— Не с тобой разговариваю, Абрамов, — злится, сжимает челюсти, но все-таки отпускает мою кисть.

Судя по всему, собственные целые конечности у него в приоритете.

— Ну так поговори. Или ты у нас только с девочками мужик? — усмехается.

Провоцирует. Но мне плевать, что там у них будет дальше. Конфликт между ними ведь так и не разрешился. С тех самых пор, как Ян отказался пожать ему руку.

Забираю пострадавшую тетрадь, цепляю под локоть испуганную Ритку и ухожу.

— Эй! А платить кто будет за посуду? — доносится нам в спину от кухрабочей.

Мажоры заплатят. Не обеднеют.

— Даш… Даш…

Бобылева тормозит меня в коридоре второго этажа.

— Зачем… Зачем ты это сделала? Кто просил вмешиваться? — плачет с надрывом.

Теряюсь от этой ее неожиданной реакции.

— Они же меня… — тянет носом воздух, — теперь еще больше гнобить будут.

— Нет, Рит… Не будут, — пытаюсь успокоить.

— Ты не понимаешь! Не знаешь, что это такое! — истерит она, захлебываясь слезами. — Они же мне жизни не дадут в этом университете. Устроят самую настоящую травлю!

— Рит…

— Оставь меня в покое!

— Постой, давай поговорим! — прошу настойчиво.

Но она уже сбегает вниз по лестнице. В гардеробную.

— Черт…

Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Раздосадованно прикладываюсь лбом к прохладному стеклу.

Ну почему так? Хотела как лучше, а получилось как всегда…

Пришлось звонить Екатерине Георгиевне, предупреждать о том, что задержусь. Ожидала недовольства с ее стороны, но она вдруг взяла и освободила меня от смены. Совсем… Сказала, чтобы спокойно отдыхала до понедельника. Мол сами справляются, а я итак переработала в прошлом месяце.

На самом деле так и есть. Сверхурочно я оставалась не раз…

Две пары английского, пересдача темы дотошному Укупнику, и вот я, с чувством выполненного долга, покидаю стены родной академии.

Где-то здесь, неподалеку, меня должен ждать Сережа. Хотел проводить до работы, но, услышав от меня новость о незапланированном выходном, предложил поехать в Подмосковье к родителям сегодня, а не завтра. И я согласилась, уж очень давно он просит меня об этом…

Спускаюсь по ступенькам.

Темнеть так рано стало… И снова дождь накрапывает.

— Даринка-мандаринка! — Серега нападает сзади.

Смеюсь, когда он хватает меня и звонко целует в щеку.

— Привет, Сереж!

— Как дела? — игриво щиплет за нос.

— Хорошо.

— Сдала?

— Сдала, — киваю, улыбаясь.

— Ну что, тогда в общагу заедем и погнали? Как раз на электричку успеваем, — берет меня за руку и озорно подмигивает.

— Давай.

— У тебя зонт в общаге найдется? А то как ливанет…

— Найдется.

Болтая о всякой ерунде, идем в сторону остановки, однако внезапный женский крик вынуждает нас притормозить.

— Что там такое? — прищуриваюсь, пытаясь разглядеть то, что творится на углу полупустой, плохо освещенной парковки.

Толпа парней. Шум. Толкаются.

Драка?

Дурное предчувствие тугим жгутом стягивает легкие.

Еще один громкий испуганный вопль, и я безошибочно определяю, что голос принадлежит Вершининой.

— Даш, ты куда?

— Что-то нехорошее происходит, Сереж.

— Нас это не касается, — упрямо тянет меня за руку назад.

— Там Инга, слышишь? — смотрю на него испуганно.

— Твоя подруга? — хмурится, глядя вдаль. — Тогда, конечно, давай подойдем.

Я практически бегом направляюсь к парковке. Матвеев не отстает. И мою руку из своей не выпускает.

Драка. Совершенно точно. Вот только нечестно толпой нападать на одного. А именно так это и выглядит, уж слишком слаженно действуют…

— Перестаньте! — сиреной вопит Вершинина и лупит одного из них сумкой.

— Охранника позови! Пусть звонит в полицию, — кричу я ей.

Оцепеневшая от страха Инга, резко дергается, кивает, и, несмотря на высокие каблуки, со всех ног припускает к центральному входу.

