Биркан садится на водительское сидение, молча смотрит на меня, чему-то ухмыляется, пристёгивается и заводит автомобиль.

— Что ты делаешь? — Вопрошаю я, растеряно глядя на мужчину, не будь я на вокзале в состоянии небытия, не двинулась бы с места, и осталась ждать свой автобус.

— Не даю тебе уехать в Стамбул, — спокойно сообщает он, будто мы говорим о чём-то повседневном, не о нарушении моих планов, а о надоевшем и таком привычном дожде. — Ты же завидовала, что я проведу время на базе отдыха в лесу, вот, ты присоединишься ко мне.

— Ты в своём уме? У меня автобус, через два дня выходить на работу. Меня уволят.

— Если тебе так важно работать там, не уволят. Надеюсь, у тебя есть вещи для леса, я бы предложил заехать в магазин, но боюсь, что ты сбежишь.

— А из базы отдыха не сбегу? Остановись, пока не поздно.

— Да, давно мы не спорили в машине. Я скучал по этим временам. И да, сбежать ты не сможешь, автобусы оттуда не ходят, мобильная сеть не ловит. Увы, моя дорогая трудяга, придётся отдыхать.

— Биркан, это ты начальник, а я не могу просто так прогуливать работу. Я и так не появлялась там несколько месяцев, сначала отпуск, потом больничный.

— Осталось ещё в декрет уйти, — удивлённо смотрю на него, он ухмыляется, а я закатываю глаза. — А что? Нужно использовать все причины законно пропускать работу.

— Всё сказал? А теперь остановись. Если я опоздала на автобус, опять придётся объясняться и прощаться с тётей или отцом.

— Нет, мы едем отдыхать, а я немного работать. Знаешь, даже убийца, который хотел разлучить нас, сказал, что я ужасно поступил с тобой, и не считался с твоим мнением. Поэтому я решил измениться ради тебя.

— Поэтому сейчас ты снова не спросил моего мнения, и везёшь меня в неизвестном направлении?

— Именно.

— Отличный план, изменения на лицо.

— Извини, но ты не оставляешь мне выбора. Чтобы ты увидела, как я изменился, нужно чтобы ты была рядом.

— Ничего не выйдет, — устало вздыхаю я, отворачиваясь к окну. — Всё в прошлом.

— Думаешь, у нас не получится начать что-то новое? Не то, что было раньше. А совсем иначе, взрослые отношения, без тех ошибок, что мы совершали раньше.

— А зачем? Я не останусь здесь, не вернусь к человеку, который бросил меня, просто потому что в какой-то момент его желание совпало с чьей-то просьбой, к человеку, который собирался жениться на другой девушке, едва я вышла за порог.

— Именно по этому, из-за твоего мнения, нам и нужно поговорить. Всё ведь не так, Кадер. Не так, как думают другие. Да и плевать, что думают другие. Почему ты не можешь выслушать меня? Не понимай, это твоё решение, но хотя бы выслушай.

— В этом нет смысла, всё в прошлом, — продолжала настаивать я. Мне было невыносимо больно говорить это, я всё ещё любила этого человека, но я не могу забыть его слов. — Останови машину, я должна уехать.

— Должна, но не на автобусе, а со мной, именно это ты сейчас и делаешь. Просто успокойся. Глубоко вдохни, посчитай до десяти, я не знаю, что ещё положено делать.

— Я не могу находиться здесь, мне нужно вернуться домой, работа…

— Твой дом здесь, Кадер. А если ты так волнуешься за работу, не волнуйся, я не позволю уволить тебя.

— А какое ты имеешь отношение к Стамбульской организации?

— Судьба регулярно сводит нас вместе, и вот, я стал одним из совладельцев фирмы, где ты работаешь. Здорово, правда?

— Ты решил мне закрыть все пути даже в другом городе? Куда бы я ни пошла, ты повсюду.

— Нет, дорогая, это всё судьба.

— Очень интересно, почему все эти месяцы ты молчал, ни слова не говорил о судьбе, о чувствах, о том, что испортишь мою поездку? Вчера ты ни слова об этом не сказал.

— Я предполагал, что ты можешь сбежать, а если бы я начал те разговоры раньше, ты бы перестала радоваться моему обществу, и нельзя было перенапрягать тебя в период восстановления. Ты даже сейчас напряглась, и относишься ко мне с прежней ненавистью.

