Полтонны серебра. Много это или мало? Один балл репутации с Богом – это примерно одиннадцать килограмм драгоценного металла. Пятьдесят баллов – пятьсот пятьдесят килограмм. Да, я могу позволить себе такие траты.

У меня потребовали новый задаток. Похоже, эмир мне не поверил. Для того чтобы его внести, пришлось разыгрывать целое представление. В тот же день, сопровождаемый небольшим отрядом, выделенным «для охраны», я покинул крепость. Потом уединился в одной из рощ, и несколько часов просто наслаждался отдыхом на природе. Конечно, приходилось внимательно отслеживать возможных соглядатаев, но арабы вели себя смирно, скорее всего, опасаясь сорвать сделку, а случайных людей мне не встретилось. Потоптался в окрестностях, имитируя присутствие посторонних, а потом вышел на опушку и махнул рукой, подавая сигнал. Мешков у меня не было, так что сопровождающим предстояло увлекательное приключение в виде сбора почти трех сотен килограмм серебряных монет прямо с земли. При этом им надо было успеть всё закончить до темноты. Не знаю, что они об этом подумали.

После внесения нового задатка казначей удостоил меня новой встречи. Он уверил, что первая партия рабов будет собрана в ближайшее время. Я слушал его и кивал, размышляя над ещё одним делом.

Приведённый ко мне пленник выглядел непрезентабельно, но мне понравился его взгляд. Испанским он не владел, его французский был ужасен, а немецкого языка не знал уже я, так что, как бы ни было это на первый взгляд странно, изъяснялись мы на арабском.

– Извини, – рослый рыцарь, которого не согнул даже многолетний плен, развёл руками, – скажу честно, я не смогу внести за себя выкуп.

Он покосился на мою котту.

– Я мог бы солгать, но не брату во Христе.

– Ты брат ордена?

– Нет, что ты. Я приплыл в Святую Землю почти десять лет назад, чтобы совершить паломничество. Дела у Тевтонского ордена шли тогда не очень, Монфор, их замок, к тому времени уже пал. Так что я нанялся как обычный светский рыцарь. Попал в плен, а когда меня никто не выкупил и через несколько лет, то стал рабом. Несколько раз меня перепродавали, так я и оказался здесь. На слишком тяжелые работы меня всё же не ставили, так как местный эмир оказался жаден и надеялся, что кто‑нибудь всё‑таки однажды меня выкупит.

– А другие рыцари?

– Кроме меня никого не осталось. Местных выкупили родственники или «братья», а последние годы у мамлюков с христианами вообще был мир. Нет новых сражений – нет новых пленников. А новая война только началась, крупных сражений ещё не было. Так что и с новыми пленниками пока не густо. В здешних землях католики живут преимущественно в городах, и захватить кого‑то во время обычного набега арабам почти невозможно.

– Другие воины?

– Есть, – рыцарь охотно кивнул, – у обычных жителей нет денег на выкуп, так что большинство так и остаётся рабами. Может быть, даже кого‑то из оруженосцев или сержантов удастся найти. Большинство выкупили, конечно, но вряд ли всех.

Я кивнул, мысленно соглашаясь с его доводами. Да, в пажи берут преимущественно мальчиков из знатных семей. Это не секрет. Хотя, бывает, родители платят рыцарю деньги, чтобы он взял «на обучение» их сына. Это не одобряется, конечно, но и не запрещается. С годами паж становится оруженосцем, а у того уже есть шанс выбиться в рыцари. Порой случается, что странствующие рыцари берут себе в личные слуги вообще крестьянских детей. Шанс получить со временем золотые шпоры для них, конечно, иллюзорен, но они рады и такому. Опять же, чудеса иногда случаются.

– Мой род небогат, и не сможет вернуть тебе потраченные деньги, – со вздохом признался немец. – Но если ты меня выкупишь, Богоматерью клянусь, я отслужу. Поверь, я хороший воин. У меня на родине, на перекрёстке старинных дорог, есть священное место, где стоит древний жертвенник. Он предназначен для тех, кто желает вступить в поединок с незнакомцем. Тому, кто хочет испытать свои силы, надлежит подойти к камню и вознести над ним молитву к Господу о помощи, после чего ожидать человека, который дерзнёт принять брошенный вызов. Немало времени я провёл возле него, ожидая мужа, который решился бы вступить со мной в бой, но ни один так и не отважился на это2 .

