Ей действительно не нужно вмешиваться?

Он знал, что придётся ждать долго, но всё же терпение было не самой сильной его чертой. Уже к полудню светловолосый оборотень начал поклёвывать носом и лишь изредка бросал на снующее внизу сборище презрительные взгляды.

Раньше по Зелёной улице, которая зелёной-то и не была, проходила городская стена древнего Жаанидыя. От стены почти ничего не осталось: только камень, который жители растащили на постройку домов, и высокая сторожевая башня с зияющей щелями конусовидной крышей. На верхней площадке этой самой башни и укрылся оборотень, обвешавшись многочисленными амулетами, чтобы снующая стража его не высмотрела.

Можно было бы, конечно, сделать всё сейчас. Вотый-то почти с утра здесь отирается. Но тогда девчонка вряд ли что-то поймёт.

Экипаж, показавшийся уже ближе к вечеру, блондин едва не просмотрел. Заинтересовался им только потому, что Вотый направился к нему.

И наконец заметил свою юную глупую госпожу.

Поцелуй вынудил оборотня заскрипеть зубами. Вот распоясалась-то, дрянь! Ну ладно, это останется между ними. Господину знать совсем необязательно, а то зашибёт ещё с концами поганку, а ему это совсем не надо.

Блондин выждал, когда Вотый отойдёт от экипажа и вновь приблизится к дому, и только после этого вытащил из кармана два крупных, с перепелиное яйцо, алмаза и медленно прижал их друг к другу.

На улице что-то беззвучно ухнуло, и башня покачнулась.

Оборотень выглянул и удовлетворённо улыбнулся.

Мощная, как от взрыва, волна воздуха разошлась от «захваченного магом» дома и расшвыряла стражников и сыскарей с такой силой, что некоторые из них впечатались в стены соседних домов и теперь безжизненными куклами лежали на мостовой. Экипаж перевернуло набок вместе с лошадьми, и перепуганные животные бились в упряжи, пытаясь освободиться. Блондин выискал глазами Вотого и удовлетворённо улыбнулся.

Серебристая коса как чешуя змеи блестела в лучах заходящего солнца, окрашиваясь в красный как кровь цвет. Оборотень не шевелился, продолжая навзничь лежать на мостовой. На такую удачу блондин даже не надеялся. Ну приложит немного… Главное же – реакция самой девчонки. А тут так красиво лежит… Только бы действительно не скопытился, господину проблемы с волчьим семейством ни к чему. И ему тоже.

Оборотень развёл алмазы, и стены дома с грохотом развалились в разные стороны, подняв тучи пыли.

Мощная волна воздуха опрокинула экипаж так быстро, что Майяри даже испугаться не успела. Казар охнул, попытался раскорячиться в переворачивающейся карете, но рухнул на девушку, вжав её в дверцу, неожиданно ставшую полом. Девушка сдавленно застонала, и хаггарес поспешил приподняться на локтях.

– Мать вашу, госпожа, как вы ярко живёте…

Дверца сверху распахнулась, и внутрь заглянул кучер.

– Господин, это не то, о чём вы подумали… – не удержался от шутки Казар.

– Это ты о чём подумал?! – рассвирепела Майяри и, оттолкнув послушно скатившегося хаггареса, полезла наружу.

Выбралась она как раз в тот момент, когда дом пошатнулся и его стены с грохотом и тучами пыли рухнули вниз. Выскочивший Казар поспешил прикрыть её своим телом, но девушка упрямо рвалась вперёд, пытаясь высмотреть Ранхаша.

– Тёмные, что это было? – недоумевал Казар.

Майяри отмахнулась от него, как от раздражающего зуда, а затем замерла, осознав, что в ушах действительно зудит.

Каменная песня.

Она не сразу поняла, что поют именно камни. Беспокоясь за жизнь мужа и думая только о нём, девушка словно выпала из реальности.

В ушах зазудело сильнее. Камни пели.

Майяри замерла, чувствуя, как стекает холодный пот по спине. Камни пели, только когда их было много. Пели сокровища, пели схроны с камнями, пели залежи… Пели разными голосами, на разные тона, сливаясь в какофонию звуков.

Но сейчас это была именно песня.

Пели камни.

