Возмутиться захотелось Майяри. По традициям общины судьбу девушки решал старший родственник мужского пола. Их называли дающими жизнь.

– Но возмутились? – Майяри всё ещё поверить в это не могла.

Детей в общине воспитывали так, что они помыслить не могли противиться воле родителей. Или она послужила дурным примером?

– Это всё Благословлённая на Одиночество, Яр… – Иррадера не смогла проявить неуважение, даже несмотря на презрительный тон, – госпожа Ярвиделла.

У Майяри аж сердце ухнуло в живот и почему-то застучало очень радостно.

– Когда девушек привели на место встречи с их будущими мужьями, туда заявилась она. У неё всё было подготовлено!

– Госпожа Ярвиделла всегда ходит с головой[11], – с удовольствием протянула Майяри.

– Она убила двух охранников общины, господина Архария и двух хаггаресов! – яростно взвилась Иррадера.

Ликование чуть ли не опьянило Майяри. Да, с госпожой Ярвиделлой не справились бы хаггаресы! Всё же она прекрасно владеет парными кинжалами, превосходно стреляет из лука, умеет управляться даже мечом и копьём… Ликование малость поутихло из-за совсем свежих воспоминаний.

– И увела дочерей общины с собой!

– Всех?

– Н-нет, кое-кто случайно погиб, – побледнела Иррадера. – Это всё из-за неё. Она причинила такой позор родителям девочек. Бедняга Рахнарр был трижды опозорен!

Так вот куда делись старшие дочери Плетущей Косы! У Майяри даже на душе полегчало.

– И их так и не нашли?

Одевающая обиженно поджала губы и отрицательно мотнула головой.

– Несколько раз находили их стоянки, но им всегда удавалось уйти. Только… только… – женщина замялась. – Бывает, кто-нибудь не успевает уйти, всё же куда им против мужчин…

Майяри поджала губы. На поле боя всегда остаются погибшие.

– Восемь дней назад одну удалось поймать, рядом с общиной ошивалась, – Иррадера опустила глаза, красноречиво говоря этим, что девушку не совсем поймали. – Её похоронили как безымянную. Хотя родители всё равно оплакали.

– А предатель? Что за предатель? – напомнила Майяри.

– Ещё через год из общины сбежала пятнадцатилетняя девочка, – Иррадера запнулась, видимо, хотела назвать имя, но опозоривших честь рода имени лишали. – Потом ещё одна. А сегодня ночью уже девятая сбежала! И никто не понимает, как им удаётся выбраться за пределы общины. Ночью мимо охраны и мышь не прошмыгнёт, а за пределы защиты могут выйти только взрослые с ключом. Значит, их кто-то выпускает. И этот кто-то живёт здесь, среди нас! Госпожа, если бы не вы…

– Я поняла, – презрительно отмахнулась Майяри и наконец отошла от женщины. – А я-то думала, что здесь вообще ничего не меняется. Ладно, иди.

– Но, госпожа… – Одевающая растерянно уставилась на её перемазанную одежду, но Майяри ласково улыбнулась и пропела:

– Иди отсюда. Иначе я сочиню сплетню уже не про тебя, а про твоего мужа, да такую, что тебе вслед будут смотреть с жалостью и злорадством.

Побледнев, Иррадера молча шмыгнула мимо госпожи, но порог перешагнуть не успела. Припомнив ещё кое-что, Майяри её остановила:

– Эй, какая из Благословлённых на Одиночество родила старейшине сына?

Иррадера вздрогнула так, будто её поперёк спины кнутом перетянули, и с испугом уставилась на Майяри.

– Её имя нельзя называть, – едва слышно выдохнула она.

– Это почему ещё?

– Три года назад она пыталась бежать из общины и… и умерла.

Майяри резко отвернулась и сухо бросила:

– Иди.

Одевающая выбежала в коридор, боясь, что госпожа спросит что-нибудь ещё.

Тряхнув головой, Майяри попыталась выбросить всё, что услышала, и унять гнев. Хотелось, как раньше, выйти на середину общины и в ярости разбить землю, разрушить пару домов и традиционно пробить новый проход в храм, к которому Майяри питала нежную слабость. Как к воротам.

Но она вернулась сюда не затем, чтобы на неделю попасть в пещеру Наказаний. Не-е-ет. Пора бы уже наконец осуществить задуманное. Единственное, ради чего она осмелилась сюда сунуться.

