— Он ненавидит паралюдей, — прокомментировала Лиза, заглядывая через плечо Александрии в монитор. — Точнее, ненавидит сами силы. Такая схема расселения позволяет выжить большему количеству людей без способностей, а кейпов как раз ставит по удар.

— Разумно, — пожала плечами Александрия.

— Мэм, вы не понимаете. Не понимаете, что он за чудовище.

— Симург все еще влияет на него?

Лиза покачала головой.

— Не думаю. Она в спячке после гибели Эйдолона, а программа, которой она следует, запрещает ей нарушать правила игры. Однако Конрад все еще то, чем Симург его сделала — могущественный кейп, твердо верящий в свою правоту, неразборчивый в средствах и начисто лишенный чувства меры. Он считает, что силы являются абсолютным злом, и что за избавление от них можно уплатить любую цену. Ему плевать на Зиона, плевать на конец света. Его интересует только искоренение паралюдей как явления.

— Если мы не убьем Зиона, все остальное не будет играть роли.

— Подумайте о себе, — на лице Лизы появилось какое-то кривое подобие ухмылки. — Я знаю об обстоятельствах, при которых вы получили флакон. Рак, четвертая стадия, метастазы по всему телу. Если предположить, что каким-то образом источник вашей силы уничтожен, вы же не думаете, что будете жить долго и счастливо, как нормальный человек? Рак все еще на месте, и убьет вас за считанные дни, если не за часы.

Александрия с трудом удержалась от того, чтобы закатить глаза. Какая дешевая, примитивная попытка манипуляции! Похоже, девочка совсем отчаялась найти кого-нибудь, чтобы натравить на объект своей ненависти.

— Деточка, я понимаю, что язык у тебя без костей. Но от взрослой женщины обычно ожидают, что она сначала думает, кому и что говорит. Ты вот не думаешь, и я вряд ли ошибусь в предположении, что именно это твое качество и является причиной всех твоих проблем.

— Я говорю правду!

— Вполне возможно. Но пока жив Зион, это не играет никакой роли. Я хочу только умереть с осознанием, что прожила жизнь не напрасно. Что жертвы не были бессмысленными. В прошлый раз у меня не было такой роскоши. Сейчас… есть шанс.

— Хорошо, пусть не сейчас. Но пожалуйста, обдумайте мои слова. Потому что я боюсь, что как бы нам ни прошлось справляться с чем-то пострашнее одного желтого всемогущего аутиста.

Александрия фыркнула. Паранойя Лизы, возможно, была объяснима, но менее абсурдной от этого не становилась. Даже самый могущественный парачеловек не ровня существу, являющемуся источником всех сил. Она встала из кресла и выключила терминал.

— Уточни, сейчас Котел все еще сохраняет инкогнито?

— Ага. Силы во флаконах распространяются бесплатно, Контесса сама находит реципиентов. Сейчас о нем известно даже меньше, чем до вашей, кхм, гибели. Эйдолон действует как независимый герой.

— В таком случае, пора выходить из тени. До Часа Х осталось меньше года, нам потребуется тесная кооперация. Так что принеси мне кофе, двойной американо, а я пока навещу одного старого знакомого.

— Конрад взбесится, что вы действуете за его спиной, — Лиза снова криво ухмыльнулась. — Я в деле.

— Он сам предоставил мне свободу действий, и я буду ею пользоваться. Чтобы к моему возвращению кофе был на столе. Дверь к Колину Уоллесу.

Больше не говоря ни слова, Александрия шагнула в появившийся портал.

«Мы зажжём миллион свечей,

Осветив всё, что создано нами.

Лик планеты, что станет ничьей,

Чуждый мир, прах мечты под ногами.

И срываясь с молитвы на крик,

Расправляем ослабшие крылья,

Чтобы вырвавшись к свету на миг,

Рухнуть с неба в немом бессилье»

Unreal, «Миллион свечей»

18 марта 2018 года, Атлантика

Наша планета прекрасна.

Эти слова повторяют настолько часто, что весь вложенный смысл теряется еще на полпути до уха слушателя. Много ли людей способны сравнить сотню отражений одного водопада или горы, чья история пошла по-разному? Сколько из них могут взглянуть на мир из стратосферы, когда уже отчетливо видна сферическая форма планеты, и кажется, что можно обнять ее руками?

