И всё-таки, не верилось, что он сорвался, что он вообще пошел туда. Он никогда не стал бы так рисковать. Прыжки с парашютом, скалолазание, и просто учиться делать трюки, хоть и на стройке, как он мне после объяснял свое увлечение, это совсем другое. Или это на самом деле случайность, просто госпожа Медер, мать Мелике, не так сказала, или я не так поняла.
От всех этих размышлений и дня полного нервов и слез безумно болела голова, но это казалось уже таким привычным, словно без боли она никогда не была.
Увидев меня из окна, на улицу выскочила Фериде, она обняла меня, уткнувшись лицом в мой живот, что поделать, она ещё оставалась малышкой. За ней появилась взволнованная Чичек, словно ожидающая от меня подтверждения, и я кивнула ей в ответ.
— Биркан вернулся?
— Нет, с утра так и не появился. Может, я позвоню ему?
— Лучше не стоит, ему пока нужно побыть одному, когда он захочет нас видеть, придет, — придерживаясь этой мысли, я не звонила ему весь день, только смотрела на телефон, мечтая услышать его голос.
Ему сейчас плохо, тяжелее, чем мне, я не могу скинуть на него и свои слезы, свои страхи по поводу его смерти, чувство вины, за то, что вчера согласилась предать его, сбежав с его другом, но так долго думала, что упустила его, и теперь он умер.
— Где ты была весь день? — Тихо спросила девочка, не отпуская меня.
Она ещё ничего не знает. А я не смогу сказать. Она тоже любила Джана, считала ещё одним старшим братом. Как бы тяжело это не было, она должна узнать, глупо говорить, что Джан куда-то уехал и больше не вернется, и сказать это нужно мне. Я не могу повесить это на Биркана.
— Была с подругой, а ты чем занималась? — Попыталась я сделать голос веселее, присаживаясь на корточки, чтобы посмотреть девочке в глаза.
— Ходила на занятия, потом бабушка Мехтебер взяла меня на рынок, а потом мы пошли к бабушке Дюзийде, но Анри там не было и мне было скучно.
— И что вы делали там?
— Бабушки закрылись в гостиной, что-то обсуждали, и, кажется, плакали. Что случилось, Кадер? Ты ведь тоже грустная.
— Красавица моя, я потом расскажу тебе? Сегодня был тяжелый день, я устала.
— Фериде, давай-ка я помогу тебе вырезать твоих бумажных кукол? А потом мы выпьем твой любимый липовый чай, и испечем печенье?
Девочку стало не так просто переманить, она бросила на меня грустный взгляд, словно сама всё поняла, и только потом, решив оставить меня одну, взяла женщину за руку и направилась в дом. Я поблагодарила женщину, заходя за ними в дом.
Устало опустившись на кровать, я обессилено вздохнула, казалось, что я сейчас засну, и этого действительно хотелось, чтобы перестать думать и чувствовать.
Зачем Джан пошел туда? Перестань, не думай. Что он чувствовал на тот момент? Успел ли он испугаться, пожалеть о том, что пришел туда? Хватит. О чем он подумал, когда падал? Винил себя или кого-то? О чем вообще люди думают в таки моменты? Прекрати, ты больше не сможешь помочь ему, и когда могла, не помогла.
Я больше не могла плакать, но сердцу разрывалось на части, моё тело будто выворачивало от тревоги, я сжималась и кружилась на кровати, какая-то часть меня, будто пыталась вырваться из тела. Это странное чувство страха и беспокойства длилось минут пятнадцать, и когда тревога отступила, я ощутила резкое облегчение, боялась пошевелиться, из-за страха повторения.
Наверное, испуг как-то отразился на моем лице, ибо Биркан, вошедший в комнату, спросил:
— Что с тобой?
Странно, но увидев его, я с облегчением вздохнула, словно моя душа, ищущая способы сбежать из тела в поисках покоя, нашла этот покой рядом с ним.
Я резко поднялась с кровати, так скоропалительно, что в глазах потемнело, и я чуть не свалилась на парня. Он придержал меня за локоть, с беспокойством заглядывая в глаза.
— Что происходит?
Я собиралась спокойно поговорить с ним, выразить соболезнования, не выплескивать своих эмоций, тем самым нагружая его, но не получилось.
Я обняла его, обхватив руками шею и прижавшись телом, на пару мгновений он опешил, и только потом обнял меня в ответ, зарывшись носов в волосы.
Это было не просто объятие, мы стали единым целом, словно этими прикосновениями смогли обменяться всем тем, что не могли сказать, тревогами, переживаниями, чувствами, тем, что просто невозможно выразить словами.