Они взывали к её сущности хаги, они пели для неё.

Но почему она услышала их только сейчас?

Майяри невольно шагнула в сторону ещё пылящихся обломков, но Казар заступил ей путь.

Это была необычная песня. Не просто безмолвный каменный зов, сливающийся в неразличимый шум. Нет, это была ровная, идеальная в своей тональности песня. Песня, где звуки сливались в слова.

«…после…»

Майяри отшатнулась, ощутив суеверную жуть.

«…после смерть… смерть после… после смерть…»

Нескончаемо завораживающее звучание, которое хотелось и не хотелось слышать.

Девушка сама не осознала и не запомнила, как отшвырнула силами Казара и шагнула в клубящуюся пыль. Далеко идти не пришлось. Деревянная плоская коробка лежала между двумя обломками, видимо, выпав прямо из стены.

Майяри замерла, вслушиваясь в песню.

«…после смерть… после смерть… после… после…»

Она шевельнула коробку ногой, и слова сменились.

«…домой… иди домой…»

Сердце захолонулось от страха, и Майяри решительно отпнула крышку.

Внутри на бархатной подложке, как ноты на бумаге, лежали камни, тщательно подобранные по цвету и размеру.

Апатиты.

Страх сменился яростью, и девушка наступила на камни, задавливая противное «домой».

– Госпожа! – испуганный голос Казара вернул Майяри к действительности, и она бросилась прочь из пылевого облака.

И замерла, увидев лежащего на мостовой Ранхаша. Она не видела его всего, склонившийся господин Шидай закрывал лицо мужа, но коса, по которой расползалась краснота заката, привела её в ужас.

– Уф-ф-ф, ничего страшного, – выдохнул лекарь и обтёр лоб слегка дрожащими пальцами. – Обошлось.

«…после смерть», – назойливо зазвучало в голове.

Обошлось. Но после смерть.

Иди домой.

Мир перед глазами помутнел.

– Майяри!

Девушка пошатнулась, словно пьяная, невольно обернулась и замерла, поражённо смотря на стремительно приближающегося к ней Ранхаша. Харен был немного помят, вымазан в грязи, которой хватало после прошедшего ливня, а его роскошная серебряная коса стала осклизло серо-коричневой и истекала жижей. Не верящая своим глазам девушка сперва шагнула к нему, но, опомнившись, круто развернулась и, отступив, посмотрела на лежащего на мостовой оборотня.

И сердечко затрепыхалось в смятении и новом, непохожем на прежний, испуге.

На округлых булыжниках мостовой лежал Викан, вокруг головы которого ореолом расползался красный отлив. Если страх за Ранхаша выбил из Майяри все мысли, подведя к грани сумасшествия, то страх за Викана бил не столь сильно, но ощущался ярче.

– Господин Шидай… – едва слышно позвала девушка, и лекарь вскинул на неё раздражённый взгляд.

– Я же сказал: обошлось, – повторил он, потирая дрожащий локоть, которым от души приложился при падении. – Его сбросило с лошади, и та его ещё копытом по башке приложила. Благо дурные головы в большинстве своём крепче дубовых!

– Но ведь… – Майяри беспомощно указала пальцем на кровавый ореол, но господин Шидай, уже не слушая её, с лёгкостью поднял тонкокостного Викана на руки и перенёс на более сухое место.

А в луже осталось плавать красное заходящее солнце

Добравшийся до Майяри Ранхаш торопливо оттащил её подальше от исходящих пылью обломков дома, и в почти улёгшееся облако смазанными тенями скользнули стражники и сыскари.

До господина Шидая наконец добежал кучер, правивший экипажем, на котором сюда прибыли лекарь и харен, и передал ему саквояжик, в который оборотень тут же с жадностью закопался.

Майяри в это время с содроганием смотрела на правую половину лица Викана, которую заливала кровь с расшибленного лба. Прямо на глазах на коже созревал багровый синяк характерного вида – в форме лошадиного копыта.

Услышав за спиной всхлип, Шидай отмахнулся.

– Чего ревёшь? Ранхаш, прижми её к груди покрепче, с женами это помогает. Ну покушает с месяцок одну кашу. Зубы ему новые вырастим. А так, может, и на благо. Мозги на место встанут!