— У нас по-настоящему, Ром, — вскинув подбородок, заявляет уверенно.

— Ну дай Бог… — печальная усмешка трогает мои губы.

Наивная до ужаса.

Эх… И жалко тебя, Арсеньева, и, что называется, сама виновата…

Во вторник вечером к нам в гимназию приезжают гости, и вся старшая школа дружно отправляется в спортзал. Болеть за нашу женскую сборную по волейболу.

Шум стоит нереальный. Идет третий сет, и от него, собственно, зависит исход всего матча.

— Не ну, блин, на наших девок хоть смотреть хочется, а эти жирафихи из кадетки вообще ни о чем! — ворчит над ухом Бондаренко.

Но так-то оно так.

С опаской кошусь на годзиллу, стоящую в третьей линии. Ей бы вид спорта сменить. В борцы сумо податься, например.

— Я с той шпалы угораю, — похрюкивая, хохочет Пилюгин, указывая при этом пальцем на нескладную высоченную брюнетку.

— Сдать бы ее в цирк, и ходули не нужны.

— Гол забила… — недовольно цокаю языком.

— Вот ведь вобла сушеная!

— Минус два часа из жизни. Лучше бы на маникюр сходила, — горестно вздыхает Ника, рассматривая свои когти. Им бы даже Крюгер позавидовал.

— А рыжая ниче так смотрится в этих шортах, — подмечает Бондаренко.

— Саша всегда красивая, — нахмурившись, выдает Камиль.

Вот те раз! А че это мы к Харитошке неравнодушны?

Хохотнув, толкаю его в бок, но он никак на меня не реагирует. Стоит, блин, весь из себя такой скала. Давно б уже подкатил е-мое…

— Да ну елки-палки!

Снова пропустили.

Пока команда совещается, трибуна люто негодует.

21:19. Не в нашу пользу.

Харитонова идет на подачу. Мяч принимает годзилла. Передает шпале, и та пытается забить еще один гол в первую линию, но там Дашкет.

— Вооо! Молоток Арсеньева!

Разозлилась. Щас стопудово будет рвать и метать.

— Супер, детка!

— Повезло, — скучающим тоном комментирует Ника.

— Болельщик из тебя отстой, зай.

Показывает мне средний палец.

Коза. Обиженку из себя корчит. Не может принять тот факт, что я решил временно от нее отдохнуть.

Подача. Разыгрывают мяч. Обманка. И Дашка снова забивает.

Крутая комбинация однако.

— Еее!

Народ оживляется и начинает активно подбадривать девчонок.

— Красавчик! Видели, как она их надурила?

— А под каким углом забила гол! — восхищается Цыбин.

— Выкусите, верзилы стремные! — орет как ненормальный Бондаренко.

Циркуль, сидящая неподалеку от нас, демонстрирует ему кулак.

— Не ну а че, Элеонора Андреевна, вы их видели? — оправдывается он. — Никакой эстетики!

— Новенькая в разнос пошла.

— Зачетные ноги, кстати.

— И задница ничего.

— Ага… Я б нагнул ее, надо номерок стрельнуть, — раздается за спиной.

Колесников из одиннадцатого «в».

— Ты бы пасть захлопнул.

А это Ян, молча наблюдавший за игрой все это время.

— А если нет?

— Я тебе помогу, — толкает его.

Вообще, парни как-бы хорошо общаются. Между ними никогда не возникало конфликтов. Скорее наоборот.

— Ну попробуй.

И понеслось…

До того, как начинается мордобой, успеваю взглянуть на табло и понять, что мы-таки победили.

25:22.

Пока Абрамов и Колесников катаются по полу, пересчитывая друг другу ребра, болельщики, прыгая и крича, радуются исходу матча. Заодно беспалевно прикрывая потасовку спинами.

— Это что там такое, Рома! Немедленно растащите их! — к нам ковыляет возмущенная Циркуль.

— Все, все, Ян, хватит, — оттаскиваю его от Колесникова.

Как Питбуль, ей Богу! Не оторвать.

— Прекратили! — орет физрук. — Вон пошли из зала. Оба!

— Нас уже нет. Уходим. Растворяемся, — толкаю Яна вперед.

Сопровождаю Абрамыча до самого туалета. А то вдруг в коридоре опять сцепятся. Надо сказать, драка в зале вышла та еще… Думал убьет Колесникова прямо там.

