— Сууупер!

Катаю тюленя, совсем потеряв счет времени, а потом Савка снова просится на лед.

— Только мои руки не отпускай, — предупреждаю заранее.

— Сам…

— Сав, нет. Потихонечку!

И все же он отпускает мою ладонь. Нарочно, конечно же! Желание прокатиться самостоятельно берет верх над словом «нельзя».

— Сава!

Сердце замирает и пропускает удар.

Поздно.

Грациозно проехавшись вперед, начинает падать. Вот прям в последний момент успеваю поймать и потянуть на себя.

Заваливаюсь на спину, а не на бок, как рекомендуют. Это единственный вариант стать для Савки своеобразной подушкой и уберечь от болезненного удара.

— Сказала же, не отпускать! Ну что за вредина! — ворчу, медузой распластавшись на холодном льду.

Лежащий на мне Савелий звонко и заливисто хохочет. Не плачет, уже хорошо.

Облегченно выдохнув, смотрю на переливающиеся огоньки.

— Красиво, да, Савка?

— Угу. Мы в сказке, Да…ша?

— Да…

— Ты принцеееесса.

— Куда мне, что ты…

— Вы долго морозить почки собираетесь?

Этот голос мгновенно, что называется, спускает с небес на землю.

— Яяян! — радостно вопит Савелий, срывая горло. — Яяян!

— Погоди. Давай аккуратно встанем.

Поморщившись, поднимаюсь. Сначала сама, а потом и ему помогаю.

— Нееет. Стоять! Медленно и со мной. Либо садись на тюленя! — делаю серьезное лицо.

Савка недовольно пыхтит, но инструкциям подчиняется. Пока добираемся до бортика, дважды чуть не падаем. Все из-за того, что мальчик перевозбужден из-за появления своего крестного.

— Яяян!

И откуда он тут?

— Привет, Чиполлино! — Ян дергает Савелия за бубон-луковичку.

— Гыыы.

Вскидываю руку с часами.

Почти девять! Ничего себе!

Начинаю скрупулезно перевязывать съехавший набок шарф. Очень это сейчас важное и необходимое занятие.

— Почему не слушаешься? Возомнил себя Евгением Плющенко? — ругает мелкого Ян.

— Пьююющенко! — снова хохочет Беркутов-младший, обнимая его за ноги.

Прохожу мимо них.

— Пьющенко у нас Рома. Пошли переобуваться, Чудик, а то нос от мороза отвалится.

— Не отваааалится!

В раздевалке довольно многолюдно. Ныряю в рюкзак, выкладываю на скамейку барахло, лежащее сверху, достаю расческу. Прочесываю волосы и, соорудив на голове пучок, быстро закидываю все назад.

Ян сам справляется с ребенком. Они заняты друг другом, поэтому я спешу снять коньки, влезть в свои сапоги и поскорее выбраться оттуда.

Да вот, к несчастью, натыкаюсь на Рому, поджидающего нас снаружи.

— О, Дашкет, накатались?

— Да.

— Блин, спасибо тебе от души! — благодарит, улыбаясь.

Только вот у меня от этой улыбки будто удавка на шее затягивается. Вспоминается то, что случилось два года назад, и снова о себе напоминает глубокая обида.

— Мне пора, — обхожу его справа.

— Подожди, я отвезу тебя.

Еще чего не хватало.

— Я сама доберусь, — направляюсь к выходу.

— Даш, ну так не пойдет.

— Да…ша! Да…ша! — доносится до меня встревоженный голос Савелия.

Черт… Не успела.

Останавливаюсь и поворачиваюсь. Не убегать же опять в самом деле?

Маленький Плющенко со всех ног мчится ко мне. По-другому и не скажешь.

— Да…ша, ты кудааа? — врезается в меня и поднимает голову.

— Мне надо домой, зай, — приседаю.

— Вмееесте.

— Нам не по пути.

— Да…ша.

— Ты доволен? Понравилось кататься на коньках? — дотрагиваюсь указательным пальцем до его покрасневшего носика.

— Ооочень!

— Ну хорошо. Тогда пока на сегодня?

Хочется расстаться на позитивной ноте, но, похоже, не получится. Савелий снова расстроен.

— Да…ша… не… не уходи! — бросается мне на шею.

— Не капризничай, — прошу, поглаживая его по спине. — Иди к ребятам.

Не без усилий отодвигаю от себя хнычущего парнишку.

