— Знаешь, — вдруг нарушила тишину девушка. — Когда мы переехали сюда, здесь была гостиная, всё как у всех, диван, телевизор, что-то там ещё, но отец сказал, что хочет в своем доме место, где за завтраком, обедом и ужином будет собираться его семья, друзья, близкие. Прошло несколько лет, и за все это время, те разы, когда я сидела здесь не одна, я была с тобой.
— Вы никогда не собирались тут?
— Нет, я почти не бывала дома, во всяком случае, у меня не было времени есть за столом, да и у отца. Мы хватали еду из холодильника и разбегались по комнатам, словно мы просто соседи. Хотя отец сидит здесь иногда, устраивает пьяные посиделки.
— Устраивал, лечение должно пойти ему на пользу, — я попытался отогнать её печальные мысли, в конце концов, должна начаться белая полоса в их жизни.
— Мне этого очень хочется, но я уже ни во что не верю. Человек, который благодаря своему увлечению потерял всё, что имел, не остановится вдруг, потому что нужно, и нужно не ему, для него всё нормально.
— Он потерял дочь, ну, не совсем потерял, извини. Но это должно заставить его задуматься.
— С тех пор как мамы нет, и меня для него нет. Я больше напоминаю его хранителя, опекуна, сиделку. Не знаю, как назвать.
— Ты никогда не пробовала найти её? Я не хочу делать тебе больно этими воспоминаниями, но не было бы тебе легче найти её и поговорить?
— В детстве я часто представляла, что она не хотела от меня уходить, что была вынуждена. В России, когда отец уходил, со мной оставалась соседка. Пожилая женщина, её дети давно уехали, почти не навещали её, она завела много животных, там были и кошки, и собаки, попугаи, кролики, черепахи, даже ящерица была. Мне нравилось оставаться у неё, она всегда смотрела сериалы, в некоторых были похожие ситуации, что матери разлучались с детьми, а после находили. Они тогда обижались, не принимали их, а я тогда думала, если бы мама появилась, я бы сразу её простила, ни минуты не думала. Я всегда представляла, что она сейчас зайдет, даже не в наш дом, а туда, к соседке, погладит моего любимого серо-полосатого кота, с широкой мордочкой, и скажет, как скучала по мне. А потом мы забираем этого кота себе, и живем все вместе. Когда я стала старше, решила, что она умерла, но это глупо, столько лет скрывать чью-то смерть.
— А если бы она появилась сейчас? Ты бы так же приняла её?
— Не знаю, слишком много времени прошло. Если бы хотела, нашла возможность прийти. Возможно, я это только говорю, сам знаешь, я ни отказывать не умею, ни обижаться.
— Тут бы я поспорил, — хмыкнул я. — Мне ты и отказывала, и язвила, была бы возможность, и драться кинулась.
— Это другое, Биркан. Ты мне искренне не нравился, всегда был таким самодовольным, словно из-за того, что ты один раз взглянул на меня, я уже обязана упасть в твои объятия.
— Да. Так всегда и было, один взгляд и все сражены, — я обаятельно улыбнулся, обнажив белые зубы, подобным образом я впечатлял ни одну девицу. Улыбка располагает к хорошему отношению.
— Я бы никогда не поверила в эту улыбку, она фальшивая, если кто-то покупался на это, этот человек не знал тебя.
На этот раз я улыбнулся иначе, намного уже, словно ухмыльнулся краешком рта, и совсем не радостно, с легким налетом грусти. Теперь это действительно был я, тот, кто никому не показывался.
— Всё чаще мне начинает казаться, что только ты меня и знаешь, а я посмел не поверить тебе. И мне стыдно за это.
— Мне хотелось бы сказать, что это не обидело меня, но не могу. И даже обсуждать это не собираюсь.
— Извини, я не знаю, что со мной происходило. Это не оправдание, и я не пытаюсь принизить свою вину, но, в тот момент, я чувствовал себя обманутым, виновным. В том, что не заметил твоего желания сделать это с собой, в том, что заставлял тебя быть рядом, хотя ты ненавидишь меня. И ещё я злился на тебя, потому что ты не рассказала о своих переживаниях, потому что ты никогда ничего не говоришь, ты зачем-то носишь маску, молчишь, будто всё хорошо. В этом и заключается обман.
