— Ясно. Не в духе, как обычно… Дахача не обижай, понял?

— Исчезни уже.

Рома, хохотнув, идет вслед за друзьями, и уже через минуту хлопок тяжелой металлической двери отгораживает нас от шумной компании. Оставляя наедине.

— Привет, — дрогнувшим голосом здороваюсь я.

Пока Ян спускается по ступенькам, пытаюсь успокоиться. Честно сказать, меня очень напугала эта случайная встреча с ребятами.

— Что ты тут делаешь, Арсеньева?

Последняя ступенька — и вот он стоит напротив. Мрачно взирает сперва на меня, а потом на ни в чем не повинные шарики.

— Я… — сглатываю. В горле страшно пересохло, как в пустыне. — Пришла тебя поздравить.

Как сложно-то. Трясусь словно осиновый лист на ветру, но заставляю себя выдержать его взгляд. Недобрый. Острый. Обжигающий холодом.

— С днем рождения, Ян…

Сердце колотится как ненормальное, но я, поборов стеснение, поднимаюсь на носочки и осторожно касаюсь губами его щеки. Совсем по-дружески и всего на секунду… но волнение тут же захлестывает меня жаркой волной.

Отодвигаюсь, хотя очень не хочется, и, смущенно улыбнувшись, протягиваю ему подарок.

— Надеюсь, тебе понравится.

— Зачем ты пришла сюда?

Его недоброжелательность снова сбивает с толку, но если в день нашего знакомства она была объяснима, то сейчас… мне этого не понять.

— Я просто…

— Уходи, — хладнокровно бьет своим равнодушием.

Неотрывно смотрю в его глаза и не могу поверить, что слышу это. Молчу, не в силах что-либо сказать. Да и что тут скажешь…

— Оглохла, Арсеньева? — прищуривается, внимательно вглядываясь в мое лицо. — На выход.

— Зачем ты грубишь мне? — опешив, спрашиваю я тихо, ощущая, как его слова ядом отравляют кровь.

— Тебя никто сюда не звал.

— Знаю, я лишь хотела тебя поздравить, — оправдываюсь поспешно.

Я к нему со всей душой, а он…

— Дьявол, Арсеньева, лет тебе сколько? — кривит красивые губы в усмешке и качает головой, еще раз взглянув на шары.

Стыд больно жалит щеки, и я все-таки опускаю глаза, ведь слезы-предатели сдержать не получается.

— А там что? — забирает коробку из моих ослабевших рук. — Пазл, наверное? Будем вместе собирать, м?

Откровенно насмехается надо мной.

— Что еще с тобой делать…

Хватает за куртку в области предплечья и дергает на себя. Так, чтобы мы оказались близко-близко друг к другу.

— Не надо так со мной, — шепчу, задыхаясь от обиды, осколочной гранатой разорвавшейся в груди.

— Проваливай. Иначе я передумаю и отведу тебя туда, к ним, — кивает в сторону квартиры. — Только учти, невредимой и запакованной ты вряд ли оттуда выйдешь.

Резко отпускает пальцы, и я, выпустив из кулака ленты, устремляюсь вниз.

Униженная. Растоптанная. Разбитая.

Внутри все огнем горит, полыхает… И так сильно болит в том самом месте, где, стукаясь о ребра, грохочет глупое сердце.

Улица… Практически бегу, не разбирая дороги. Слезы застилают глаза, катятся по щекам и оседают привкусом горечи на губах.

Налетаю на кого-то по неосторожности.

— Смотри, куда прешь, дура!

— Простите ради бога, я не хотела…

— Растыка, — доносится мне вслед.

Только мне плевать на эти оскорбления. Они не ранят меня так, как жестокие слова другого человека, все еще звучащие навязчивым эхом в ушах.

«Дьявол, Арсеньева, лет тебе сколько?»

«А там что? Пазл наверное? Будем вместе собирать, м?»

«Проваливай. Иначе я передумаю и отведу тебя туда, к ним».

Неужели он так поступил бы?

Кручу головой по сторонам. Осматриваю незнакомые окрестности. Не понимаю, где нахожусь, но к счастью, вижу автобус, чей номер мне знаком.

Перехожу дорогу и по пути достаю настырно вибрирующий телефон.

Мама.

Брат.

Рома.

