Я в этот момент, петляя и утопая в белом облаке, удираю от Яна. Уже вся мокрая насквозь, клянусь! Мальчишки, они ж меткие до ужаса! Обстоятельно нас забомбили.

— Конец тебе, Арсеньева! — доносится угроза за спиной.

— Все! Сдаюсь! — кричу, надрывая горло. — Ааа…

Он дергает меня за куртку, и мы вместе валимся прямо в сугроб.

— Да сдаюсь я, сдаюсь!

— Это че такое было, м? — снова нападает.

Будучи сверху, имеет очевидное преимущество. Фиксирует положение моего тела, зажимает ногами, так чтобы не могла сдвинуться. Безжалостно натирает мои щеки снегом, и я принимаюсь истошно визжать.

— Хватит, хватит! — умоляю, зажмуриваясь. — Ааа…. Холодно кошмар! Ян, ну пожалуйста, прекрати!

— Ладно, уговорила. Заболеешь еще, — милостиво решает сжалиться надо мной.

Пытка прекращается, но мы по-прежнему продолжаем лежать на снегу, тяжело дыша и пристально глядя друг на друга.

Какой же он красивый! Дух захватывает. Одни глаза чего стоят… Наизнанку выворачивают.

Настроение меняется буквально в одно мгновение. Веселье уступает место смущению и стремительно нарастающему волнению. В груди неистово грохочет сердце. Кровь оглушительно стучит в висках.

Ян наклоняется ниже. Оглаживает ледяными пальцами мои раскрасневшиеся щеки.

Острый взгляд, полыхнувший страстью, задерживается на моем лице всего на пару секунд, а затем его губы, подобно цунами, обрушиваются на мои…

Умело и нетерпеливо целуют. Вынуждают подчиниться. Отдаться на растерзание и с нежностью принять эту грубую ласку. Раствориться в ощущениях, будоражащих до самой глубины души. Задохнуться от переполняющих эмоций. Ярких. Первых. Пробирающих до дрожи и незнакомого томления.

Ощущаю потребность в том, чтобы крепко-крепко обнять.

Уцепиться пальцами за ворот пальто.

Притянуть ближе к себе.

Еще ближе…

Внутри меня полыхает целый костер чувств. Они, сплетаясь тугим, горячим узлом в груди, мешают нормально дышать и ясно мыслить.

Так хорошо мне. Так болезненно сладко. И кажется все, чего хочу, чтобы этот момент длился вечно…

Порция ледяного снега вынуждает нас прервать поцелуй.

— Подъем, голубки!

Рома. Стоит совсем рядом и мрачно взирает на нас.

— Шухер, — пожимает плечом. — Мегера прямо по курсу.

— Входи, — открываю дверь и пропускаю девчонку в квартиру.

— Ну здравствуй, Логово Мрачного Яна, — произносит она, с нескрываемым любопытством осматриваясь по сторонам.

Щелкаю выключателем. Скидываю обувь, снимаю верхнюю одежду и помогаю ей раздеться. Нарядилась как капуста. Пока шарф размотали, изматерился.

— Пуховик однозначно сушить, — забираю его из ее рук. — И обувь тоже. Пошли со мной.

Послушно плетется следом, молча разглядывая все вокруг.

— Какая люстра!

— Мать притащила ее из Франции.

— С тобой заходить? — останавливается у двери в ванную комнату.

— Да.

Размещаю куртку на полотенцесушителе, ставлю ее ботинки вниз. Так, чтобы высохли.

— Красиво тут у тебя, — застенчиво делится впечатлениями, потирая ладони друг о друга.

— Не жалуюсь, — перехватываю ее запястье, спускаюсь ниже. — Ледяные совсем…

— Я немного замерзла, — признается честно.

Ну не удивительно. Виной тому наши дурацкие забавы на снегу.

Тяну за руку к себе, вынуждая приблизиться к раковине. Встаю позади нее и подставляю наши ладони под струю теплой воды.

— Так лучше? — спрашиваю в самое ухо.

— Угу, — отвечает, зажмуриваясь. — Ты тоже… замерз? Губы… холодные.

Непроизвольно вздрагивает.

— Да… Срочно надо греться, Арсеньева. Всеми возможными способами.

Румянец на ее щеках становится значительно ярче, что вызывает непроизвольную ухмылку на моем лице.

— Может горячую ванну набрать, м?

Невозмутимо намыливаю наши пальцы, откровенно наслаждаясь охватившим ее волнением.

