– Это дед, – Майяри побоялась рассказывать нервному мужу про Агареса. Его сердце и так молотом бухалось в её спину. – Казар наверняка сможет снять.

Коготь задумчиво шкрябнул узорчатое плетение, и девушка поморщилась от лёгкой боли.

– Или ты можешь снять, – тихо предложила она. – Тогда я смогу защитить нас.

– Тебе будет очень больно, – заметил Ранхаш.

– Я потерплю.

Когда Ранхаш рвал прошлые браслеты, они уже были выгоревшими, а Майяри лежала без сознания. Но всё равно они очень сильно опалили её запястья. Эти же были почти целыми. И всё же уводить жену в браслетах, которые могли быть ещё и амулетами слежения, было опасно.

– Прости, – всё же извинился Ранхаш и ударил Майяри ребром ладони по шее чуть ниже левого уха.

Она только возмущённо распахнула рот и тут же обмякла. Харен торопливо подхватил её, жадно поцеловал место удара, её горло, потрескавшиеся губы и закрытые глаза.

Живая и горячая Майяри. Облегчение волнами омывало тело и лекарством успокаивало истерзавшееся сердце.

Осторожно уложив девушку на землю, Ранхаш зачарованно погладил её косы. Такая Майяри – яркая, смелая и гордая дочь гор – ему тоже очень нравилась. Она будет очень сердиться, когда очнётся. Разозлится, глаза нальются чернотой, губы вспыхнут маками… А он скажет, что это её наказание за страдания, которые она причинила его бедному больному сердцу. Совсем лёгкое наказание, но ведь он тоже, наверное, перед ней виноват.

«Скажи, я что, была такой плохой, что ты решил наказать меня ожиданием и страхом? За что ты так со мной?»

– Прости, – он вновь поцеловал манящие его губы и просунул пальцы под левый браслет.

Паутина металла сопротивлялась и обжигала сильнее, чем когда он рвал брачные браслеты. И могла бы обжечь ещё сильнее, но всё же защита, нанесённая на его тело, немного, совсем чуть-чуть, но сбавляла напор хаггаресской магии.

Когда Ранхаш закончил, в Саду прочно поселился запах палёного мяса. Харен бережно обернул руки жены тканью и, отбросив в сторону бренчащий монетами платок, начал хорошенько заворачивать её в плащ.

Приводить в чувство девушку он не решился. Боялся, что она всё же захочет довершить задуманное и обняться с одним из здешних кустов, а границ возможностей недавно обретённой защиты Ранхаш ещё не знал.

И кроме того, бессознательное тело легче вынести незаметно, чем сознательное, даже если оно всеми силами старается вести себя тихо.

Ранхаш бережно поднял Майяри на руки и двинулся к воротам. Там он ненадолго замер, смерил подозрительным взглядом хаггаресскую печать и, размашисто перечеркнув её когтями, приоткрыл створку и беззвучно канул в темноту коридора.

– Вот он!

Старейшина, следящий, как шестеро хаги осторожно силами навешивают храмовые ворота на петли главных, обернулся и холодно прищурился.

По улице шёл мужчина среднего роста, широкоплечий, смуглый, с короткими чёрными волосами и бородой неряшливого вида, удачно скрывающей почти отсутствующий подбородок и квадратную линию челюсти. Озлобленное выражение лица, помноженное на неприкрытую глупость, делали хаги отталкивающим даже для сородичей.

Он волочил за собой упирающуюся Плетущую Косы и то и дело грубо дёргал её, вынуждая идти вперёд. На лице женщины алел след от удара. Такой сильный, что уже начинала проступать синева.

– Вот он! – ещё раз проорал Рахнарр, привлекая внимание всех, кроме занятых воротами. – Предатель!

С этими словами он швырнул женщину в пыль и надбавил ногой в бок. Зиярелла лишь сдавленно охнула и скрючилась, инстинктивно прикрывая самое слабое место – живот.

– Я видел, как она потащилась через скрытую дверь прочь из общины. Вот с этим!

Рахнарр бросил на землю мешок, и из него вывалились головка сыра, обёрнутая тканью копчёная баранья нога и стопка лепёшек.

– Мой господин, – Зиярелла вскинула на старейшину испуганные глаза, – я всего лишь собиралась уйти на две ночи за фажаланом[12].

