– Но почему?.. – наконец выговорила я. – Почему вы такое сделали… для нее?

Миссис Джелф взглянула на меня, и взгляд ее был ясен.

– Разве вы не знаете? И не догадываетесь? – Она глубоко вздохнула и чуть задрожала. – Селина вернула мне моего сыночка, мисс Прайер! Передавала послания от моего малыша, который на небесах! Приносила мне весточки и подарки разные – так же, как вам приносила послания от вашего отца!

Я окончательно лишилась дара речи. Миссис Джелф теперь уже не плакала, и голос ее, прежде надтреснутый, стал почти счастливым.

– В Миллбанке меня считают вдовой… – начала она и на миг умолкла.

Поскольку я не издала ни звука и даже не пошелохнулась (только сердце мое застучало пуще прежнего и колотилось все сильнее с каждым ее словом), она приняла мой оцепенелый взгляд за выжидательный и заговорила снова. Ну и все мне выложила.

– В Миллбанке меня считают вдовой, и вам я сказала, что служила горничной. Только и то и другое неправда, мисс. Да, замужем я была, но муж мой не умер – насколько мне известно, во всяком случае: я уже много лет его не видела. Я вышла за него совсем молоденькой и впоследствии пожалела, потому как вскорости встретила другого мужчину – джентльмена! – который, мне казалось, полюбил меня всем сердцем. От мужа я родила двух дочек и хорошо о них заботилась, а спустя время опять понесла дитя, на сей раз… стыдно сказать, мисс… от того джентльмена…

Джентльмен ее бросил, а муж избил и выгнал из дому, оставив дочерей себе. С какой ненавистью думала она тогда о своем еще не рожденном ребенке, какие грешные помыслы вынашивала! В Миллбанке она никогда не была жестока к бедным женщинам, осужденным за детоубийство. Видит бог, как близка была она к тому, чтобы стать одной из них!

Миссис Джелф судорожно вздохнула. Я не сводила с нее глаз и по-прежнему молчала.

– Тяжко мне тогда пришлось, – продолжала она, – в нищете да в унынии. Но когда родился ребенок, я его полюбила! Родился он прежде срока и уж такой был хиленький, что казалось, чуть не так тронь – и помрет. Но он выжил, и я стала работать – только ради него! – на себя мне было наплевать. Трудилась с утра до ночи, в самых ужасных заведениях, все ради сыночка моего! – Она сглотнула. – Ну а потом… – (В четыре года ребенок все-таки умер. Ей казалось, жизнь закончилась.) – Уж вы-то знаете, мисс Прайер, каково это – когда у тебя отнимают самое дорогое на свете…

Какое-то время она работала еще в более гнусных заведениях, чем раньше. Но ей было все равно, она согласилась бы и в аду работать…

А потом одна знакомая рассказала про Миллбанк. Жалованье там высокое, поскольку идти в надзирательницы никто не хочет; а ей было достаточно и того, что теперь она сытно питается и получила в свое пользование комнатку с очагом и стулом. Поначалу все арестантки казались на одно лицо.

– Даже… даже она, мисс! Но однажды, где-то через месяц, она вдруг дотронулась до моей щеки и спросила: «Почему вы такая печальная? Разве вы не знаете, что он смотрит на вас и плачет, видя вас в слезах, когда вам следует радоваться?» Ох и напугала же она меня! Я ведь тогда ничего не знала о спиритизме. И понятия не имела, каким даром она наделена…

Я затряслась всем телом. Миссис Джелф взглянула мне в глаза и склонила голову набок:

– Теперь-то нам с вами известно о нем лучше, чем кому-либо другому, верно, мисс? И вот при каждой нашей встрече она передавала мне новую весточку от сыночка. Он приходил к ней по ночам – чудесный мальчуган, сейчас уже восьми лет без малого! Ах, как я хотела увидеть его, ну хоть краешком глаза! И до чего же она была добра ко мне! А уж я-то как ее полюбила! Заботилась о ней, делала для нее даже то, чего совсем не следовало… вы понимаете, о чем я… и все ради него, сыночка моего!.. А когда появились вы – ох и взревновала же я! Просто видеть не могла вас вдвоем! Но она заверила, что у нее достанет сил приносить весточки и мне от моего дорогого мальчика, и вам от вашего папеньки.

– Она так сказала? – тупо спросила я.