— Нет. Не нааадо, — спешно отказывается, распахнув глаза. — Может лучше… чаю выпьем?

Наши взгляды встречаются в зеркале.

Чаю.

Абрамов, ты когда-нибудь пил с кем-нибудь из девчонок чай?

— Давай, — соглашаюсь, глядя на наше отражение.

Прямо красавице и чудовище…

— Только… неудобно просить, но мне бы что-нибудь из вещей, — произносит сконфуженно. — Мои… все мокрые.

— Сейчас принесу. Снимай все.

Опускает голову и принимает из моих рук полотенце.

Оставляю ее одну, отправляюсь на кухню. Щелкаю кнопкой электрочайника и проверяю наличие чая. Сам я предпочитаю кофе, потому стоящая на полке пачка листового — везение, не иначе.

Спасибо, матери. Она иногда забивает шкафчики всякой всячиной.

Высыпаю чайные листья в заварник и заливаю их кипятком. Иду в спальню. Переодеваюсь сам и пытаюсь подобрать что-нибудь для своей гостьи. Женских шмоток у меня нет, поэтому снимаю с вешалки свою рубашку и свитер. Пусть сама решает, что надеть.

Достаю из выдвижного ящика носки и со всем этим добром возвращаюсь в коридор.

— Даш. На ручке все оставил, — сообщаю, постучав.

— Спасибо! Я скоро! — пищит в ответ.

Подперев стену плечом, с минуту гипнотизирую лакированную деревянную поверхность и ухожу лишь тогда, когда слышу характерный щелчок электрочайника.

Н-да… Впервые я не раздеваю девчонку, а наоборот.

Сам себе поражаюсь.

Потираю висок и открываю дверцу шкафчика, чтобы достать оттуда сахар, вафли и шоколадные конфеты. Арсеньева — та еще сладкоежка. Постоянно на переменах что-нибудь точит.

Включаю плиту, колдую с туркой.

— Эй. Ты здесь?

Девчонка появляется в проеме. Робко топчется на пороге кухни и все никак не решается войти.

По ходу выражение лица у меня то еще… Но что поделать, если жестко вштырило только от одного вида своей рубашки на желанном девичьем теле.

— Садись, — наливаю ей чай, ощущая как пересыхает в глотке.

— А ты? Я одна не буду…

— Я выпью, но кофе.

— Хорошо.

Внимательно наблюдаю за тем, как она идет к столу.

Занимает место напротив. Закатывает длинные рукава, пуще прежнего краснея от моего пристального взгляда.

— У тебя везде такой идеальный порядок, — хмыкает, обхватывая пальчиками пузатую чашку.

— Просто люблю чистоту, — отзываюсь, забирая турку с плиты.

Еще бы немного, остался бы и без кофе, и без турки.

— Давно ты… живешь один? — снова поднимает тему, которую мы не раз обходили стороной.

— С прошлого года. Эта квартира досталась мне от деда. Переехал сюда из родительского дома сразу после ремонта.

— И они реально не были против? — хмурит брови.

— Нет.

Мать, конечно, пыталась отговорить меня от этой затеи, но кто собирался ее слушать?

— Рано началась твоя взрослая жизнь, — заключает задумчиво.

— Так проще обеим сторонам. Конфету взяла, — командую строго.

— «Мишки на севере», — не может сдержать улыбку. Ныряет в вазу. — Обожаю их.

Дите, говорю же…

— Круто, что мы посмотрели Телецентр. Повезло вам, столичным школьникам, в Москве столько интересных мест!

— Пельш регулярно заморачивается экскурсиями.

— Правильно, чтобы сплотить коллектив, — кивает, одобряя. — Еще одну возьму, можно?

Пальцы замирают в воздухе.

— Арсеньева, не задавай глупые вопросы. Ешь, сколько хочешь. Я к ним абсолютно равнодушен.

Делаю глоток крепкого черного кофе и без стеснения слежу за тем, как шоколадный мишка исчезает у нее во рту.

— А к чему не равнодушен? — любопытничает и принимается дуть на чай, дабы тот немного остыл. — Ну там любимая кухня или блюдо…

— Солянка, — пожимаю плечом.

— Неожиданно! — вскидывает бровь. — Но многое объясняет. Мне, кстати, в «Дачниках» очень понравилось.

— Это было заметно.

— Там здорово. И еда вкусная.

— Моя солянка все равно вкуснее, — откидываюсь на спинку стула.

— Прямо сам готовишь?