— Ну, Сав…

Прямо сердце разрывается, честное слово. Не стоило мне с ним сюда ехать. Только хуже сделала.

— Хватит реветь, Савелий, — раздается прямо над нами.

Мелкий приглушенно сопит.

— Все, прекращай, — начинаю целовать его мокрые щечки, и в итоге уже через минуту он улыбается.

— Да…ша.

— Давай, пойдем-ка, брателло, — Рома берет мелкого за руку и тянет за собой.

Тоже встаю, собираюсь уйти, но Ян хватает меня за пуховик.

— Что ты…

Приходится все-таки поднять на него глаза. И, клянусь, лучше бы я этого не делала…

Если бы можно было уничтожить одним взглядом, я точно была бы уже мертва.

— Ты уронила, — цедит сквозь зубы. И вроде обманчиво спокоен, а ноздри раздуваются как у быка на кориде.

Опускаю глаза, и мои щеки моментально вспыхивают пожаром стыда и смущения.

Прозрачный пакет из аптеки… Должно быть, выпал из рюкзака.

Аскорбинка. Тест.

Твою же…

Он за меня все озвучивает. Совсем не литературными словами.

— Предохраняться не пробовала?

Его хлесткие слова будто пощечина.

Вскидываю на него гневный взор и выдираю злосчастный пакет из его рук.

— Степень ответственности вообще не осознаешь? — осведомляется таким тоном, что кровь стынет в жилах.

— Отпусти… меня, — требую зло.

— Такой тупой залет, Даша.

Прищуриваюсь. Сколько яда и ненависти в этой фразе.

Значит решил, что я… беременна?

Смеюсь, наблюдая за тем, как его ломает и корежит от одной только мысли об этом.

Идиот.

Качаю головой и резко выдергиваю руку.

— Мы не закончили… — опять не позволяет уйти.

— Да…ша. Яяяян! — фоном звучит Савелий.

— Серьезно? — вскидываю бровь. — Не закончили? Ты в своем уме, Абрамов? Совсем рехнулся?

— Где были твои мозги? — стискивает мою руку до боли. — Одно дело спать с ним и совсем другое…

— Ты решил меня воспитывать? — ошарашенная, перебиваю, тяжело дыша.

— Да…ша! Яяян!

Мальчишка громко плачет.

— Дура, ты хоть представляешь, что такое дети? — выплевывает он.

— Отстань от меня! Отпусти! — толкаю его в грудь.

— Да…ша! Яяяян!

— Отпусти сказала!

Наверное, в тот самый момент, когда Савелий затихает, мы и останавливаемся.

— Ян… Ян!

Голос у Романа крайне испуганный.

Синхронно поворачиваемся в его сторону, и внутри меня все обмирает.

Савка.

Наш маленький Савка лежит на земле…

Когда я закрываю дверь за своей спиной, стрелка часов уже переваливает за полночь.

В квартире темно. Холодно. Пусто.

Папаша недавно съехал к себе, и все стало как раньше… Наконец-то.

Вешаю связку ключей на крючок, снимаю куртку и разуваюсь. Не включая свет, прохожу в гостиную. Заваливаюсь на диван, пялюсь в потолок, медленно выдыхаю и устало потираю глаза.

Савелий опять всех напугал. Очередной приступ, паникер-Рома, Арсеньева в слезах и толпа глазеющих зевак.

Доорались. Кто же знал, что мелкий так разнервничается, наблюдая за нами. Я виноват в том, что у меня даже и мысли не возникло на этот счет. Виноват в том, что не смог сдержаться. Виноват в том, что сразу не среагировал на его встревоженный голос.

Савку по рекомендации врача в больнице продержат еще дня три минимум. Это всегда происходит. Жизненно важные показатели должны прийти в норму, тогда отпустят. Собственно, так и существуем. Каждый день как последний… Причем с самого его рождения.

Рома думает, что ему одному страшно. Но это не так… Я чертовски боюсь за Савелия. Всякий раз. Просто понимаю, что моя холодная голова и умение держать себя в руках — это то, что необходимо в подобных ситуациях. То, что нужно мальчишке в эти моменты. Потому что семейка у него та еще. Ромкины предки чересчур кипишные и нервные. Да и сам он такой. Всю больницу на уши сегодня подняли.

Савка тоже боится. А еще мой маленький боец очень устал… Немой вопрос, застывший в его глазах, убивает. Он будто молча спрашивает: «Это все, Ян, или еще нет?».