— Вот пятнадцать луидоров, которые я вам должна. Оставьте меня одну.

Горничная протянула руку и получила деньги. Она обратила внимание на необычайную бледность постоялицы и нездоровый блеск ее глаз.

"A-а, вот оно что, — подумала девушка. — Этой женщине молодой человек из двадцать третьего номера назначил свидание. И пока его жена спит или будет отсутствовать, он навестит эту даму".

— Доброй ночи, госпожа, — насмешливо ухмыльнулась она, как умеет это делать прислуга, и удалилась.

Как только горничная вышла, г-жа де Розан окинула комнату взглядом.

Это была обычная комната, какие встретишь на любом постоялом дворе.

Как правило, все они выходят в один коридор, сообщаются друг с другом и их разделяет лишь запирающаяся дверь. Они следуют одна за другой и соединены, словно бусины четок; г-жа де Розан с первого взгляда определила, что это именно такая комната, и очень обрадовалась.

Справа находилась дверь, что вела в номер 21, слева — в номер 23, то есть в комнату, которую занимали Камилл и Сюзанна.

Креолка поспешила к этой двери и приникла ухом к замочной скважине.

Беглецы еще не ложились, они только заканчивали ужин, поданный не так скоро, как пообещала горничная; кроме того, они намеренно тянули время, обмениваясь шаловливыми речами, что так свойственно влюбленным, когда они вдвоем за столом.

Оживленный разговор был в самом разгаре.

— Ты правду говоришь, Камилл? — спрашивала Сюзанна де Вальженез.

— Я никогда не лгу женщинам, — отвечал Камилл.

— Не считая жены?

— Причина была уважительная, — рассмеялся Камилл.

Слова его сопровождались долгими и звонкими поцелуями, отчего г-жа де Розан задрожала всем телом.

— А если ты вздумаешь меня тоже обмануть под благовидным предлогом? — заметила Сюзанна.

— Обмануть тебя? Это же совсем другое дело. У меня нет оснований тебе изменять.

— Почему?

— Потому что мы не женаты.

— Да, однако ты сто раз мне говорил, что женишься на мне, если овдовеешь.

— Говорил.

— Значит, как только я выйду за тебя замуж, ты начнешь меня обманывать?

— Вполне вероятно, дитя мое.

— Камилл, ты невозможен!

— Кому ты это говоришь!

— Ты уже сделал одну женщину несчастной и послужил причиной смерти одного мужчины.

Камилл нахмурился.

— Молчи! Тебе меньше, чем кому-нибудь другому, следует говорить о Кармелите.

— Напротив, Камилл, я хочу об этом говорить и говорю.

Ведь это твое уязвимое место. Что бы ты ни делал, что бы ни говорил, у тебя в душе остались сожаление и даже угрызения совести. Это лишний раз доказывает, что твое сердце не так уж надежно защищено, как ты хочешь показать.

— Замолчи, Сюзанна! Если то, что ты говоришь, правда, если имена, которые ты произносишь, причиняют мне боль, зачем их произносить и делать мне больно? У нас любовь или поединок? Мы сражаемся или любим друг друга? Нет, мы любим! Так никогда не напоминай мне об этом печальном эпизоде моей жизни. Это будет поводом не к огорчению, а к ссоре!

— Хорошо, не будем больше об этом, — согласилась Сюзанна. — Но в обмен на мое обещание дай мне клятву.

— Готов поклясться, в чем хочешь, — повеселел Камилл.

— Я прошу только об одном, но серьезно.

— Серьезных клятв не бывает.

— Ну вот, опять ты смеешься!

— А как же иначе? Жизнь коротка!

— Обещай, что сдержишь слово.

— Буду стараться изо всех сил.

— Какой ты противный!

— В чем же я должен поклясться?

— Обещай, что никогда больше не станешь говорить о своей жене.

— Суди сама, Сюзанна, честный ли я человек: я никогда не стану в этом клясться.

— Почему?

— Черт возьми! Да очень просто: я не смогу сдержать слово.

— Так ты ее любишь? — нахмурилась Сюзанна.

— Да, но не так, как ты это понимаешь.

— Существует лишь один способ любить.

