
— И не надейся, майсурская собака! Живым не дамся.
Сагуна приказал Джеймсу:
— Пойдем, джаван. Поглядим, как к нему подступиться.
Держась на почтительном расстоянии, они стали обходить каменную груду. Сагуна вдруг остановился. Через неглубокую выемку была видна спина осажденного. Он как раз забивал пыж в дуло мушкета.
