Только в борьбе он чувствовал себя по-настоящему сильным, а на сей раз он увидел в Сальваторе достойного противника.

— Окно открыто, — доложил г-н Жерар.

— Посмотрите, что происходит во дворе.

— Какой-то молодой человек идет через двор.

— Хорошо.

— На него набрасываются четверо полицейских.

— Так.

— Завязывается драка.

— Правильно! Внимательно смотрите, что будет дальше, честнейший господин Жерар. Ваша жизнь — в руках этого молодого человека.

Господин Жерар вздрогнул.

— Да ведь там собака! — вскричал он.

— Да, да, и у этой собаки отличный нюх!

— Пес бросается ему на помощь.

— Я так и думал.

— Полицейские зовут на помощь.

— Но молодого человека не отпускают, верно?

— Да, теперь их уже восемь человек.

— Этого мало, черт возьми!

— Он дерется как лев.

— Храбрый Сальватор!

— Одного он придавил ногой к земле, другого душит, пес вцепился в горло третьему.

— Дьявольщина! Как бы не сорвалось! Где же солдаты?

— Только что прибежали.

— А!

— Повалили его на землю.

— А пес?

— Ему накинули мешок на голову и завязывают его вокруг шеи.

— Эти бездельники изобретательны, когда дело касается их шкуры.

— Человека уносят.

— А что собака?

— Собака бежит за ним.

— Дальше?

— Человек, собака и полицейские скрываются в дверях.

— Все кончено. Закройте окно, честнейший господин Жерар, и сядьте в это кресло.

Господин Жерар затворил окно и сел — точнее, упал — в кресло.

— Ну, теперь поговорим о наших делах… Вы задали большой предвыборный ужин, честнейший господин Жерар?

— Я полагал, что в моем положении, выдвигая свою кандидатуру…

— …неплохо предпринять этот нехитрый кулинарный подкуп. Я вас не осуждаю, дорогой господин Жерар, так часто делается. Но вы допустили ошибку.

— Какую?

— Вы оставили своих гостей во время ужина.

— Я не виноват, господин Жакаль. За мной пришли и сказали, что вы немедленно желаете со мной переговорить.

— Надо было отложить дела на завтра и повторить вслед за Горацием: "Valeat res ludicra!"[20]

— Я не посмел, господин Жакаль.

— И вы оставили гостей за столом?

— Увы, да.

— Не сообразив, что стол стоит на том самом месте, куда вы перенесли труп несчастного ребенка!

— Господин Жакаль! — вскричал убийца. — Откуда вы знаете?..

— Разве не положено мне по должности все знать?

— Так вы знаете?..

— Я знаю, что когда вы вернулись к себе, гости и слуги разбежались, стол был опрокинут, а могила пуста.

— Господин Жакаль! — вскричал негодяй. — Где может быть скелет?

Начальник полиции потянул за угол скатерти, лежавшей на его столе, и кивнул на кости.

— Вот он!

Господин Жерар пронзительно закричал, вскочил и в беспамятстве бросился к двери.

— Что вы делаете? — остановил его г-н Жакаль.

— Не знаю я ничего… Бежать!

— Куда? В таком состоянии, как теперь, вы далеко не убежите: вас сейчас же арестуют!.. Господин Жерар! Нельзя быть вором, убийцей, клятвопреступником, имея такую голову, как у вас. Я начинаю думать, что вы рождены быть честным человеком. Идите-ка сюда! Давайте поговорим спокойно, как и положено, когда дело серьезное.

Господин Жерар, пошатываясь, вернулся и сел в кресло, которое покинул за минуту до того.

Господин Жерар приподнял очки и посмотрел на негодяя, как кот на пойманную мышь.

У убийцы выступил на лбу пот.

— Известно ли вам, — продолжал г-н Жакаль, — что вы представляете живейший интерес для сочинителя мелодрам вроде господина Гильбера де Пиксерекура или такого романиста, как господин Дюкре-Дюмини: до чего ваша жизнь богата драматическими событиями, Бог мой! Какие душераздирающие сцены, какие захватывающе интересные перипетии таит в себе неведомая драма вашего бытия! А этот пес!.. Откуда вы его знаете? Это же потомок пса из Монтаржи! Должно быть, этот чертов Брезиль имеет что-то против вас лично.