— Ты всю морду ему разбил, — залезаю на подоконник и внимательно смотрю на друга, стоящего у раковины.

Молча закатывает рукава рубашки и подставляет под воду сбитые костяшки пальцев.

— А че с тобой происходит, Ян? — интересуюсь, анализируя его поступок.

— Конкретнее спрашивай, — наклоняется, умывает лицо.

— С каких это пор ты рыцарем в доспехах заделался? Че за реакция?

— Нормальная реакция, — гаркает в ответ.

— Ты из образа никак не выйдешь? Уже на своих бросаешься.

— Нет никаких своих.

Это что-то новенькое.

— Ну озвучил он свои желания. Подумаешь. Пацан же.

— Пусть фильтрует свою речь.

— По-моему, ты совсем заигрался, — осуждающе качаю головой.

— По поводу игр, — поворачивается ко мне. — На хер тот спор.

Несколько секунд тупо таращусь на него во все глаза.

— Не понял…

— Все ты понял, Рома.

— А о правилах ты не забыл?

— Плевать мне на эти дурацкие правила. Арсеньева — моя.

Ничего себе заявочка.

— Да с чего бы?

— Беркутов, — склоняет голову чуть влево и прищуривается. — Тебе там не светит. Уймись.

— Не светит? — мои губы растягиваются в ленивой улыбке. — Не хочу тебя огорчать, дружище, но у нас, по ходу, треугольник.

— Чего у нас? — усмехается.

— Треугольник, Ян. Простая геометрия. Я, ты, она.

— Что ты несешь?

— Я нравлюсь Даше. Она мне об этом сказала.

— Ой, Беркут… — закатывает глаза.

— Запрещал ей общаться со мной? — вопрос в лоб, напрямую.

— Да, — отвечает он, честно и не мешкая.

— Мы с ней все две недели по ночам переписывались, пока я был на сборах. А, и да… в эту субботу гулять идем. Уток кормить на пруд. Еще в понедельник договорились.

Ну и лицо у него… Там прямо Фудзияма извергается в почерневших от злости зрачках.

— Гонишь.

— Пф… Ну спроси у нее. Или приходи. Третьим будешь.

Спрыгиваю с подоконника, как раз в тот момент, когда открывается дверь.

— Ребяяят…

О… А вот, собственно, и наша горячая волейболистка Даша. Растрепанная. Раскрасневшаяся. Испуганная.

— Что там на трибуне случилось? — спрашивает, тяжело дыша.

— Ну я оставлю вас, не буду мешать!

Сама любезность.

Не удержавшись, бросаю еще один взгляд на помрачневшего Яна.

Так-то!

Не светит.

Еще посмотрим, кто кого…

Дверь за Ромой закрывается, и мы с Яном остаемся наедине.

— Что там у вас случилось с Колесниковым? — подхожу к нему.

Одноклассники рассказали о том, Ян подрался с выпускником из 11 «в», но что послужило причиной конфликта я так и не поняла.

— Ян… — нахмурившись, беру его за руку и осматриваю сбитые костяшки пальцев. — Ну вот опять. Эээй!

Возмущенно пищу. Потому что он поднимает меня и сажает на подоконник.

— Выиграли? — осведомляется, так и проигнорировав мой вопрос.

— Да.

— И с каким счетом? — его ладонь опускается на мою голую коленку и медленно, но уверенно поднимается вверх.

— Двадцать пять — двадцать два, — отвечаю взволнованно.

— Последние три очка ты забила? — пальцы сжимают бедро.

— Я.

Вот он совсем близко. Наклоняется… Шумно вдыхает мой запах, разгоняя по телу ворох мурашек, и я судорожно сглатываю.

— Быть тебе капитаном, Арсеньева.

— Тренер сказал тоже самое. Он страшно зол на команду.

Сразу вспоминается короткий брифинг, состоявшийся после игры, и то, как он кричал на девчонок. Много обидного наговорил. Нельзя так…

— Растыки. Все, кроме рыжей, — резко пододвигает к себе, и его губы касаются чувствительного местечка на моей шее.

— Вдруг… кто-то… зайдет, — шепчу, от удовольствия прикрывая на мгновение глаза.

Ничего не могу с собой поделать. Это так невыносимо приятно…

— Как зайдет так и выйдет, — произносит невозмутимо.

— Тогда еще хочу, — запускаю пальцы в черные как смоль кучеряшки и чувствую, что он улыбается.