– Да, сказала, что вы так часто наведываетесь, чтобы получать послания от него. На самом деле, когда вы начали ходить к ней, мой мальчик стал являться яснее и телеснее прежнего! Он передавал мне поцелуи через ее губы! А еще прислал… ах, мисс Прайер, то был счастливейший день в моей жизни! Вот что он мне прислал, чтобы я всегда носила с собой! – Миссис Джелф запустила руку под воротник и потянула пальцами за золотую цепочку.

Тогда сердце мое толкнулось в груди столь тяжело, что мое мраморное тело наконец раскололось – и все мои силы, моя жизнь, моя любовь, моя надежда хлынули из меня, и во мне ничего не осталось. До той минуты я слушала и думала: «Это все ложь, она сумасшедшая и просто бредит, Селина придет и все объяснит!» Но теперь миссис Джелф вытащила медальон и раскрыла. На ресницах ее опять заблестели слезы, а глаза засветились счастьем.

– Вот, посмотрите, – сказала она, показывая мне золотистый локон Хелен. – Ангелы небесные отстригли прядку с головушки моего мальчика!

Я расплакалась, и она, видимо, решила, что я тронута рассказом о ее мертвом ребенке.

– Да, уж вы-то хорошо понимаете, каково мне было знать, что он приходит к ней! Представлять, как он тянется к ней своей милой ручонкой и оставляет поцелуй у нее щеке, чтоб она передала мне! Ах, безумно хотелось его обнять, до боли хотелось! Прямо сердце рвалось! – Миссис Джелф закрыла медальон, спрятала обратно под платье и погладила сквозь ткань. Конечно же, он висел у нее на груди все последние три месяца…

Потом наконец Селина сказала, что может устроить встречу с сыном. Только вот в Миллбанке не получится. Но если миссис Джелф поможет ей выбраться на волю, она его приведет – приведет к ней домой, клятвенно пообещала она. Нужно будет одну ночь бодрствовать и ждать, думая о нем. Селина придет перед рассветом.

– Поверьте, мисс Прайер, я не стала бы ей помогать ради чего-нибудь другого! Но что еще мне оставалось делать? Она сказала, что там, где он сейчас, очень много женщин, которые с радостью возьмут под свою нежную опеку маленького мальчика-сиротку. Сказала так, мисс, и заплакала. Она же такая добрая, такая хорошая – ну разве можно держать ее в Миллбанке? Вы и сами так говорили, причем не кому-нибудь, а мисс Ридли! Ох, мисс Ридли! Как же я боялась, что она застанет меня, когда Селина передает мне поцелуи от моего дитятки! Как боялась, что она уличит меня в излишней доброте к подопечным и переведет на другой этаж!

– Так, значит, Селина осталась из-за вас, когда ей пришло время отправиться в Фулэм, – сказала я. – Из-за вас она ударила мисс Брюер… и из-за вас претерпела пытку темной камерой.

Миссис Джелф отвернула лицо, как-то нелепо засмущавшись, и сказала, что знает только одно: ей было просто худо от одной мысли о расставании с Селиной. Ей было очень худо, а потом очень радостно – и стыдно, и жалко, и радостно! – когда бедная мисс Брюер пострадала от Селининой руки…

– Но теперь… – Она подняла на меня ясные простодушные глаза. – Теперь мне будет ужасно тяжело проходить мимо ее камеры и видеть там другую женщину.

Я недоуменно воззрилась на миссис Джелф. Почему она так говорит? Какая ей разница, кто сидит в Селининой камере, если Селина у нее?

– У меня?! – изумилась она. – О чем вы? Почему, по-вашему, я здесь? Она так и не пришла! Не пришла! Я прождала всю ночь, но она так и не пришла!

– Но вы же покинули тюрьму вместе!

Миссис Джелф помотала головой. У сторожки они расстались, и Селина ушла одна.

– Она сказала, ей нужно взять кое-какие спиритические инструменты, которые помогут сыну прийти. Велела сидеть и ждать, когда она его приведет. Я сидела и ждала, глаз не сомкнула, ну и утром решила, что ее поймали. Делать нечего, отправилась к ней в Миллбанк. Но там Селины нет, а я до сих пор не получила от нее ни весточки, ни знака какого, совсем ничего. Я страшно боюсь, мисс… боюсь и за нее, и за себя, и за своего любимого мальчика! Мне кажется, я помру от страха, мисс Прайер!