— Эй! Прекратите! — пытаюсь пробраться в самую гущу, расталкивая их локтями.

— Даша, стой! Не лезь туда! — доносится до меня команда от Матвеева.

Капюшоны… Но я все равно узнаю некоторых из них. Кого-то по верхней одежде, кого-то по голосу.

— Довыдолбывался?

— Не дайте ему встать!

Видимо, тот, на кого напали, все-таки оказывается на земле. Потому что они начинают с особой жестокостью избивать его ногами.

— Не надо! Перестаньте! Не надо!

— Парни, вы обалдели совсем? Остановитесь! — Сережа предпринимает попытку вмешаться словестно, но эффект от этого нулевой.

Разве помогут тут какие-либо разговоры?

— Гаси! Гаси!

Промелькнувшего цвета куртки достаточно для того, чтобы я задохнулась от ужаса и сковавшей на секунды безысходности.

Тело пробивает крупная дрожь, сердце заходится дробью и по ощущениям подпрыгивает к самому горлу.

Нецензурная брань и глухие звуки ударов болезненно резонируют в груди.

— Прекратите! Вы звери, что ли?! — отчаянно цепляюсь за куртку Каримова, висну на нем, дерусь, царапаюсь. — Не трогайте его! Пожалуйста!

— Слезь с меня, дура!

— Разойдитесь! — на этот раз Матвеев пытается их растолкать.

Весь этот кошмар продолжается до тех пор, пока не раздается грубый возглас охранника и окрик преподавателя, проходящего мимо.

— Что ж вы делаете, сволочи?! — охнув, возмущается она.

— Валим.

— Гнида, ребро мне по ходу сломал.

— Михе помоги, сам не встанет.

— Совсем ошалели, ироды! — прибавляя шагу, кричит охранник. — Ментам щас позвоню! И в деканат! Поисключат вас на хрен!

— Валим сказал!

Исчезают с парковки очень быстро… Разбегаются врассыпную, и след простыл.

— Блин, капец, капец! — белугой ревет Инга. — Они как накинулись разом. А я стою и ничего не могу поделать!

Да… Мои опасения подтверждаются. На земле лежит Абрамов.

Чего-то подобного я и боялась, прекрасно понимая, что так просто местные шакалы не спустят ему его вызывающее поведение.

— Ян, Ян, ты как? — бросается к нему Инга. — Ян! Живой? Божечкиии!

— Не ори, Вершинина, — переворачивается, морщится.

Держась то ли за ребра, то ли за живот, принимает сидячее положение. Матерится.

— Фонарь мне тут, поди, спецом заранее расхерачили. Еще и за это получу! — ворчит охранник, устремляя негодующий взор наверх.

— Вы, блин, серьезно, дядя? Человек пострадал, а вас гребаный фонарь беспокоит?! — напирает на него с обвинениями Инга.

— Парень, скорую вызвать? — встревоженно интересуется женщина.

— Нет, — поджимает ноги к груди и опирается на них локтями.

— Точно?

— Я в порядке, — отвечает, упрямо стиснув челюсти.

Она протяжно вздыхает и отходит к своей малолитражке.

— А надо бы. У тебя, похоже, что-то с головой, — нахмурившись, осторожно замечает Сережа.

— Лучше и не скажешь, — ухмыляется Ян, бросая странный, оценивающий взгляд в его сторону.

Голова… Да он весь в крови! Губа и нос разбиты. Бровь рассечена. Скула опухла. Костяшки пальцев содраны до мяса.

Мне даже просто смотреть на это больно. А каково ему это чувствовать — не представляю.

Раздраженно стирает рукавом куртки алую жидкость, стекающую по виску.

Идиот. Вечно встревает в подобные передряги из-за своего отвратительного характера.

Руки трясутся в неконтролируемом треморе, но я настырно копошусь во внутреннем отделении сумки.

— Держи, — достаю чистый платок и подхожу ближе.

Встречаемся глазами. В моих — точно испуг и слезы. А в его… моментом загорается что-то очень нехорошее. Темное. Опасное и вызывающее.

Нечаянно соприкасаемся пальцами, и он забирает чертов платок гораздо дольше по времени, чем следовало бы. Вряд ли этот преднамеренный жест ускользает от внимания присутствующих, но я сейчас в ступоре. У меня в ушах до сих пор звучит весь тот ужас, который творился здесь.