— Вот именно, я разве делал тебе больно? Разве… — начал он оправдывать себя, но я перебила.

— Да, ты делал мне больно, и продолжаешь делать это даже сейчас.

Он внимательно посмотрел в мои глаза, затем ухмыльнулся, и отвернул голову, пряча своё лицо от меня.

— Я не хочу, чтобы ты страдала.

— Так зачем ты делаешь мне больно? — Не выдерживаю я, уже не сдерживая рвущегося голоса, благо из глаз слёзы не текут. Моё сердце сжималось в пламенных оковах, оно сгорало и не могло вырваться. Даже слёзы не пришли на помощь, чтобы хотя бы попытаться потушить его. — Зачем ты приехал? Захотел увидеть, что сотворил со мной?

— Нет, мне нужно удостовериться, что кто-то другой не сделал тебе ещё хуже. Прости, меньше всего на свете мне хотелось бы видеть твои слёзы, но мне приходится поступать так, что мои поступки уничтожают тебя.

Он снова посмотрел на меня, мы стояли в темноте, в целях конспирации я не включила свет в прихожей, поэтому видели мы друг друга в полутьме, освещаемые далекими, блёклыми, уличными фонарями. Но даже в темноте я разглядела слёзы в его глазах, и чувствовала, что тоже начинаю плакать.

Биркан сделал шаг ко мне, обнял, так сильно прижимая к себе, что в какой-то момент у меня заболели рёбра и позвоночник, но я не отстранилась. Тоже вцепилась в него руками, стараясь запомнить эти ощущения, вдохнуть как можно больше запаха его парфюма, отдающего нотками древесины после дождя, впитать в себя тепло его тела, подстроить тело под изгибы его рук.

Это и было нашим прощанием, в этот момент мы поставили третью точку в многоточии, третью и заключительную.

— Прости. Я решил, что лучше видеть твои страдания и самому держаться в стороне, чем не видеть тебя вовсе, даже если ты будешь с кем-то другим, — прошептал он мне на ухо, не прерывая объятий, хотя нам обоим было неудобно стоять в таком положении.

— Будь осторожнее, не вмешивайся в опасные дела. Я смогу пережить твою свадьбу, твою любовь к другой девушке, ненависть ко мне, но не выдержу твоей смерти, — на выдохе, едва слышно произнесла я. Немного приподнимаю голову, чтобы слеза с моих ресниц не коснулась его безупречно выглаженной рубашки.

Это движение он понял по своему, и я почувствовала, как его руки начинают отпускать меня, вскоре объятие заканчивается, мы снова смотрим друг другу в глаза.

— И ты пообещай тоже самое. А ещё будь счастлива, я не тот, кто был тебе нужен. Я зря пытался обмануть судьбу.

— А я сразу сказала, что не твоя судьба, — усмехнулась я сквозь слёзы, вспоминая наше знакомство, когда он додумался спросить моё имя.

Он тоже улыбнулся, теперь мы оба перенеслись в те далёкие деньки, когда всё только начиналось, когда мы были беззаботны в отношении друг к другу. Во времена, когда у меня была куча проблем, но я оставалась живой, чего нельзя было сказать о нынешних временах.

— Уже тогда ты видела самую суть, раскусила меня, поняла, какой я человек, — с болезненной ухмылкой на губах, проговорил он, вновь отвернувшись. — Так ты уверена в своём женихе?

— Наверное, — неопределенно сказала я, стараясь погасить неприятную, ноюще-колючую боль в горле, боли не существовало на самом деле, как не могло существовать дикой, разрывающей на куски боли в сердце, не затухающей с момента нашего расставания.

Эти чувства не должны существовать, им просто нет объяснения, но я ощущала это, и погибала от них, как от огнестрельного ранения.

— Что-ж, в таком случае, я проверю его. Прощай, желаю вам долгого и счастливого брака, полного любви и взаимопонимания, — проговорил он, после секундной паузы, не взглянув на меня последний раз, развернулся, и покачиваясь побрёл к плохо припаркованной машине, остановившуюся за миллиметр до, возможно, успешного тарана нашего и без того покосившегося забора.

— И вы будьте счастливы, — шепотом проговорила я, обращаясь к его спине, не зная, мог ли он слышать меня.