— Это не ненависть, — тихо говорю я, глубоко задумавшись.

— А что это? За несколько минут мы снова отдалились, будто видимся второй раз после твоего возвращения, будто мы не разговаривали каждый день в больнице, не были близки душами.

— Я не могу сказать, что чувствую, просто сама не могу этого понять. Ты рядом, тот человек, которого когда-то я любила всем сердцем, не могу сказать, что сейчас у меня не осталось ничего от того чувства. Но всё иначе, я больше не верю тебе, не могу успокоиться, будто ты рядом до какого-то момента, и вскоре снова уйдёшь. А я останусь. Ты был очень дорог мне, дороже кого бы то ни было, один из немногих людей, кому я доверяла, с кем могла быть собой, для кого менялась, и ты, тот человек, кого я ждала всю свою жизнь, просто оставил меня одну. У меня были друзья, была семья, никто из них не оставил меня, но я никогда не чувствовала себя настолько одинокой. Опустошенной, будто внутри не осталось ничего, ни органов, ни души, ни чувств. Сложнее всего мне было выбраться из этого состояния, и теперь я ни за что не хочу попасть в ту яму вновь, а если я доверюсь тебе, то это обязательно случится.

Биркан напрягся, ничего не говорил около минуты. Молча припарковал машину у обочины, и пока я вытирала со щёк слёзы, он собирался с мыслями.

Эта тема была ему так же неприятна, как и мне, он понимал, что из такого пустякового дела, раздулось что-то огромное, что испортило состояние нас двоих. Глупость, которая напрочь сломала меня, а теперь я ломаю его.

— Кадер, — начал он, сделав тяжелый вздох. — Ни об одной вещи в мире я так не жалел, как о том эпизоде. После него происходили события, которых не должно было случаться, то, что мы не должны были пережить. Я причинил тебе много боли, сначала это скомканное объяснение, даже не смог нормально попрощаться с тобой.

— Ты сказал, что всё это было затянувшейся шуткой, и ты не знал, как избавиться от меня, — проговорила я слова, которые так пыталась забыть.

— Только так я мог отдалить тебя, и наверняка сохранить твою жизнь. Я столько раз слышал, что не должен был так поступать, мог спрятать тебя, уехать и тому подобное. Но никто не пытался понять меня. Да, я мог спрятать тебя в чужом городе, в другой стране, я думал об этом. Но я не мог рискнуть твоей жизнью, даже если на то был один процент. Я сходил с ума, когда Хасан приближал день расставания, и присылал мне фотографии, где на тебя направлена снайперская винтовка. И никто этого не замечал, ни люди, ни камеры, абсолютно никто. Да, я принял не самое лучшее решение, решив разбить тебе сердце, но пусть ты будешь ненавидеть меня, сторониться, злиться, как сейчас, но ты будешь живой. Когда ты уехала, я одновременно умер и вздохнул с облегчением, если мои люди не могли найти тебя, то и убийца не нашёл бы. Я знал, ты в безопасности, и мне не нужно было больше. Иногда я слышал, что Фериде разговаривает с тобой, это было моей маленькой болью, и большой радостью, ведь это было доказательством твоей жизни. Ты вернулась, и я испугался, ведь нам так и не удалось найти убийцу, что если он задумает что-то? Представь мой испуг, когда Танер рассказал, что ты знаешь, кто убийца, а потом ты исчезла. На полу нашлись разводы замытой крови, а тебя не было. Не было и на следующий день, и через неделю не было. Я запрещал думать себе, или твоим родителям, что ты погибла, побил одного журналиста, который осмелился написать, что ты стала ещё одной жертвой маньяка, никто не должен был так думать. Днём и ночью мы искали тебя, на улицах, в больницах, на камерах, прочесывали леса, но ничего, ни единого следа, как и раньше, когда мы искали убийцу. Потом поймали Хасана, и он не сказал, что ты жива, не проронил ни слова. Он не хотел говорить мне, что сделал с тобой, он хотел доиграть эту партию, и он промолчал бы, не будь у него чувства вины перед тобой. Знаешь, что он сказал? Указал направление, где нужно копать, чтобы увидеть тебя.

— Но всё ведь обошлось? Я жива, сижу рядом с тобой, — я снова плакала, впервые он говорил со мной откровенно, о своих чувствах, не боялся показать своих страхов. Настал мой черед успокаивать его.