— Какое заблуждение, дорогая! На свете есть столько же способов для любви, сколько форм красоты. Разве красота неба похожа на красоту земли? А красота огня — на красоту воды? Разве брюнетку любят так же, как блондинку, а женщину веселую — так же, как раздражительную? Знаешь, я любил, помимо прочих, прелестную девочку, простую гризетку, самую настоящую гризетку, какая только могла выйти из рук Всевышнего, — это Шант-Лила. А сегодня она, благодаря господину де Маранду, имеет особняк, карету, лошадей. Так вот, ее я любил не так, как тебя.

— Больше?

— Нет, иначе.

— А свою жену, раз уж ты хочешь о ней поговорить, как ты любил?

— Тоже иначе.

— A-а! Значит, ты все-таки ее любил?

— Дьявольщина! Она достаточно для этого хороша.

— Иными словами, ты любишь ее и сейчас, негодяй?

— Это уже другая история, дорогая Сюзанна. Ты мне доставишь удовольствие, если мы прекратим этот разговор…

— Послушай, Камилл! Со времени нашего отъезда из Парижа ее имя не сходит у тебя с языка.

— Черт побери! Это вполне естественно: восемнадцатилетняя красавица, которую я оставил навсегда после года совместной жизни!

— Ну нет! Говори, что хочешь, но это неестественно, когда мужчина рассказывает любимой женщине о сопернице, которую он любил и еще до какой-то степени любит. Никто из двух женщин не выигрывает, зато обе оскорблены. Ты меня понимаешь, Камилл?

— Не совсем.

— Постарайся понять. Я клянусь перед Богом, что ты первый, единственный мужчина, которого я люблю…

Если бы г-жа де Розан могла не только слышать, но и видеть через дверь, она поразилась бы тому, с каким двусмысленным выражением лица ее муж встретил признание Сюзанны.

— Клянусь, Камилл, — продолжала Сюзанна, не замечая его насмешливой гримасы, — что люблю тебя страстно. Как ты просил меня не поминать Кармелиту, я тебя прошу не говорить мне о госпоже де Розан.

— Какого черта она может сейчас делать? — промолвил Камилл, стараясь избежать ответа на просьбу Сюзанны.

— Камилл! Камилл! Это подло! — вскричала она.

— Хм! В чем дело? — спросил молодой человек, словно стряхнув с себя задумчивость. — Что подло?

— Как ты можешь, Камилл! Мечтаешь о собственной жене, находясь рядом со мной?! Думаешь только о ней и даже не слушаешь, когда я прошу не говорить о ней. Камилл! Камилл! Ты меня не любишь!

— Я тебя не люблю, дорогая?! — вскричал Камилл, осыпая ее поцелуями. — Я тебя не люблю?! — повторил он, и его шумные ласки произвели на г-жу де Розан такое же действие, как расплавленный свинец, по капле проникающий в живую плоть.

Наступила тишина. Несчастная женщина едва не лишилась чувств и чуть не упала на паркет. Она оперлась о мраморный столик с изогнутыми ножками, а потом рухнула на стул, где посидела неподвижно с закрытыми глазами, прерывисто дыша и из последних сил умоляя Господа о помощи в исполнении задуманной ею страшной мести.

Но когда она услышала продолжение разговора, к ней вернулась вся ее энергия.

— Знаешь, который час? — спрашивал Камилл у Сюзанны.

— Понятия не имею. Да какое мне до этого дело? — удивилась девушка.

— Уже пять часов.

— Ну и что?

— Нам будет удобнее там, а не здесь, — нежно проворковал Камилл.

Слово "там" заставило креолку содрогнуться. В самом деле, "здесь" означало "за столом", "там" — "в алькове".

— Идем же, дорогая! — продолжал Камилл.

— Ты меня любишь? — томно промолвила Сюзанна.

— Я тебя обожаю! — отозвался Камилл.

— Поклянись!

— Ты не можешь без клятв!

— Так ты клянешься?

— Да, сто раз да!

— Чем?

— Твоими черными глазами, твоими бледными губами, твоими белыми плечами.

Сквозь замочную скважину г-жа де Розан увидела, как Камилл увлекает Сюзанну к алькову.

— Да простит меня Господь! — прошептала она.

Отойдя от двери, она приблизилась к камину, взяла стакан воды и залпом его осушила. Проверив оружие, она отворила дверь и вышла в коридор.

Когда она подошла к двери номера 23, она увидела, что ключа нет.