– Как же ты попал в плен?

– Подо мной убили коня.

Я невольно кивнул. Ну да, обычное дело.

– Готов принести тебе вассальную клятву или вступить в твой орден на срок, какой укажешь, только выкупи, – неловко, стыдясь собственной слабости, всё же попросил уже зрелый мужчина. – Насмешки надо мной становятся с каждым годом всё злее, однажды я не сдержусь или попытаюсь сбежать, и меня запорят насмерть, если не выдумают чего похуже. Мой здешний хозяин уже не верит, что за меня заплатят.

– Думаю, мы договоримся, – медленно уронил я, глядя, как светлеет его лицо.

Казначей эмира тоже обрадуется, ну и плевать. Дорого? Да, тысяча флоринов – это не шутки, это стоимость пятисот детей или шестидесяти подростков. Но это всего лишь тридцать пять килограмм серебра, что составляет лишь чуть больше трёх баллов репутации с Богом. А я получу за них опытного бойца, лично мне обязанного. Выгодное вложение, разве нет?

– Мне не на кого здесь положиться, а сарацинам я, как ты понимаешь, не доверяю. На днях в Тортосу отправляется караван с выкупленными мною пленниками и христианами, бывшими в рабстве. Не возглавишь его? Не стесняйся, подобающей одеждой и оружием я тебя обеспечу, как и деньгами на дорогу. А в городе вас встретят.

В одну из ночей я услышал шорох. Шел он от окна, так что я не на шутку насторожился. С другой стороны, зачем арабам лезть ко мне через окно? Они бы вошли через дверь, и не скрываясь. Так что я не стал поднимать тревогу. Тихо встал и мельком выглянул в арочный проём, тут же убирая голову. Секунду осмысливал увиденное, и высунулся в окно уже по грудь. Одетый в тёмное человек, цепляющийся за неровности стены, уставился мне в лицо белками глаз. Возможно, он бы поднёс ко рту палец, умоляя о молчании, но все его силы поглощало стремление не сверзиться с высоты вниз, на камни. Я хмыкнул и протянул ему руку. Мгновение он смотрел на неё, а потом, ловко оттолкнувшись от стены всем телом, буквально прыгнул вперёд.

– Да он же едва держался, – осознание настигло меня уже в момент затаскивания не слишком тяжелого тела внутрь комнаты. Впрочем, не будь у меня задран параметр силы до девяти, то такой рывок мог привести к тому, что вниз сверзились бы мы оба.

Человек замер на полу, тяжело дыша и взирая на меня. Среднего телосложения, худощавый, одет в черный короткий халат и такого же цвета штаны. Даже куфия, и та черного цвета3 . – Да это же вообще старик.

Мужчина некоторое время молчал, восстанавливая дыхание. Я ждал. Да, добрые люди не ходят в гости через окно. Но и я не у себя дома. Наконец, делая паузы для того, чтобы вдохнуть воздух, он заговорил.

– До нас… дошли слухи… про ваши дела с эмиром.

– До вас – это до кого?

Вместо ответа гость разжал кулак, в котором тускло блеснула монета.

– Тише, – выдохнул он по‑арабски, тяжело переводя дыхание, – стар я уже для таких дел. Благодарю, что помог. Там у каменной кладки выступ, которого снизу не видно. Без твоей помощи было никак не перелезть. А пройти по коридору изнутри тоже не вариант, недавние убийства переполошили всех, и охрана держится настороженно.

Я взял из его рук металлический диск и вгляделся. Неужели? Поколебался секунду, но решил, что вряд ли ночной гость меня кому‑нибудь выдаст. Достал из амулета на шее свой меч и подсветил монету светом, идущим от янтаря в рукояти. Всё верно, бронзовая монета с изображением хлебопашца и письменами на языке Системы на обороте. И я уже догадываюсь, откуда она могла тут оказаться, и кто именно мой гость.

– Поначалу я сомневался, – чуть дрогнувшим голосом произнес старик, принимая своё сокровище обратно в руки и косясь на источник света, – но теперь полагаю, что угадал.

– Разве ты не узнал меня по описанию?

– Глупые бабы не запомнили лица. А девка ещё и наплела, что напавших на неё было несколько. Но ты ведь был один, верно?