Больше мне не было больно, душа и сердце догорели, пепел развеялся по ветру. Нам необходимо было поговорить. И теперь между нами точно поставлена точка, огромная, больше любого айсберга.

Эрдал уехал утром следующего дня, мне позвонила госпожа Айшегюль и предупредила, чтобы я не искала его, но он обещал позвонить сам, когда появится время.

Расстроилась ли я отъезду жениха? Да, ибо этой долгой ночью я приняла непростое решение, касающееся моей дальнейшей жизни. С другой же стороны, у меня будет больше времени обдумать это решение и все нюансы.

Пришла весна, моя медвежья спячка закончилась.

Это была одна из моих любимых мыслей первую неделю после встречи с Бирканом, когда я ненадолго воодушевилась, обретя некий смысл в своём бренном существовании.

Как оказалось позже, в любой момент может закончиться не только спячка, но и жизнь.

Я выходила из ателье тётушки, после очередного прогона будущего показа, Лидия не могла допустить ни единой оплошности, по этой причине почти каждый день её манекенщицы, то есть я, Нихан, Бурсу, и ещё несколько родственниц некоторых работниц, подходящие по параметрам, тренировали проходку по подиуму, рассчитывали время, быстрое перевоплощение и многое другое.

Сегодняшний день уже с утра был не похож на предыдущие будни моей скучной жизни. Бурсу не отвечала на мои сообщения, а позже не явилась на репетицию. Это совсем не в её характере, на подиуме она нашла свою отдушину, приняла себя, полюбила, и с наибольшим успехом сражалась со своей булимией.

Я испугалась, что подруга пропустила одно из любимейших своих занятий, но тут же поехать к ней и разузнать о причинах исчезновения, мне не позволили, успешно надавливая на моё чувство вины. Если ещё и я не отрепетирую своё, то мечта моей драгоценной тётушки обернется прахом, а что касается Бурсу, то она взрослая девочка, потерпит то окончания репетиции, да и не факт, что могло произойти нечто из ряда вон выходящее.

Нихан предлагала подвести меня, ведь теперь она стала счастливой обладательницей автомобиля, подаренного будущим мужем на день рождения, но я отказалась, вспомнив о её изумительных навыках вождения, кои я успела оценить с утра. На каждом повороте и светофоре я молилась сразу двум богам, от страха забыв, к какой религии я отношусь.

Попрощавшись с подругой, сажусь в такси, но не успеваю назвать адрес, наконец, приходит ответ от Бурсу.

«Вот-вот произойдет что-то ужасное. Прошу тебя, приезжай. Биркан в опасности. Я одна и не могу ничего поделать. Мы у обрыва, над пляжем, приезжай скорее», — гласило сообщение, от коего у меня затряслись руки.

То самое место, где Нихан хотела покончить с собой, то, где была с Джаном, и уже после с Бирканом, оплакивая смерть дорогого друга.

Как же я ненавидела это место, так удачно притягивающее к себе отчаявшихся людей.

Что всё это значит? Убийца Джана и Сеита добрался до Биркана? Но откуда Бурсу это знает? Биркан решил спрыгнуть вниз, покончив с жизнью? Но опять же, откуда об этом знает Бурсу?

У меня была не одна сотня вариантов, и ни один из них не успокаивал меня, только заводил в тупик, не имея за собой смысла или объяснения.

Таксист отказался ехать вглубь леса, хотя туда вела ровная дорога, и мы не раз доезжали до обрыва на машине. Мужчина ругается, не понимаю, по какой причине. Я ничего не слышу, в безумной спешке набираю номер Бурсу, раз за разом, ответа не получаю.

Плачу за проезд, выбегаю из такси, бегу прямо в лес, боюсь не успеть. Не выдерживаю, набираю номер Биркана, он тоже не отвечает.

Неизвестность, страх за жизнь любимого придают мне сил, я бегу так, как никогда не бежала, но и это кажется мне недостаточным.

Вижу впереди машину, не узнаю её, но отчетливо ощущаю, что она не принадлежит Биркану, замечаю её вишнёво-красный цвет, бегу на него, как бык на красную тряпку.

Чем ближе цель, тем меньше я вижу её, перед глазами всё темнеет, не то от страха, не то от усталости.