– От ведь охальник–то! – на крыльцо вышла дородная пожилая женщина и отвесила мужу знатного тумака. – Чего гостей на пороге держишь, кобелина старая? Проходите же в хату, проходите! – она засуетилась вокруг нас, заставив почувствовать себя порохом, который утрамбовывает в пушечное дуло огромное ядро.

В доме все было просто, но уютно. На полу лежали разноцветные половики, связанные из лоскутков ткани. На стене висел ковер. В серванте стояли фотографии молодых хозяев с серьезными лицами, а в углу икона Богородицы с зажженной лампадкой. Попыхивала теплом затопленная русская печь. Свежеиспеченные пирожки наполняли избу умопомрачительным ароматом, вызывающим усиленное выделение слюны. И вот мы уже сидим за столом, нас много, но поместились все.

– В тесноте, да не в обиде! – успев принарядиться в честь гостей – накинув на плечи платок с пышными алыми розами, приговаривала Наталка, выставляя угощения и наливая всем чай. – Чем богаты, тем и рады!

Вскоре Ильич, хитро подмигивая, извлек откуда–то огромную бутыль с самогоном и под привычное ворчание жены водрузил ее на стол.

– От оно, наше первейшее средство от этой самой заразы, радиации! – изрек он под мягкое чмоканье пробки. – Нам ее страшиться не след, пущай она нас боится, мы не с робкого десятку! – стараниями Наталки появилась закусь – грибочки и огурчики, из серванта были бережно извлечены советские хрустальные стопки.

– Пей, – я кивнула в ответ на вопросительный взгляд Горана, – когда еще увижу, как глава клана Лилианы самогончик употребляет, да закусывает чернобыльскими солениями.

– И не говори! – после обязательного, особенно уместного здесь, тоста за здоровье, он опрокинул в себя мутную жидкость и крякнул.

– Что, зело борзо злой? – довольный Ильич захихикал. – Сам гоню, а уж я–то знаю толк!

– И как вы здесь одни живете? – спросил Арсений, хрустя огурчиком.

– А шо? – искренне удивилась Наталка, подкладывая ему на тарелку грибочки. – Так ведь помогают, проведывают. Даже грузовик с провизией кажинную неделю проезжает. Да и с огорода кормимся, хозяйство ведь у нас.

– На чужбине куковать не сахар. – Поддержал ее муж. – Пожили мы в квартире, в которую нас определили, да взвыли волком – все не нашенское! Поняли, что жить тама не станем, вот и возвертались. – он пожал плечами. – Мы ж старые уже, нас ента самая радиация не берет. И все свое, родное, тут.

– Да, и огород, и коровушка, и хата добротная. – Наталка кивнула. – На наш век хватит. А уж помрем, пущай в родную землю ложут.

– Ах, да! – Петро хлопнул себя по лбу. – Голова дырявая! – он положил на колени рюкзак, порылся в нем и протянул ей батарейки. – Вот, как просила.

– Спасибо, родненький, уважил! – женщина прослезилась. – А то ведь пойду доить, темень, хоть глаз выколи, а фонарь гад, исдох!

– А теперича я вас уважу. – Ильич согнал с большого черного короба спящего кота, достал малахитового цвета баян и бережно водрузил на колени. Инструмент шумно вздохнул мехами. Пальцы пробежались по кнопкам.

Гори, гори, моя звезда,Гори, звезда приветная.Ты у меня одна заветная,Другой не будет никогда.

У деда оказался на удивление хороший, глубокий, сильный голос. Мы замерли, заслушавшись.

– Вот из–за чего и замуж–то за него пошла, – вытирая слезы кончиками платка, прошептала, наклонившись ко мне, Наталка. – Самый видный парень был на селе! Девок перепортил немеряно! Мамка отговаривала, плакала, на танцы не пущала, полотенцем мокрым по ногам да по сраке хлестала, но куда там, коли девка втрескалась по самы ухи! – она махнула рукой.

– С любовью не поспоришь.

– Да… И ведь права оказалась матушка, ох, как права! Сколько разов я его, угодника дамского, коромыслом–то охаживала по хребтине, и не сосчитать! От он как–то повадился в соседнее село шастать. То крышу перестелить, то сруб кому новый сробить подсобить. И все просит – рубашку новую погладь ему. А глазки–то бегають! И возвертается довольнехонький, паразитина!

Она вздохнула.

