Сарацинский эмир оказался зрелым мужчиной, лет тридцати, типичной для арабов внешности, с правильными чертами лица, узкой кучерявой бородкой клинышком, и умными насмешливыми глазами. Он сидел на корточках на ковре, на маленькой расшитой подушке, перед небольшим столиком, на котором стоял затейливо расписанный кувшин и серебряный кубок. По бокам от него жиденькой толпой выстроились богато разряженные придворные и слуги. Он смотрел на меня открытым прямым честным взором, в котором плескалось лёгкое любопытство.
Меня представили, я исполнил полагающийся по этикету поклон и выпрямился. Сарацин молчал, внимательно разглядывая моё платье и выглядывающую из‑под него кольчугу. Я тоже безмолвствовал, потому что разрешения говорить мне не давали. Наконец мужчина удовлетворил своё любопытство. Впрочем, сесть он мне не предложил, задав вместо этого вопрос.
– Мне доложили о цели твоего визита, но добавили, что верительных грамот у тебя при себе нет. Я, разумеется, не против передать тебе часть имеющихся у меня христианских рабов, но хотелось бы взглянуть на цвет твоих денег. Или у тебя вексель? Вашего ордена, верно? Боюсь, обналичить его мне будет затруднительно.
Сарацин доброжелательно улыбнулся, а в толпе придворных угодливо захихикали. Он глядел мне прямо в глаза, как будто что‑то искал и не находил. Нахмурился.
– Генуя? Венеция? Может быть Пиза? Я не приму их бумаги, выписанные на крупную сумму. Или у тебя есть поручитель из наших купцов?
Я медленно, чтобы не спровоцировать стоящих за моей спиной телохранителей, придвинул к себе тяжелую котомку, которую нёс с собой, отказавшись передавать слуге. Всю дорогу она притягивала чужие взгляды, но никто не попросил у меня дозволения в неё заглянуть, как и не потребовал предъявить содержимое. Отказу передать груз слуге тоже не особенно удивились. Медленно запустил в неё руку, вытащил, не глядя, сколько влезло в ладонь, и высыпал на пол серебро. Монеты звонко застучали, ударяясь о каменные плиты, раскатываясь по полу. Зал замер, и в наступившей тишине я высыпал содержимое котомки под ноги. Демонстративно встряхнул опустевшее хранилище и повесил на плечо.
Эмир не шелохнулся, хотя может быть просто замер от неожиданности. Впрочем, растерялись даже телохранители. А ведь я нарочно не наполнял котомку более того, что физически могло в неё влезть. Не время поражать присутствующих чудесами.
Подчиняясь почти неуловимому жесту, один из придворных с поклоном протянул своему повелителю одну из рассыпавшихся монет. Тот жадно вгляделся.
– Собрать, сосчитать, проверить, – коротко приказал он и сделал рукой жест, позволяя мне приблизиться
Один из слуг выскочил в коридор и куда‑то убежал, другой бросил растерянный взгляд на рассыпанные монеты, на котомку на моём плече, но вмешаться в разговор, разумеется, не осмелился.
– Мне нравится цвет твоих денег, – сарацин задумчиво подкинул на ладони тяжелую монету, – хотя я ожидал увидеть золото. Оценка твоих монет займёт время. Надеюсь в них не слишком много меди?
Я отрицательно мотнул головой, но на всякий случай уточнил:
– Монеты отчеканены из серебра высшей пробы.
– Мы проверим, – собеседник спокойно мне кивнул, принимая сказанное к сведению, – а пока это делается, предлагаю оговорить детали. Сколько человек тебе поручено выкупить и кого именно? Ну или можешь назвать сумму, которую тебе разрешено потратить.
– Я бы хотел выкупить всех.
– Всех? – сарацин неприкрыто удивился, а потом неожиданно засмеялся. Впрочем, смешки раздались со всех сторон.
– Ты, наверное, недавно прибыл в наши края, и не понимаешь, о чём просишь. Возможно, твои христианские братья, не рискнувшие заявиться сюда лично, выбрали именно тебя за то, что ты молод, ничего не знаешь, и не сможешь выдать их тайны? Что ж, придётся мне самому рассказать тебе то, о чём они умолчали.
