Делаю, как он говорит, и с колотящимся на разрыв сердцем отправляюсь в палату.

Там, посреди мерно работающего медоборудования, лежит мой Савка.

Худенький. Бледный. Синяки под глазами…

Невозможно смотреть.

Прикрываю дверь за спиной и подхожу к его постели. Пододвигаю стул ближе. Сажусь. Сжимаю челюсти, рассматривая исколотые венки, особенно выделяющиеся на тонкой коже.

Пальцы непроизвольно тянутся к маленькой ладошке. Не знаю, можно ли делать это, но уж очень хочу к ней прикоснуться. Вдруг больше… никогда.

Страшное. Отвратительное слово. Оно адски меня пугает. Терзает насквозь прогнившую душу.

«Твоя такааая большааая».

Постоянно своей ручкой к моей прикладывался. Сравнивал чуть ли не каждый месяц.

«И у меняяя такая будет, да?»

«Обязательно, Сав».

Губами прижимаюсь к ледяной ладошке и крепко зажмуриваюсь.

Такая агония внутри меня сейчас происходит. Под ребрами горит невыносимо. Да и вообще кажется, что все мои органы болят разом. Словно я выпил какую-то отраву и теперь медленно погибаю вместе с мальчишкой…

Опять в который раз по кругу проматываю в памяти нашу с ним крайнюю встречу. Детально вспоминаю. Каждую секунду. Каждое его объятие. Взгляд.

— И я тебя люблю, — шепчу очень тихо, надеясь, что он все-таки меня услышит. — Больше всех на свете люблю, Чудик. Прости, что не сказал…

В глотку будто острые стрелы воткнуты. Мешают глотать. Дышать. Говорить. Рвано тяну воздух сквозь плотно стиснутые зубы и не могу сдержать чертовы бесполезные слезы, рвущиеся наружу.

«Если плааакать, это по-мужски?» — звенит в голове его голосом. — «Можно? А то мне ооочень больно, Ян».

Трясет всего. Захлебываясь собственным отчаянием, спешу покинуть палату, потому что хочется крушить и ломать все вокруг, а находиться здесь в таком состоянии точно нельзя.

Выхожу. У двери резко притормаживаю.

В коридоре двое.

Арсеньева и Беркутов.

Обнимаются.

Она поглаживает его по спине, что-то ему говорит, и у меня в этот момент самая настоящая граната в груди взрывается. Вот вроде понимаю, что этот ее жест — своего рода знак поддержки, а все равно до блевоты тошно. Давно уже понял, что физически не переношу подобные кадры с ее участием. А уж видеть Дашу с Ромой, для меня вообще сродни катастрофе…

Встречаемся глазами. Она, заметно вздрогнув, теряется, но от Беркутова, вцепившегося в нее мертвой хваткой, не отходит.

Новогодняя Москва невероятно красива. Иллюминация, стройные ряды наряженных елочек и непередаваемая атмосфера праздника. Вот только сейчас все это не вызывает привычного трепета и восторга. Бреду вдоль оживленных аллей ВДНХ, опустив голову, и разглядывать причудливые светящиеся конструкции совсем не тянет.

Горько на душе. Мучительно больно…

Бросаю взгляд в сторону детского катка, и сердце горячей кровью обливается. Еще год назад мы с Савелием учились вон там стоять на коньках. Он заливисто смеялся и радовался своим маленьким победам, а я с гордостью ощущала себя феей, исполняющей желания.

Наблюдать за веселящимися детьми невыносимо. Не продержавшись и получаса, фактически убегаю оттуда. Проталкиваюсь локтями сквозь толпу, двигаюсь против потока в обратном направлении и свободно выдохнуть получается лишь тогда, когда пробираюсь к центральной арке.

Уже пожалела о том, что пришла. Черт меня дернул. Вышла из дома, в котором живет Мария Сергеевна, и поняла, что парк ВДНХ совсем рядом. Повинуясь какому-то странному порыву, отправилась сюда.

Не стоило. Только сильнее разбередила рану.

— Девушка, а девушка, можно с вами познакомиться? — доносится до меня чей-то голос.

Рефлекторно поворачиваю голову и замечаю группу парней у деревянного киоска.

— Обалдеть, Арсеньева, ты? — спрашивает один из них удивленно.

Бросив что-то своим товарищам, направляется прямиком ко мне.

— Вот, блин, шар-земля! Приветище!

