Ранхаш пристально следил за женой. Выводимые ею знаки уже были видны глазу и вспыхивали голубым светом, в котором оборотень явно видел, как бледнеет Майяри. Пещера дрожала всё сильнее, скрежет и грохот звучали уже не переставая. Когда весь Сад тряхнуло так, что некоторые деревья попадали, оборотень решительно схватил и Майяри, и Ёрдела за локти и поволок на выход.

Только они шагнули за порог, как ворота с грохотом захлопнулись, и вся пещера, выломавшись из породы, начала с хрустом погружаться вниз. Тесный коридор заволокло пылью, факела протестующе заплясали, а Ёрдел и Майяри продолжали выписывать символы в воздухе. Они продолжали, пока свод пещеры полностью не скрылся под землёй и пока на месте образовавшейся пустоты не начал стремительно разрастаться докрасна раскалённый камень. Здесь хаги пошатнулись, опомнились и потянулись к выходу. Обессиленная Майяри покачнулась, и Ранхаш подхватил её на руки.

Ещё четверть часа они стояли снаружи и смотрели, как из коридора исторгается горячий дым и пыль. Потом раскалённый камень дорос до самого выхода и замер, застывая и остывая.

– Всё, – Майяри устало откинулась на крепкое плечо мужа и слабо ему улыбнулась.

А затем осмотрелась и вдруг совершенно неожиданно вспомнила, как они с Ёрделом в детстве с хохотом носились по этим улицам. В покрытых лишайником завитушках на стенах домов увиделось нечто тоскливо родное. Майяри действительно не любила это место, но… Почему-то она чувствовала сожаление. Эти дома строили чьи-то руки, эти завитушки вырезала чья-то рука. Вырезала не потому, что этого требовали традиции, а потому что это было красиво. Многие века здесь жили хаги с покалеченными душами, но всё же даже в этих душах было место любви к прекрасному, привязанности к дому, к этим горным хребтам, очень красивым в солнечном свете. Даже Каменный Сад был творением множества хаги, которые искренне наслаждались тем, что творили.

Сейчас Каменный Сад взбудоражено звенел где-то глубоко под землёй. Он успокоится, пыль осядет, и от ветвей кустов и деревьев польётся мерный свет, таинственный и вечный. Пройдёт сто лет, и он, возможно, опять вернётся к своим создателям. Как и этот прекрасный город. И Майяри надеялась, может быть, наивно, в приливе тоски, что души вернувшихся хаги будут соответствовать красоте этого места.

– Пойдёмте.

За ворота Майяри вышла на своих ногах. Незачем показывать поданным свою слабость. Там их ждали старейшины равнинных хаги, готовые провести заключительную церемонию прощания с общиной.

Майяри повернулась лицом к наконец-то повешенным воротам, и те с глухим грохотом захлопнулись. Она просто смотрела на серые стены, зачем-то пытаясь их запомнить. Старейшина Оирид подошёл к воротам, вставил в прорезанную скважину каменный ключик – не больше указательного пальца – и повернул его. Серые стены мгновенно исчезли, сменившись неприступным склоном Второго Рога. Вытащив ключ, старейшина в торжественном молчании передал его Майяри.

Только после этого девушка обернулась и столкнулась со взглядами жителей: испуганными, растерянными, тоскующими. И сердце неприятно заныло, словно схватив занозу.

– Уходим, – сдавленно распорядилась она и зашагала в сторону лагеря, где уже бесновали осёдланные драконы.

Проходя мимо одного обоза, Майяри больным взглядом скользнула по его содержимому и внезапно замерла. Взор её просветлел, и она стала похожа на ребёнка, увидевшего самую прекрасную в мире игрушку. Ранхаш проследил за её взглядом и увидел седло. Только какое-то очень странное, везде торчали петли. Но ему очень хотелось приободрить искренне опечаленную жену. Может, маленький подарочек поднимет ей настроение?

– Что это? – спросил он.

– Драконье седло, – с тихим, мечтательным вздохом отозвалась Майяри. – Удобное драконье седло.

– А это что? – Ранхаш приподнял одну из петель.

– Хватовая петля.

Оборотень живо вспомнил выпадающую из седла Майяри и её трюк со стременами.

– А это?

– Хватовая петля, – Майяри посмотрела на мужа влюблённым взглядом.

– И это тоже?

– Это очень удобное седло!

– А пристяжной ремень где?