Господин Жерар лишь простонал в ответ.

Начальник полиции словно ничего не слышал и продолжал:

— Клянусь честью, весь Париж готов рукоплескать такой превосходной драме. Правда, развязка еще неизвестна. Но мы здесь как раз для того, чтобы придумать какой-нибудь конец, не правда ли, честнейший господин Жерар? Занавес только что опустился после четвертого акта: опрокинутый стол, опустевшая могила, разбежавшиеся из проклятого дома гости и слуги… Вот это картина!

— Господин Жакаль, — умоляюще прошептал убийца, — господин Жакаль…

— О, я предвижу, что вы скажете: вы не знаете, как выпутаться… Черт побери! Это касается только вас; когда люди объединены общим делом, каждый выполняет свою часть, иначе кто-нибудь из них двоих окажется в проигрыше. Я свое сделал: арестовал и защитника невинности и добродетельного пса.

— Что вы имеете в виду?

— Я говорю об этом молодом человеке, который только что опрокидывал и душил моих людей, и о готовой их растерзать собаке. Как вы думаете, ради кого одному накинули мешок на голову, а другому надели наручники? Ради вас, неблагодарный!

— Этот молодой человек… Эта собака…

— Этот молодой человек, честнейший господин Жерар, и есть Сальватор, комиссионер с Железной улицы, друг аббата Доминика, сына господина Сарранти. А пес — это Брезиль, принадлежавший вашему несчастному брату, друг ваших бедных племянников, тот самый, которого вы, как вам казалось, убили, а на самом деле — стрелок вы неумелый — промахнулись или, вернее, только ранили. Можете быть уверены: он вас живьем слопает, если только встретит когда-нибудь.

— О Боже, Боже! — закрыв лицо руками, пролепетал г-н Жерар.

— Вы допускаете неосторожность, призывая Господа Бога, — заметил г-н Жакаль. — Несчастный! Если бы он обратил на вас свой взгляд, вас в ту же минуту поразило бы громом небесным. Послушайте, клянусь честью, это подходящая развязка, и к тому же она нравственна. Что скажете?

— Господин Жакаль! Если у вас в душе осталась для меня хоть крупица жалости, не шутите так: вы меня убиваете! — взмолился негодяй.

Он уронил руки, запрокинул голову назад и смертельно побледнел.

— Ну-ну, не стоит так волноваться, — сказал г-н Жакаль. — Сейчас, черт побери, не время бледнеть, лишаться чувств, заливать мой паркет потом. Призовите на помощь свое воображение, господин Жерар, воображение!

Убийца покачал головой и ничего не ответил. Он был раздавлен.

— Поберегитесь! — воскликнул г-н Жакаль. — Если мне придется заканчивать драму в одиночку, я не могу поручиться за то, что финал вас удовлетворит. Я как начальник полиции думаю так: приведя в действие какую-нибудь пружину драматургии, я найду способ заставить молодого человека и пса сбежать отсюда. Я не стану им мешать, когда они отправятся к королевскому прокурору, к хранителю печатей, к великому канцлеру, — да пусть идут, куда пожелают! Я заставлю признать невиновность напрасно осужденного, виновность настоящего убийцы и, в ту минуту как палач уже будет готовить обвиняемого к казни, прикажу сотне статистов кричать: "Господин Сарранти свободен! Настоящий убийца — господин Жерар! Вот он! Вот он!" Я прикажу бросить господина Жерара в темницу, из которой перед этим с триумфом выйдет господин Сарранти под приветственные крики и рукоплескания толпы.

Господин Жерар не сдержался и застонал. По его телу пробежала дрожь.

— Ах, какой же вы нервный! — продолжал г-н Жакаль. — Если у меня было хотя бы трое таких подчиненных, как вы, мне бы уже через неделю не миновать пляски святого Витта! Теперь слушаю ваши предложения. Какого черта! Я вам сказал: "Вот моя развязка!" Я не утверждаю, что она хороша. Скажите вы свое слово, изложите свои соображения, и, если они окажутся удачнее моих, я готов их рассмотреть.

— Мне нечего предложить! — вскричал г-н Жерар.

— Ну да! Не верю. Вы наверняка пришли сюда с какими-то намерениями!