Отворить ворота для Ранхаша и стреножить дорогих родственников.

Решительно покинув комнату, Майяри прошла дальше вглубь горы, где уже не было жилых помещений, и зашагала по широкому коридору, освещённому факелами. Не дойдя до конца, Майяри вернулась в закуток, который ей когда-то показал ещё Ёрдел, и оказалась напротив квадратной ниши, расположенной в полусажени над полом. Ухватившись за её край, Майяри с лёгкостью подтянулась и кое-как умостилась в углублении. И начала ощупывать камень над головой. Ямка под пальцем продавилась, за спиной раздался скрежет, и каменная плита медленно отъехала в сторону, открывая проход. Пахнуло взметнувшейся от ветра пылью, и Майяри на четвереньках полезла к свету.

Лаз оказался совсем коротким, и уже через минуту Майяри стояла на небольшом выступе, нависающем над пропастью, на дне которой грохотала река. Оценивающе осмотрев склон над своей головой, Майяри перевязала платок на пояс и полезла наверх, к следующему лазу, от всей души надеясь, что этот проход к Каменному Саду не заложили.

Лаз не заделали. Собственно необходимости-то и не было. Воры пробраться под защиту общины не могли, жители же и так свободно могли посещать Сад, а лаз был и не лазом вовсе, а воздухопроводом.

Добравшись до круглого, с выщербленными краями отверстия, Майяри осторожно опустила в него ноги и, отталкиваясь руками от стен, зашуршала вниз. Под юбки набилась пыль, паутина, пригоршни сухих листьев, кажется, птичье гнездо и, судя по хрусту, кое-что менее приятное и давно мёртвое. Пару раз лаз сужался до таких размеров, что протискиваться приходилось, выдирая клочки ткани. Раньше Майяри как потомственной сумеречнице был неведом страх равнинников застрять где-то посреди горы. Но сейчас её нехорошо волновали воспоминания о музыкальной шкатулке Дешия, и девушка продиралась вперёд с недостойной поспешностью.

Когда ноги в очередной раз канули в пустоту и при разведении в стороны ничего не нащупали, Майяри поползла осторожнее, цепко ухватываясь за любой уступ. А когда над пустотой повисла задница, перевернулась на живот, позволила себе выпасть из лаза и, крепко схватившись за края дыры, повисла над сияющей пустотой. Точнее, повисла на потолке огромной, расползающейся в разные стороны пещеры.

Майяри нашла внизу знакомую тёмную площадку каменного столба – то ли остатки сталагната, то ли кусок твёрдой породы, который не смогла смыть протекающая когда-то здесь подземная река, – и, раскачавшись, перепрыгнула на неё. Площадка чихнула пылью и развалилась. Задушенно пискнув, Майяри попыталась ухватиться хоть за что-то, но всё же скатилась вниз вместе с обломками и что есть силы сцепила зубы, пережидая, когда отступит боль в отшибленных местах.

Несколько секунд она лежала неподвижно, ожидая явления садовников, но никто не пришёл. Видимо, хранители Сада сейчас наверху и вместе со всеми прилаживают храмовые ворота на место главных. Майяри, конечно, собиралась сделать что-то такое, чтобы отвлечь внимание всей общины – даже приберегла несколько идей, – но она даже не предполагала, что ей удастся отвлечь родичей настолько удачно.

Теперь нужно закрыть ворота Сада, чтобы ей точно никто не помешал.

Шипя и потирая ушибленное бедро, Майяри поднялась на ноги и застыла.

Она успела позабыть о великолепии Сада. Роскошного, потрясающего воображение, прекрасного и сияющего. Произведение искусства множества поколений.

Это был самый настоящий сад.

Всё огромное пространство пещеры занимали деревья. Высокие и низкие; стройные, с опрятной кроной; кривоватые, диковато очаровательные; пушистые и суховатые; с такими толстыми стволами, что и не охватить, или же, наоборот, такие тонкие, что ветви волосами шевелились от каждого движения воздуха.

Нет, они не были живыми. Стволы их были вырезаны из камня, отлиты из различных металлов, слеплены из глины, а кое-где стояли принесённые снаружи вместе с корнями мёртвые деревья. По стволам трещинами-змейками разбегались светящиеся символы, а ветви сгибались под тяжестью сотен тысяч разнообразных драгоценных камней. Они висели плодами, позвякивали мелкими листочками и сияли своеобразными цветами.