Девушка растерянно осмотрела седло и неуверенно ткнула в тонкий ремешок.

– Вроде этот.

Ранхаш молча взял её за руку и повлёк прочь. Такие дорогие для его сердца подарки он пока делать не готов.

– Майяри, – господин Шидай неожиданно вынырнул откуда-то сбоку и, нахально приобняв девушку за плечи, широко, несколько плотоядно улыбнулся. – Я тут кое-что услышал…

Девушка напряглась.

– Ты мне уши накрутила, что Ранхаш не хочет защитой от магии расписываться, да?

Побелевшая, Майяри вжала голову в плечи.

– А вы разве не знали?

– Теперь зна-а-а-аю. Ранхаш, можно она сегодня полетит со мной, я хочу поболтать с ней? Вот и ладно, сынок. За мной, хитрожопая коза!

Майяри несколько раз посмотрела на мужа умоляющим взглядом, но тот лишь удовлетворённо улыбнулся. По крайней мере, опечаленной жена уже не выглядела.

– Ёрдел, – Ранхаш обернулся и увидел тёмного, в задумчивости перебирающего петли очень удобного седла. – Тебе лучше полететь с Рамином.

Гор, скрытый от глаз смертных, сидел в ветвях дерева и с раздражением глядел на обеспокоенно озирающуюся тоненькую женщину с длинной косой. Она что-то потерянно щебетала седому оборотню, но, кажется, сама не понимала, что её тревожит.

Прожевав листик, дух сплюнул от досады, но всё же невольно отметил, что материальное воплощение у этой доставучей души очень даже миленькое.

А вообще он должен радоваться, что эта вечно хнычущая душенька, преследующая его попятам, закончит все свои земные дела и в следующий раз наконец-то упокоится с миром!

Но радоваться не получалось. Гор чувствовал себя так, словно стал жертвой неблагодарности. А ведь он столько сделал для этой мелочи. Слушал её бесконечное нытьё-беспокойство сперва за сына, потом за внуков, даже присматривал немного за ними. И не очень-то гневался, когда эта бесстрашная душа посмела обвинить в гибели сына его, Горного духа. Он мог сослать её блуждать по подземным пещерам, но вместо этого всего-то не говорил с ней лет десять. Хотя собирался мучить молчанием не меньше ста… Просто она так страдала и плакала, что Гор от отчаяния решил её простить, иначе бы его утопили в слезах.

Он вообще был невероятно добр и терпелив, хотя она совсем того не заслуживала. Ревела и ревела постоянно…

Иногда, правда, смеялась. Порой восторгалась его творениями и была готова гулять с ним где угодно. Ничего не боялась!

Нет, он не злится. Много чести! Гор высокомерно фыркнул.

Просто можно было быть немного благодарнее. Он тут ажанику её внучке таскает, провернул такую хитрую штуку, чтобы эта приставучая душа наконец сделала все свои дела и смогла нормально умереть, а не шляться потом по его горам.

А она взяла его и забыла!

Гор обиженно поджал губы.

А ещё называла своим единственным другом, лгунья!

Майяри вылезла из экипажа и зябко повела плечами. Почти середина второго месяца весны, а зима всё никак не уходит. Вот опять снег пошёл! Лёгкий, искрящийся в свете школьных фонарей, приятно-волшебный, но уже поднадоевший. Рядом встал Казар, а чуть поодаль бдительно осматривался Аший. Редий же уже подпихивал госпожу в сторону ворот, а то правда совсем холодно.

– Уф-ф-ф, – обхватив себя за плечи, Казар притопнул и с укором посмотрел на Майяри. – Госпожа, себя б погрели и нас заодно, а то пальцы стынут.

Госпожа лишь упрямо натянула шапку чуть ли не до плеч и зашагала к воротам.

Причин скрывать силы у Майяри больше не было, но она вдруг поняла, что ей интереснее пытаться сделать что-то без них. Первые месяцы она активно ими пользовалась и в конце концов поймала себя на мысли, что ей становится скучно. Зачем что-то придумывать, ломать голову, когда с такими возможностями она может сделать почти что угодно, особо не напрягаясь? Нет, если полагаться только на силы, то можно стать совершенно бесталанной. Пока была в бегах, Майяри столько всего придумала, а за пару месяцев безграничного использования сил даже мысли костенеть начали. Всё-таки в ограничениях есть свой приятный смысл.