Проморгавшись, смотрю на него уже внимательнее.

— Корсаков. Новосиб. Лицей, — широко улыбается блондин.

— Привет, Дим, — признав в лице незнакомца бывшего одноклассника, смущенно вытираю мокрые щеки.

— Не признал сразу. Офигеть! — разглядывает меня растерянно.

Сдержанно улыбаюсь в ответ. Не думаю, что так уж сильно изменилась.

— У тебя что-то случилось, Дарин? — несколько замявшись, интересуется осторожно.

Должно быть причина его вопроса — мои слезы.

— Все нормально…

— Держи. Только что купил, — вкладывает мне в руки горячий стаканчик с кофе.

— Не надо, спасибо, — спешу отказаться, но он не уступает.

— Выпей, задубела же. Сидишь тут на лавочке в такой мороз, — застегивает молнию на куртке выше.

— Да я ненадолго присела, — сжимаю стаканчик замерзшими пальцами. Перчатки умудрилась оставить в общежитии. Очень спешила в больницу.

— А я к двоюродному брату приехал, — кивает в сторону своей компании. — Москву посмотреть.

— И как тебе? — стараюсь поддержать беседу. Приятно встретить кого-то из прошлой жизни.

— Что сказать, круто тут у вас! Ярко, динамично, красиво! — вдохновленно делится впечатлениями Дима. — Сама-то уже привыкла к столице?

— Не знаю, — отзываюсь неопределенно.

— Правда за московское «Динамо» играешь?

— Да.

— Клево, — присвистывает и окидывает меня оценивающим взглядом. — Твои предки тобой гордятся. Мать недавно встретила их на местном рынке. Заливались соловьем. Про команду и про ПМГА.

Ощущаю внутренний дискомфорт и не нахожу, что ему на это ответить.

— А как у тебя дела? — просто перевожу тему.

— Да неплохо. Тоже после девятого ушел. Сейчас в колледже учусь на последнем курсе. Вот думаю летом к брату сюда перебраться.

— Ясно.

— Слушай, а сколько мы получается не виделись, года четыре? — уточняет, хохотнув.

— Примерно где-то так, — быстро в уме подсчитываю.

— А ты еще краше стала, Дашка! — выдает он вдруг комплимент. — Москва тебе идет!

— Да перестань, Корсаков, — отмахиваюсь, краснея.

— Блин, ты так свинтила резко. Я даже не успел признаться, что ты мне нравилась.

— Вот же сказочник!

— Да я серьезно, Арсеньева! Знаешь, сколько раз потом жалел, что смолчал об этом на выпускном, когда мы с тобой танцевали.

И слава Богу, что смолчал. Я бы прямо там на сцене рухнула. Димка ведь мне тоже очень нравился. Даже на тот момент казалось, что я влюблена.

Ой, дурочка. Как же смешно…

— С кем-нибудь из наших связь поддерживаешь? — сбрасывает на телефоне чей-то вызов.

— Нет. По-началу списывались периодически, а потом…

А потом я удалилась из всех соцсетей.

— Потапенко женился на Емельяновой, прикинь? — огорошивает с ходу.

— Да ты что! — мои брови ползут вверх.

Неожиданно. Эти двое только и делали, что донимали друг друга.

— А у Семенова с Васнецовой в октябре на свет появилась двойня. Маша и Саша.

— Надо же, какие молодцы, — искренне радуюсь за ребят. Они с восьмого класса встречаться начали.

— Картошкина подалась в модели. Вишняков в физкультурники. Шутьев и Приходько в меде. Шутьев причем патологоанатомом решил стать, — его аж передергивает.

— Вот это да…

— Жалко, что уже не видимся так часто, как раньше. У всех свои заботы, то да се. Раскидало по шарагам и универам, но ты, конечно, всех переплюнула. Можно сказать, гордость нашего класса!

— Да перестань, — отрицательно качаю головой.

— Димас! Ну, погнали? Яйца уже замерзли! — кричит Корсакову кто-то из парней.

— Идите, я догоню! — не глядя на них, машет рукой.

— Мне тоже пора, — спешу воспользоваться возникшей ситуацией. Неудобно, что он заставил своих друзей ждать.

— Так может я провожу тебя до общежития? — предлагает, снова улыбнувшись. — А то поздно уже. Десятый час. Тебе к метро?

— Спасибо, я сама. Пока, Дим! Была рада встрече! — тараторю безостановочно.