— Попрятались по домам? — высказал предположение Джеймс. Его очень занимал своеобразный вид большого города, на базарных площадях, улицах и переулках которого были ясно видны следы недавней оживленной торговой деятельности.

— Убежали в леса, — со знающим видом сказал Сандерс.

И в самом деле — незадолго до прихода армии Мэттьюза многие жители города с плачем и стонами покинули родные дома. Целые семьи, со стариками и малыми детьми, взваливали на головы большие узлы со скарбом и едой и уходили в окрестные леса в поисках убежища от страшных белых дэвов[108], слухи о необыкновенной свирепости которых донесли до них беглецы из разгромленного Онора. Они обрекали себя на скитания по джунглям, на страдания от болезней и ядовитых колючек, на холод и сырость горных убежищ. Ночами их подстерегали хищники, но люди знали, что еще страшнее — подступающие к городу вражеские орды, что в сердцах бомбейцев нет ни капли жалости...

Рота уже заворачивала в казармы форта, отведенные ей квартирьерами, когда генерал Мэттьюз в сопровождении старших офицеров, Шейх-Аяза и небольшой группы его единомышленников спешно направился к стоящей особняком приземистой постройке с дверями, окованными широкими железными полосами.

— Пошли считать казну, — заметил Сандерс. — Эх, хоть бы одним глазком увидеть!

Дюжий солдат, шагавший рядом с Джеймсом, скрипнул зубами и с ненавистью поглядел вслед генералу и его свите. У солдата были обросшие рыжей шерстью руки, широкие скулы и глубоко запавшие злые маленькие глаза. Если бы не военный мундир, не тугие ремни поперек груди и не мушкет на плече — его можно было бы принять за беглого каторжника.

— Офицеры возьмут свое, а мы свое! — процедил он сквозь зубы.

Джеймс покосился на соседа.

«От такого пощады не жди», — невольно подумал он.

А генерал Мэттьюз уже спускался в подземелье казначейства Беднура. Впереди, бренча связкой ключей, шел Шейх-Аяз. Пламя факелов отбрасывало причудливые тени на закопченные стены из огромных каменных блоков, на низко нависшие потолки и забранные толстыми решетками окна-прорези.

Шейх-Аяз выбрал нужный ключ, отомкнул замок в тяжелой низкой двери и широко распахнул ее.

— Здесь! — сказал он.

Генерал прошел в сводчатое обширное помещение, сплошь заставленное коваными сундуками. Следом, тяжело дыша и напирая друг на друга, гурьбой ввалились офицеры. Шейх-Аяз открыл один из сундуков, достал из него увесистый мешочек, развязал... и к ногам Мэттьюза со звоном полилась струя золотых монет, при виде которых у всех захватило дух.

В подземелье тускло сверкали бруски драгоценного металла, золотая и серебряная утварь — плод тяжкого труда пахарей, ремесленников и торговцев Майсура. Возбужденные офицеры алчно разглядывали. сокровища; в их воспаленном воображении возникали картины одна заманчивее другой. Они уже видели себя хозяевами окруженных тенистыми парками аристократических замков старой Англии. Во все концы мира плыли их торговые корабли с трюмами, набитыми колониальными товарами. Расцветали их торговые конторы с филиалами, разбросанными по всему свету, принося все новые и новые барыши. Вместо скромных мундиров войск Компании, над которыми снисходительно подсмеивались офицеры королевских войск, они мысленно примеряли блистательные одеяния маркизов, баронов и виконтов. А почему бы и нет? Разве мало авантюристов протолкалось в среду надменных потомственных аристократов с помощью денег, добытых в Индии и Америке!

В подземелье царила благоговейная тишина, прерываемая лишь судорожными вздохами. Тишину эту нарушил вкрадчивый голос Шейх-Аяза, и толмач донес смысл сказанных им слов до опьяненных сказочными видениями Мэттьюза и его офицеров:

— Все это принадлежит вам, генерал! Здесь, в этом подземелье, собраны большие богатства — много утвари и десятки тысяч золотых пагод. Я счастлив, что с помощью Аллаха смог оказать великолепной армии Компании эту услугу. Надеюсь, вы не забудете об этом...

Генерал повернулся к Шейх-Аязу и словно впервые увидел его необыкновенно красивое женственное лицо, его халат из дорогой ткани, драгоценное оружие за алым кушаком.

— Дурак ты, приятель! — неожиданно вырвалось у него. — Не переводите этого, конечно, — тотчас же сказал он опешившему толмачу. — Скажите ему, что Компания не забывает тех, кто оказал ей услуги. Мы умеем ценить друзей...