Убираю старый смартфон в карман, так никому и не ответив. Дожидаюсь на скамейке следующего автобуса. Сидя в котором беспрестанно реву…

Домой прихожу в начале десятого, где сразу с порога меня встречает вся семья и запах валокордина.

Родители усаживают меня за стол и начинается долгая воспитательная беседа. Они задают один вопрос за другим, ругают, но так и не добившись от меня продуктивного диалога, отправляют в спальню, сообщив, что я наказана…

Той ночью уснуть мне так и не удается. Глядя в темный потолок и вспоминая эпизод в подъезде, я думаю о парне, чей насмешливый взгляд все еще стоит перед глазами.

За что он так со мной?

Откуда такая откровенная агрессия и злоба?

Что я такого сделала?

Увы. Ни на один вопрос ответа нет…

Как бы то ни было, я решаю, что впредь не подойду к нему.

Ни слова больше. Ни единого взгляда в его сторону.

Нет, так нет! Навязываться не стану!

По крайней мере, очень надеюсь, что уязвленная гордость не позволит…

Закидываю коробку на верхнюю полку шкафа. Хлопаю дверью, и лай в квартире тут же стихает.

Бараны знают, что не стоит громко блеять, когда на горизонте появляется пастух.

— Быстро ты. А зайчишка где? — интересуется Мирзоев.

— В лес со страху ускакал, — гогочет Дикий.

Все понятно с ними…

— Не самая лучшая идея, — ухмыляется Глеб. — В лесу бывает довольно опасно, правда Ян?

Игнорирую его недвусмысленный намек.

— Не понял, Абрамыч… — Рома с третьей попытки принимает сидячее положение. — А ты че без шариков?

— Ян и шарики — это полный кабздец, — хохочет Сидор. — Мне кажется, у него их и в детстве не было.

Натыкается на мой взгляд, и его смех прекращается так же резко, как начался.

— В том смысле, что… ну… они тебе не идут как бы. Ты ж весь такой суровый и… Ну ты понял короче, что я хотел сказать.

Его жалкие потуги объясниться вызывают у меня рвотный рефлекс. Дубиноголовый, что с него взять. Там природа капитально отдохнула по всем пунктам.

— Какого дьявола, Беркутов?

— Че?

— Адрес. Мой. У нее. Откуда? — зло спрашиваю, усаживаясь в кресло напротив.

— Ну я дал и че…

— Чекало картонное, на кой икс ты это сделал? — прищуриваюсь.

— Девчонка возжелала лицезреть твою мрачную морду именно сегодня, — поясняет он, потирая красные глаза. — Потому что я проболтался про твою днюху.

— Длинный язык укорачивает жизнь, ты в курсе?

Иногда Рома как несмышленое дитя, и от этого бывают лишние проблемы. Вроде той, что нарисовалась передо мной сегодня.

— Ой да расслабься, че такого? Ну пришла и пришла. Я вообще думал, что Арсеньева струсит и соскочет с этой темы.

Сомневаюсь, что он в принципе думал в тот момент.

— Уже даже забыл про нашу с ней договоренность и тут с пацанами поднимаемся по ступенькам, а она на лестничной клетке стоит.

— Беркут хотел синичку сюда притащить, но птичка расчирикалась. Очканула, — продолжает повествование Мирзоев.

— Реакция нормального человека, — подает голос Камиль. — Вы себя иной раз как животные ведете.

Сидор снова ржет, имитируя дикую лошадь. Собственно, подтверждая его слова. А я тем временем внимательно смотрю на поехавшего головой Рому.

«Беркут хотел синичку сюда притащить…»

— Зачем пришли? — осведомляюсь сухо. — Я не праздную, и вам это прекрасно известно.

— Не ну а че тухнуть одному в такой день? — не одупляет Сидоров. — Ромыч предложил собраться и поздравить тебя. Типа сюрприз сделать. Мы и согласились.

— Я смотрю, Рома у нас чересчур инициативный сегодня. И явно не в себе. Чем вы его накачали?

— Он же не пьет, — они, посмеиваясь, переглядываются.

Кретины.

— Мы тут затарились по мелочи, ща еще десерт тебе подгонят, — сообщает Пашу, поигрывая бровями.

— Неоднократно повторял. Не привозить всякую шваль ко мне в квартиру, — недовольно напоминаю я.

— Так это подарок от нас. Там такой улет… — он пытается изобразить в воздухе изгибы женского тела. — Мы долго выбирали. Тебе понравится.