Я повидал всю Землю, от арктических пустынь до джунглей, девственные недосягаемые плато и рукотворные биомы мегаполисов. Я видел все Земли, от безжизненных и мертвых до кишащих жизнью и задыхающихся от перенаселения. И когда я говорю «наша планета прекрасна», то вкладываю в эти простые слова смысл, недоступный более никому.

Теперь я смотрю на Землю с высоты пятидесяти километров. Встроенные в костюм системы жизнеобеспечения позволяют здесь находиться, хотя и не слишком долго. Я вижу золотой блик, что мелькает где-то в районе Испании и невольно в животе сжимается ком страха.

Я боюсь того, что грядет, и здесь, в уединении на границе космоса, мне не стыдно себе в этом признаться. Я не боюсь умереть. Технически, я мертв давным-давно. Я боюсь выжить, но потерять все. Снова.

То подобие семьи, что нашел в чужой реальности. Те продолжения себя, что создал с помощью Эми и Черепушки из Ящика Игрушек. Моих… клонов? Коллег? Братьев? При всем сходстве, продиктованном генами, силами и памятью, каждый из нас был отдельной личностью, и с годами индивидуальность проявлялась все ярче, по мере накопления жизненного опыта. Только они по-настоящему меня понимали. Только им можно было довериться.

При желании, можно легко избавиться от неопределенности. Достаточно спросить Пифию, каковы наши шансы на выживание. Однако я никогда не позволял себе этот вопрос, и уверен, что Дельта и Эпсилон тоже. Так мы могли обманывать сами себя надеждой, а Дина всегда была достаточно тактична, чтобы не сообщать об этом первой.

Мысль электрическим импульсом зарождается в мозгу и несется по километрам нейронных связей. Потом на ее пути возникает металл, и она перескакивает на него, следуя по пути наименьшего сопротивления. Электрический импульс сам по себе не несет конкретной информации, важен пункт его прибытия, и этот пункт — микроскопическое реле, замыкающее цепь. Мысль соприкасается с электроиндукционным контуром. Возникшее магнитное поле размыкает цепь. Поток энергий, идущий сквозь реальности от массивной масс-кинезисной установки, прекращается.

Я начинаю падать.

Пятьдесят километров — путь неблизкий, даже в свободном падении. Можно успеть подумать о многом.

Три месяца назад был железно назначен «день Д»: двадцатое марта 2018-го года, день весеннего равноденствия. Немного раньше расчетной точки оптимальной готовности, однако сдвинуть дату пришлось в угоду гипотетическим выжившим. Больше времени на выращивание урожая, ремонт или возведение теплого жилья. Больше шансов пережить первую, самую страшную зиму. Счетовод сказал, что это снизит ожидаемую годичную смертность на четверть.

Я падаю вниз головой, раскинув руки. Хотя нет, не падаю. Я стою на месте, а Земля несется в мои объятия. Если вовремя не уйти с ее пути, она снесет меня и не заметит.

У нас было в запасе семь лет, и теперь отпущенное время подошло к концу. До двадцатого марта осталась всего двое суток. Слишком мало, чтобы предпринять что-то по-настоящему значимое, так что у меня внезапно образовалось немного свободного времени.

Все сколько-нибудь значимые лица давно оповещены. Все разработанные Аккордом протоколы выверены и приведены в готовность. Александрия потратила немало сил на восстановление старых знакомств, и это дало результат. Котел открылся миру и объявил, что готов возглавить борьбу. Согласились с таким поворотом не все. Одних из них приструнила Контесса, других — Эйдолон. Третьих пока не трогали, но это не значит, что им будет позволено отсидеться в стороне. Нет, этих гордых и независимых я брошу в топку первыми.

Я. Не Дельта или Эпсилон, не совокупный «Эйдолон», не Контесса или Александрия. Ни от кого больше я не вправе потребовать совершить величайшее злодеяние в истории человеческого вида. Что такое кровавые походы Чингисхана или «народов моря» по сравнению со смертным приговором, вынесенным всей трансдименциальной человеческой цивилизации?