Но Мэттьюза в этот миг терзали сомнения. Он не допускал и мысли, что Шейх-Аяз не присвоил крупной доли добычи, и чувствовал себя ограбленным. Сорвать бы сейчас с этого мерзавца блестящее оружие и под пытками заставить признаться, где спрятаны украденные деньги! Однако пока приходилось сдерживаться...

А вчерашний всесильный фаудждар печально размышлял о том, что сегодня ему пришлось стать предателем и своими руками отдать Мэттьюзу сокровища Хайдара Али! Что же еще оставалось ему? С одной стороны ангрезы, с другой — Типу, и нет никакой возможности выскользнуть из страшных тисков. Типу не простит ему того, что он взлелеял в сердце мечту стать наследником Хайдара Али, а ангрезы едва ли оставят его губернатором провинции. Это он почувствовал при первой же встрече с Мэттьюзом.

Отогнав свои невеселые мысли, Аяз сказал:

— Киладару соседнего Анантапурама я послал фирман[109] о сдаче крепости вашим войскам, генерал. Овладев Анантапурамом, вы станете хозяином всей провинции...

Бывшему фаудждару было тошно. Не так давно он с презрением отвергал домогательства бомбейских агентов, которые сулили ему золотые горы за сдачу Беднура. Но вот умер Хайдар Али, прекратились его милости, и счастливая звезда Шейх-Аяза закатилась...

— Отлично, дорогой Шейх-Аяз, отлично! — не глядя на фаудждара, быстро проговорил генерал.

Когда офицеры вышли вслед за главнокомандующим из подземелья, их трясла лихорадка. Неужто все эти сокровища уплывут из их рук и осядут в тугих кошельках и сундуках держателей акций Ост-Индской компании? Где же справедливость? Где, наконец, бог? Никто не решался спросить об этом Мэттьюза, но он сам ответил на общий затаенный вопрос:

— Золото это принадлежит нам с вами, джентльмены!

И все разом вздохнули с облегчением и надеждой.

А в самом Беднуре уже шел погром. Едва батальоны вступали в город, как власть офицеров над солдатами кончалась. Удержать в рамках дисциплины профессиональных солдат-наемников не было никакой возможности. Да офицеры и не стремились к этому. Их самих обуревала та же страсть, которая приводила в движение армии Компании. В силу вступал неписаный закон: взятый город принадлежит солдатам!

Генерал Мэттьюз распорядился выставить усиленные караулы у казны, военных складов и магазинов, назначил пару рот для охраны городской стены, а до остального ему не было дела. Пускай солдатня отведет душу! И в городе начался грабеж. Вспыхнули пожары. Затрещали выстрелы. Со всех сторон понеслись отчаянные вопли и призывы о помощи тех, кто имел неосторожность остаться в городе. Но призывы эти были напрасны, потому что помощи ждать было неоткуда...

Лейтенант Топсфилд, чертыхаясь, расставлял своих солдат по постам. Его, усердного служаку, возмущало, что добрая треть его людей разбежалась грабить город. Роту выделили на охрану городской стены, а им на это наплевать!

— Проверять буду каждые полчаса, — предупредил он солдат. — Если кто отлучится — расстреляю! А молодчикам, что сбежали в Город, не поздоровится. Выхлопочу для них виселицу или розги.

После ухода лейтенанта Джеймс, Томми О’Брайен и еще несколько молодых солдат остались, беспокойно топчась, на крайнем бастионе городской стены. За спинами у них полыхали пожары, гремели выстрелы и раздавались отчаянные крики и стоны, но им приказано было следить за окрестными полями и лесами...

На душе у Джеймса было неспокойно. «Разве это война? Самый настоящий разбой! Приехал искать отца, а попал в грабители, — с горечью думал он. — Подика найди его в чужой огромной стране!» И ему невольно вспомнилась только что виденная картина. Когда караульную роту разводили по постам, грабеж Беднура уже шел вовсю. Из двери в дверь с мушкетами наперевес перебегали солдаты и сипаи. За спинами у них болтались узлы и мешки. Вдруг откуда-то из-за угла наперерез роте выскочил молодой беднурец — почти мальчик. Тюрбан у него размотался, рубаха была порвана в клочья. Его скачками нагонял тот самый рыжий солдат с лицом каторжника, который еще недавно шагал рядом с Джеймсом в строю. Догнав свою жертву, солдат с размаху ударил прикладом. Беглец рухнул на землю. Солдат вырвал из его рук какой-то предмет и, прежде чем Топсфилд успел его окликнуть, юркнул в дверь ближайшего дома.