— Я просто не могу повесить на кого-то свои переживания, так же, как и ты. Будто, если я буду молчать, проблема подумает, что я её игнорирую, и исчезнет. Но это никогда не срабатывает. Давай, с этого момента, будем честны друг с другом? Говорить всё, что у нас на душе, то, что беспокоит, мешает, как бы тяжело нам не было.
— Можно попробовать, — я тепло улыбнулся, в этот момент откровений, я был готов к этому, но не мог быть уверен, что завтра и в последующие дни этот настрой продолжится.
— Тогда мне есть, что сказать, — в её глазах вновь появилась печаль, отражаемая в слезах, усердно держащихся в глазах, она так и не позволила им выплеснуться наружу. — В ту ночь, когда мы поругались, ты уехал к Йетер, ко мне приехал Джан.
Она остановилась на мгновение, словно подавляя возглас истерики, пытающийся промелькнуть в её словах, и она сдержалась. За эту секунду молчания, во мне поднялась тревога, и даже ни единого грамма ревности. Сложный вопрос, что предпочел бы я, жизнь друга, при условии, что Кадер будет с ним, или его смерть, при том, что они никогда не будут с ней вместе, но, вероятно, и я не смогу быть.
— И что там случилось? Он что-то говорил? Злился? Ты поняла, что он был взволнован, или хотел бы сбавить пар экстримом? — В этот момент я сделал свой выбор. Вместо ревности было беспокойство, как мой друг провел последние часы своей жизни? Был ли он счастлив, или разочарован? Хотел ли жить в тот момент, или потерял веру в себя и мир? Что было в его голове?
— Нет, он был спокоен. Мы разговаривали. И единственное чем он был взволнован это предложением. Он предложил мне сбежать. И я обещала подумать. Скажу тебе честно, в тот момент я была готова на это, — с трудом проговорила девушка, делая большие промежутки между словами, словно старалась отдышаться.
— Ты любила его? — Перед этим вопросом моё сердце замерло, и не работало ровно до того момента, пока я не услышал ответ.
— Нет. Джан был мне другом, хорошим человеком. Он нравился мне, но как человек, как личность. И мне на самом деле в какой-то момент стало жаль, что я не могла разделить его чувства. Я хочу, чтобы ты знал об этом, чтобы между нами не было этой тайны.
— Спасибо, для меня важно знать это, — наши взгляды встретились, в её глазах больше не было слез, а в моих тревоги.
— Биркан, может, ты подумаешь, что я сумасшедшая, но с того самого момента, как нам известно о его смерти, меня не оставляет мысль, что это не могло произойти по его вине.
— До того, как ты сказала мне о ваших планах, о побеге, я и не мог подумать об этом. Я не могу быть уверенным, но в хорошем настроении он не полез бы туда. Мы как-то обсуждали это, он говорил, что таким образом он успокаивается. Смотрит на город с высокого здания, преодолев перед этим препятствия, с которыми смог справиться, раз стоит наверху. Он понимает, что справится и со всем остальным, а весь мир у его ног.
— Он ведь и с парашютом прыгал, наверное, чем-то ещё занимался, раз все так характеризуют его. И только в состоянии злости или отчаяния он занимался экстримом?
— Нет. Это немного другое. Он забирался на строительные краны, недостроенные здания, только в такие моменты, всем остальным, наиболее безопасным, он занимался в спокойное время. И если бы упал с вертолета, скалы, утонул бы в беспокойной реке, сплавляясь на байдарке, я поверил бы. Любимая девушка дала ему надежду, он бы не стал так рисковать жизнью, в момент, когда всё начало налаживаться.
— Ещё ты сказал, что он любит смотреть на город под ногами, в том районе только на мусор посмотреть можно, нельзя назвать это тем видом, что он хотел бы видеть.
— Тоже верно, — я тяжело вздохнул, чувствуя себя ужасно усталым. Этот разговор должен был облегчить наши души, возможно, ему это удалось, но вот голова закипела, от завертевшихся в ней размышлений. — Он говорил что-то ещё? Беспокоился? Сказал куда поедет после?
— Точно помню, что он не мог уехать сейчас. Без меня бы он тоже уехал, но чуть позже, нужно было разобраться с какими-то делами.