Танер осматривает шкаф, открывает ящик с постельным бельём, вот там всё лежит кубарем.

— Скорее в побег она собирала постельное белье, — шутит парень, и продолжает считать постельные принадлежности.

— Что ты делаешь?

— Да так, вероятно, у всего должна быть пара, есть люди, у которых подушка одного цвета, а одеяло другого, но это явно не о Кадер. Ты продолжай.

— Она испекла пирог, отрезала половину и положила в контейнер. Она уходила куда-то. Явно недалеко. Дальше, я видел сообщение в твоём телефоне, оно отправлено днём. То есть убийцу она узнала в промежутке времени после ухода Джошкуна на работу, то есть после девяти часов, но за это время она успела разобрать вещи и испечь пирог, как минимум. Сообщение получено в час дня.

— В три часа Джошкун вернулся, отпросился раньше, чтобы пойти всей новой семьёй на футбол, — пояснил адвокат, и поднялся с розовой наволочкой с какими-то цветами в руках. — У этого комплекта нет простыни, я специально просмотрел до конца.

— Думаешь, это что-то значит? Зачем ей простынь?

— Ей? Незачем, — чуть мрачнее проговорил друг, глядя мне за спину, он рассматривал пол у кровати. — Не думай сразу о плохом.

— Что ты имеешь ввиду? — Как и обычно, после таких утверждений, ты начинаешь сразу думать о самом ужасном событии, которое только может произойти.

Вместе подходим к кровати. Между паркетными досками, в стыки забилась мыльная пена и само мыло. Я присаживаюсь на корточки, заглядываю под кровать, кровь в щелях здесь отмыта хуже.

Молча сажусь на пол, сердце колотится, мозг отказывается верить, к глазам подступают слёзы, я слишком напряг лицо, не давая себе возможности расслабиться и поверить в её смерть.

— Тише, — Танер кладёт руки мне на плечо, он тоже взволнован, но не даёт волю эмоциям. — Это может быть всё, что угодно. Не думай об этом. Продолжай думать о времени. Что ты думаешь?

— Она была где-то недалеко, хотя не знаем точно, возвращалась ли она домой, вещи же, как мы уже выяснили, она не забирала. Ты можешь отследить её телефон?

Во входную дверь кто-то стучится. Шансов катастрофически мало, но я хочу верить, что она могла вернуться, узнав, что мы здесь. Бегу к двери, обогнав при этом хозяина дома.

На пороге стоит молодая девушка, увидев напряженного меня, она пугается.

— Простите… Я хотела увидеть Кадер, или дядю Джошкуна, — смущается она, отводя взгляд в сторону.

— Я здесь, дочка, — через моё плечо говорит мужчина, он тоже надеялся увидеть здесь свою дочь. — Что ты хотела, Сонгюль?

— Кадер заходила к нам сегодня, приносила пирог, вот в спешке не успела вернуть ей контейнер, — она протягивает пластиковую тару хозяину дома, специально не смотрит в глаза, будто боится меня.

— В спешке? — Переспрашиваю я, привлекая к себе внимание, и вновь пугаю несчастную девочку.

— Моей госпоже стало плохо, такое бывает, давление падает. Мы вместе с Кадер помогли госпоже, и Кадер убежала домой.

— Кто твоя госпожа? Где ваш дом? — продолжаю наседать на несчастную девчушку. Пожалуй, сейчас я выглядел как тиран, но ничего не могу с собой поделать, пока Кадер грозит опасность.

— Тише, тише, Биркан, — Джошкун примирительно встаёт между нами, благодарит девушку и закрывает дверь, и она не закрывается. — Это ещё что такое?

Замок в двери отсутствует, кто-то выбил его, и никто из нас при входе в дом этого не заметил.

— Об этом позже. О чём говорила эта девушка?

— Биркан, — позвал Танер из соседней комнаты. — Подойди, это важно.

— Это служанка из дома хозяина моей лесопилки, из дома Али.

Я замираю на месте, адвокат нетерпеливо выбегает в прихожую, машет телефоном в руке, но я уже не слушаю его, выбегаю на улицу.

Машины больше нет на месте, мы опоздали, но он так легко не уйдёт от меня. Танер догоняет меня, успевает заскочить в машину до того, как я тронулся с места.