Эта крепость была занята нами пять лет назад. Защитники сдали её без боя, со всем добром и жителями. Султан Калаун, которого мы зовём Победоносным, пощадил их жизни и отпустил, но – только рыцарей. Как ты должен понимать, в столь огромную крепость в ужасе перед нашествием нашей армии набилось множество народу, а ещё больше его осталось в окрестностях. Сотни простых воинов, слуг и оруженосцев, тысячи простых жителей. Ты точно собираешься выкупить их всех?
Сколько серебра тебе выдали? Цену за выкуп я спрошу обычную. Тысячу золотых динаров за знатного рыцаря, за всех остальных – как за рабов. Скажем, 15–16 динаров за подростка любого пола, 20 – за молодую женщину, 30 – за мужчину. Детей, если будешь брать, отдам по два динара за штуку. Цена, разумеется, примерная*.
* Цены на рабов в средние века действительно могли колебаться в очень широких пределах, в зависимости не только от раба, но и от региона, внешних обстоятельств (во время войн и захвата городов цены на рабов падали в разы), спроса и предложения, объёмов покупки/продажи, иных факторов. В данном случае, торг вполне допустим, но и речь пока идёт скорее о намерениях, нежели о чём‑то конкретном.
(примечание автора)
Я мгновенно прикинул в уме: один золотой динар – это примерно три с половиной серебряных монеты, если брать по весу и обычному курсу золота к серебру. Того, что я столь небрежно высыпал на пол, хватит на выкуп нескольких сотен детей. Или вдесятеро меньше – молодых женщин. Или на полтора – два десятка мужчин, не обученных военному делу. Да, полная котомка серебра, это не так уж много, на самом деле.
– Я готов выкупить всех. Прошу рассматривать выданную сумму как задаток.
В зале зашушукались, над ухом эмира попытался наклониться один из придворных, но тот резким движением ладони заставил его отпрянуть.
– Если твои монеты окажутся так хороши, как ты об этом говоришь, то завтра мы вернёмся к этому разговору. А пока будь моим гостем. В крепости неспокойно, поэтому покидать выделенные покои я тебе запрещаю.
Араб сделал повелительный жест и меня чуть ли не под локти вывели в коридор. Разделить хлеб и воду мне так никто и не предложил.
Интерлюдия 2. Совещание
– Ну, что скажете? – голос эмира утратил всякие следы доброжелательности и звучал требовательно и резко.
Недоумевающих, по какому поводу их собрали, среди придворных не было, здесь находились лишь посвященные.
– Страна происхождения монет мне неизвестна, – голос взял казначей. – Но способ чеканки, изображения на оборотной стороне и письмена совпадают с ранее переданными образцами. Письмена нам до сих пор не удалось разобрать, я пошлю запрос в Хомс, но как скоро мне ответят, сказать не возьмусь. Возможно, там тоже не найдётся никого, кто знает эту письменность. Тогда надо будет запрашивать в Каир и Дамаск, может быть даже в Багдад. Не может быть, чтобы никто ничего не знал. Чеканка монет совершенна, любой, кто их видел, не сможет забыть. Судя по внешнему виду, все они отчеканены недавно или очень хорошо хранились. Но меня смущает то, что следов износа и потертости нет вообще ни на одной.
– Содержание серебра?
Казначей промокнул рукавом вспотевший лоб.
– Надо проверить каждую монету, но на первый взгляд неверный не солгал. Опять же, качество чеканки невозможное для наших мастеров. Такую монету невозможно подделать. Ни нам, ни христианам. Эти монеты – не их.
Присутствующие закивали, одобрительно зашушукались, что – да, действительно, и чеканка не та, и язык неизвестный.
– Кроме того, мои люди ранее проверили незнакомую золотую монету, с изображением ангела и похожими письменами. Там оказались какие‑то примеси, повышающие её износостойкость, но по содержанию – это золото высшей пробы. Думаю, с серебряными монетами будет то же самое. Хотя мы, конечно, всё проверим.
– Это могут быть исмаилиты?
Эмир обратился к другому советнику и казначей с облегчением отступил на шаг назад.
– Исключать нельзя ничего, повелитель. Но я не думаю, что эти монеты отчеканены в наших землях. Иначе мы бы о них знали. Что касается дальних стран, то кто знает? Но два раза эти монеты попадали к нам из рук франков, и один – от ассасинов. Мы знаем, что в старину орден тамплиеров поддерживал связи со Старцем Горы. Может быть, эти связи сохранились? Мы не знаем достоверно всех возможностей их Ордена.