— Как ты? — Спросила я, после чего он отстранился, взглянув мне в глаза.
— Ты знаешь?
— Мелике позвонила. Хочешь поговорить об этом?
— Пока нет, хочу, но не могу, извини, — он совсем прервал объятия и вышел на балкон, где в сумерках начал накрапывать мелкий дождь.
Я собиралась выйти к нему, попытаться разделить эту боль с ним, но в комнату вошла Сарихин, приглашая меня спуститься вниз. В гостиной, в теплом, уютном свете торшеров, разместилась семья Ташлычунаров, вернее её старшие представители.
Господин Тунгюч устроился в своем любимом кресле, а его сестра устроилась на диване рядом, теребя в руках платок.
— Проходи, дочка, — хозяин дома сделал приглашающий жест рукой. — Как Биркан?
— Держится, — ответила я, присаживаясь напротив госпожи Мехтебер, поправляя платье при посадке. — Он делает вид, что всё хорошо, но ему нужна поддержка.
— Это само собой. Ты ведь не оставишь его в такой момент?
Как только я узнала о Джане, сразу поняла, что сбежать отсюда не смогу, пока, когда Биркану станет лучше, тогда и исчезну.
— Я буду рядом столько, сколько это понадобится.
— В голове не укладывается, как такое могло произойти? Совсем молодой парень, ему ещё жить и жить, — вздохнула бабушка, подняв глаза к потолку, словно обращалась к тем, кто наверху.
— Тише-тише, — прервал её Тунгюч. — Мы уже ничего не сможем сделать, остается только молиться за душу парня и за его родителей.
— Это обязательно, Кадер, дорогая, ты сходишь со мной завтра в мечеть?
— Конечно, госпожа Мехтебер, — я мягко улыбнулась, старушка была такой доброжелательной, что я просто не могла отказать ей.
— Сколько раз тебе говорить, девочка, называй меня просто бабушкой. Ох, не спокойно мне, ночью теперь не усну. Не представляю, как там его родители.
— Давайте я сделаю успокоительный чай? Господин Тунгюч, вам сделать?
— Не откажусь, может, хоть немного душа кипеть перестанет.
— У тебя она всегда кипит. Даже когда не происходит ничего, нервничаешь, — цокнула на мужчину старушка.
Чичек вытирала мокрые тарелки полотенцем, Сарихин сидела за столом и пила чай, всё это они делали молча, погруженные в свои мысли. Увидев меня, девушки взволнованно переглянулись.
— Как там наш Биркан? — Заботливо спросила Чичек.
— Как он может быть? Переживает. Где Фериде?
— Уехала с Ферхатом в магазин, мы обычно не разрешаем ей на ночь мороженое есть, но сегодня отпустили, — пояснила Сарихин. — С чем-нибудь помочь?
— Отдыхай, я сама приготовлю чай. И где успокоительные капли, которые вы мне давали сегодня?
— В том шкафу, на верхней полке. Давайте я сама накапаю, — предложила Чичек, подрываясь с места.
Я отказалась, достала пузырек в темном стекле, повернувшись к женщинам спиной, накапала себе чуть больше капель, чем положено, так ещё и развела в меньшем количестве воды. Жидкость обожгла нижнюю губу, горло, даже желудок заболел, но меня это не остановило. Хотелось выключить чувства, заснуть и проснуться уже в другой жизни.
Отнеся чай старшему поколению, я собиралась уйти, но бабушка Мехтебер не отпустила меня.
— Посиди с нами немного. И Биркан немного успокоится.
— Он и так весь день один, — вздохнула я.
— С ним был Анри, они ездили к Озгюру, тот чуть с ума не сошел, узнав о смерти брата. Кто его нашел?
— Был анонимный звонок в полицию, наверное, кто-то проходил мимо, увидел тело и позвонил.
— А что с тем районом? Госпожа Медер сказала, что там остановили строительство.
— Не совсем так, — кашлянул господин Тунгюч. — Кара купили там землю за бесценок, ещё очень давно, когда здесь жизнь не была налажена, это был проект совместный с семьей Бетлюч, родителями Джана. В спешке они построили основу в шестнадцать этажей, зачем они спешили, неизвестно, но район там всегда был плохой. В километре оттуда свалка, бездомные животные, из окна выглянешь и жить не захочешь, чем они думали, непонятно. Из-за спешки здание постоянно рушилось, то в одном месте рухнет, то в другом. Однажды целый этаж рухнул, несколько человек погибли, на том и завершили. Земля всё ещё принадлежит Кара, покупать её никто не стал, и сами они её не используют.