— Ты что, мысли умеешь читать?

— Где был телефон?

— Забился в дальний угол за кроватью, сообщение осталось в черновике, это, действительно Хасан.

— Почему я оставил её одну? Почему именно она первой узнала правду?

— Мы найдём её, и его найдём, мы знаем его семью, номер его машины, и всё остальное узнаем.

В ночь, когда ухала Кадер, я узнал об этом не самым первым, не вторым и не третьим. В отличие от людей, занявших призовые места, мне она не сообщила лично. Не оставила записки, даже крохотного сообщения мне не досталось.

После свадьбы друга мы оба взяли небольшую паузу, мне необходимо было исправить ошибку, отказаться от того обещания, которое я не в силах выполнить.

В тот вечер я уехал к Рувейде, нам предстоял долгий разговор, с ней, с её родителями, я сказал, что не могу жениться на ней. Она горевала, но не долго, что немного уменьшило моё чувство вины, всего через несколько месяцев оказалось, что они с Танером нравятся друг другу. Он подвозил её после свадьбы, и оказалось, что у них много общих интересов, так они начали общаться.

С более близкими отношениями были сложности, они считали, что это неправильно по отношению ко мне, ведь Танер мой друг, а Рувейда могла стать моей женой. Хоть они оба знали, что никаких чувств к этой девушке я не испытываю, была некоторая неловкость, к счастью, мы быстро всё обговорили, и у нас появилась новая любящая пара.

После этого визита я поехал к дому Кадер, тогда на пороге я встретил пьяного и несчастного Джошкуна, я и подумать не мог, что он вновь скользнул на эту дорожку. Мы вместе нашли письмо, прочитали его. Мужчина долго винил себя, и в итоге принял решение исправиться.

Я часто навещал его, оказывал поддержку, когда она была ему необходима, он называл меня сыном, и жалел, что у нас с Кадер ничего не вышло.

Я пытался предотвратить её побег, не мог допустить мысли, что больше не увижу её. Я во всём виноват, я разрушил и свою жизнь, и, что самое главное, её жизнь, этого я не мог простить.

Знал откуда она уезжает, знал, что в то время с того места отправляется только один автобус, я всегда знал, что она в Стамбуле. Знал, где она работает, ибо вскоре я стал совладельцем этой организации. Знал многое о её жизни, но никогда не вмешивался.

Однажды, по случаю покупкой мной части акций, в той организации устраивали праздник, это событие выпало к новогодним праздникам, Кадер тоже была там, я видел её, но она не видела меня.

Она стала другой, весёлой, уверенной, свободной. Это та причина, по которой я не вмешивался в её жизнь.

Она расцвела, и я не мог вырвать её из земли, и прицепить к себе на грудь, в качестве украшения.

Чтобы она горела, а я плавился, как воск свечи, поддерживая её мерцание.

Если жизнь моей любви шла в гору, то я упал с этой горы. И я стал другим человеком, раздражительным, нервным, всегда занятым.

В какой-то момент мне снесло крышу, это было осенью, ещё до того, как я увидел Кадер на корпоративе. Если моя возлюбленная никого к себе не подпускала, если верить Йетер, то я отрывался по-полной.

В моей жизни были девушки, много девушек, и ничего серьёзного. Я прогонял их из своей жизни ещё до того, как они успевали мне надоесть. С вечера до утра я проводил в клубах, или на чьих-то вечеринках.

Я даже купил квартиру для этих связей. Но не только поэтому, самой главной причиной было, что в этом месте никогда не было Кадер, её вещей, воспоминаний с ней.

Признаться честно, это не помогало. Стоило мне купить туда какую-то мебель, будь то новой кроватью, креслом, подставкой для ножей, я всегда думал, что бы она на это сказала. В какой-то момент жилище стало очень уютным, что опять не давало мне забывать девушку, одно её имя воспринималось мной, как уют.

Я всё ждал, что она вернётся, я покажу ей квартиру, она ей очень понравится, но не настолько, чтобы она не дополняла её какими-то вещами, я буду недовольно бухтеть, говорить, что это всё нам не нужно, но моя душа будет радоваться.