– Тут–то и смекнула я, что за перестилки–подстилки у него там! Мир не без добрых б…дей, кто–нить да даст! Ой, и смешно и грешно, как вспомяну–то! А у меня уж в люльке один, да на подходе второй, ничего не поделаешь! Поплакала, да к мамке пошла. Она меня, дуреху, и научила, как отвадить его шляться–то. Как он на б…ки лыжи–то смажет, так я ему слабительного в борщец! И сидит в хате, как миленький, из сортиру носу не кажет, дристун!

– Действенный способ! – я расхохоталась.

– Ну так! – она довольно хмыкнула. – Мы ж не лыком шиты! А потом как–то подвыпивши был, покаялся мне, кобелина! Как, грит, я по бабам, так Боженька останавливает, хворь пузу посылает. А как нутряху скрутит, небо с овчинку станется, так не до б…дей уж!

– Да, Боженька он такой! – мисс Хайд кивнула.

– Твой–то тоже видный, – женщина подмигнула мне, – бабенки вьются, поди? Присматриваешь?

– А мой знает, что ежели только подумает о другой бабенке, жена ему тупым ржавым ножичком кое–что сразу под корень ликвидирует! Верно, любимый?

– Серьезна жинка у тебя, хлопец! – хохотнула Наталка. – У такой не забалуешь!

– Она у меня Ангел, – озорно улыбнувшись, ответил Горан. – С копытцами! Ай! – возмутился он, получив локтем в бок.

– Это чтобы не молол, чего не надо! Я с тобой позже поговорю!

– Накажешь? – выдохнул он мне на ухо, разогнав по телу табун мурашек.

– Драган! Держи себя в руках! – в меня полилась волна его безудержного страстного желания.

– Как? Научи! – он еще крепче стиснул стальное кольцо.

– Горилка – она такая! – женщина понимающе рассмеялась.

– Видишь, супруг ни в чем не виноват! Это все горилка!

– А я думала, моя ангельская красота! – притворно вздохнула мисс Хайд.

– Точно с копытцами! – рука супруга поползла под мою кофту.

– Еще раз сравнишь жену с копытными, получишь по рогам!

– То есть ты признаешь сейчас, что они у меня твоими стараниями уже появились? – Драган коварно улыбнулся, изогнув бровь.

– Будешь так себя вести, точно появятся!

– По–моему, я так себя веду как раз для того, чтобы они у меня не появились, логичная моя!

– Хм, и не поспоришь.

– Правильно, супруга надо слушаться!

– Чегооооо?

– Прости, перегнул. Обещаю исправиться!

Наталка, чтобы не смущать нас, отошла и села рядом с мужем. Склонив головы друг к другу, они слаженным дуэтом затянули новый романс. В сердце разлилась нежность.

– Люблю тебя! – прошептала я, поцеловав горькие от самогона губы Горана, когда песня кончилась.

– Родная! – хрипло выдохнул он. – Люблю! И безумно хочу тебя! Может…

– Да, пора и честь знать! – я поднялась. – Спасибо вам, хозяева, за гостеприимство!

– Ой, что ж вы? – Наталка подскочила. – Уже? Ну хоть баночку варенья возьмите! – она убежала на кухню.

– Да, надо Люциферу захватить чернобыльского варенья! – прошептала я.

– Непременно! – фыркнул Драган.

– Вот, держите! – женщина протянула мне баночку.

– Лучше ему, – я кивнула на Арсения. – Он у нас главный сладкоежка! – когда она отошла, я разжала руки мужа. – Пусти.

– Куда ты? – он прошел за мной на кухню.

– Хочу оставить им небольшой подарок. – Мисс Хайд сняла крышку с кастрюли борща и, быстро проколов палец кончиком ножа, отправила внутрь несколько капель крови. – Пусть живут подольше.

– Сокровище мое! – прошептал Горан, прижав меня к себе.

– Твое. – Подтвердила я и протянула ему палец с последней вишневой капелькой. – Хочешь?

– Да! – он слизнул ее, полыхнув взглядом и простонал, – какая ты вкусная!

– Людоед мой!

– Саяноед тогда уж! – скаламбурил Сеня, подойдя к нам.

– Засранец! – госпожа Ангел рассмеялась, глядя, как он бережно прижимает к груди соленья, варенье и самогон. – А ты себе ни в чем не отказывал, как я смотрю!

– А чего? Раз дают, надо брать!

– Когда дают, это хорошо! – подтвердил Драган, посмеиваясь.

– И за кого я вышла замуж? – притворно вздохнула мисс Хайд.