– Ты обвиняешь меня во лжи?! – вскипел Рахнарр и хотел ударить бывшую жену ещё раз, но старейшина недовольно поморщился.

– Довольно, Рахнарр. Зиярелла предупреждала меня, что собирается уйти за фажаланом.

– С такой прорвой еды?

– Я… в прошлый раз рядом прошла осыпь, – Зиярелла закусила губу от боли. – И я долго не могла попасть домой.

Во взгляде старейшины мелькнула досада. Рахнарр действительно был глуп. Он мог бы дождаться возвращения женщины и спросить, куда же она дела целую баранью ногу. Или же последовать за ней. В глупой злобе и обиде на бывшую жену за то, что она пять раз опозорила его рождением дочерей, он поспешил обвинить.

– Почему ты решила выйти из общины сейчас, когда твоему дому угрожает опасность? – строго спросил у неё старейшина Ирдар.

– Что? – поразилась женщина и только сейчас обратила внимание на копошение у ворот. – Мы в опасности? Господин, я не знала… О боги, что случилось? Мой господин, я живу на самой окраине и ещё ничего не слышала. Поверьте, я бы не осмелилась бросить свой дом в такой трудный час…

– Лживая тварь! – презрительно зашипел Рахнарр.

– Мой господин, я правда не замыслила ничего плохого, – на глазах перепуганной женщины сверкнули слёзы.

Старейшина тяжело вздохнул и приказал охране:

– Отведите её в Светлые пещеры. Потом разберёмся, сейчас не время.

– Господин, – возмущённо зарычал Рахнарр, – она может ударить в спину в любой момент. Если вы не готовы с ней разобраться, то прикажите и я сам…

– Ранхарр, я сказал, что сейчас не время, – господин холодно взглянул на побагровевшего мужчину.

– Но почему меня должны отвести в Светлые пещеры? – неожиданно воспротивилась Зиярелла. – Я ничего не сделала. Почему? Почему ты не оставишь меня? – она с отчаянием уставилась на бывшего мужа. – Ты вернул меня отцу, отдал наших старших дочерей хаггаресам и теперь они изгнанницы! А младшие… наши младшие… – Зиярелла не выдержала и зарыдала.

– Если боги определили им такую судьбу, то какова моя вина?! – разъярился Рахнарр. – Ты смеешь противиться воле судьбе? Ты, жалкая, смеешь винить меня в том, что дочери, вышедшие из твоего чрева, отвернулись от своей семьи?! Да ты в конец с ума сошла!

Он вновь отвёл ногу, чтобы пнуть Плетущую Косы, но у женщины словно что-то в сознании перемкнулось.

В её несчастной жизни почти не было просветов. Деспотичный отец, обозлённый на весь мир за то, что боги даровали ему одну лишь дочь, несмотря на то что женат он был три раза. Сухое семя, как презрительно звали его в общине. Не способный произвести на свет даже слабых сыновей. Свою единственную дочь он отдал в жёны дураку. Долгие годы мучений, жизни в полумраке и страхе, единственной отрадой которой были дети, её славные девочки.

Никто не заступился за них, когда Рахнарр согласился отдать их хаггаресам. Никто! Кроме госпожи Ярвиделлы.

Она разлучилась со своими младшими девочками, потеряла единственный свет жизни. Её вновь вернули к отцу, который пришёл в неистовство от такого позора. Она вынуждена оправдываться за каждое обвинение, терпеть унижение из-за любой клеветы!

И вот сейчас… Зиярелла понимала, что никто за неё не заступится. Ни старейшина, для которого глупость Рахнарра была очевидна, ни отец, которому претило само её существование. Никто в общине не выступит на её стороне! Никто!

Отчаяние и обида узлом свернулись в груди и наконец перехлестнулись через край чаши терпения. Горького терпения! И Зиярелла, с ненавистью закричав:

– Да будь ты проклят! – хлестнула бывшего мужа силами.

Его отшвырнуло как тряпичного и кувыркнуло по улице так, что раздался явный хруст. Впрочем, Рахнарр сразу вскочил и уставился на Зияреллу изумлённо и немного испуганно. Но пришёл в себя быстро.

– Ты…

– Ненавижу!!! – осмелилась перебить его женщина и вновь ударила силами.

Рахнарр едва успел прикрыться щитом. С отчаянно злым криком, Зиярелла начала хлестать и хлестать его защиту. Задрожала земля.