Наконец я спросила:

– А она действительно была таким успешным медиумом?

И мистер Хизер в восторге стиснул руки и воскликнул:

– Боже мой! Да, да! У нее на сеансах невероятные чудеса творились! Конечно, она была не столь известна, как лучшие лондонские медиумы – миссис Гаппи, мистер Хоум, мисс Кук из Хэкни…

Да-да, я слышала о них. Мистер Хоум, говорят, способен воспарять в воздух и голыми руками доставать из огня угли. А миссис Гаппи однажды переместилась из Хайбери в Холборн, пока писала слово «лук» в списке покупок.

– Ну вот, вы улыбаетесь, – огорчился мистер Хизер. – Вы – как все. Чем необычнее наши способности, тем сильнее вы жаждете их увидеть, чтобы потом объявить вздором.

Однако смотрел он на меня по-прежнему дружелюбно.

Вероятно, он прав, сказала я. Но Селина Доус, у нее ведь были не такие поразительные способности, как у мистера Хоума и миссис Гаппи, правда?

Мистер Хизер пожал плечами и сказал, что, вероятно, мы по-разному понимаем значение слова «поразительный». Он снова подступил к стеллажам и достал еще один том – тоже подшивку «Спирита», но более ранние номера. С минуту полистав страницы, он отыскал нужную заметку и показал мне со словами: не такое ли следует называть «поразительным»?

В заметке рассказывалось о сеансе, проведенном Селиной в Холборне: в темноте духи звонили в колокольчики и чей-то голос шептал в бумажную трубку.

Затем мистер Хизер протянул мне подшивку другой газеты, названия не помню. В публикации на раскрытой странице описывался частный сеанс в Кларкенвелле, во время которого незримые руки бросали на стол цветы и мелом писали имена на грифельной доске. А в одном из предыдущих номеров сообщалось о скорбящем джентльмене, который был совершенно ошеломлен, увидев послание из потустороннего мира, начертанное темно-красными буквами на голой руке Селины…

Вероятно, именно этот период своей жизни она с гордостью назвала «славными днями» в разговоре со мной. Эта гордость и тогда опечалила меня, а сейчас, при воспоминании о ней, мне сделалось еще печальнее. Цветы, бумажные трубки, проступающие на теле письмена – все это казалось безвкусным балаганным представлением, пусть даже и разыгранным духами. Во время последней нашей встречи Селина держалась как актриса, вспоминающая свою блистательную карьеру. Сейчас же, за строчками газет, я увидела эту карьеру в истинном свете – мимолетную карьеру бабочки или мотылька, проходившую в чужих домах, в постоянных переездах из одного унылого квартала в другой и в исполнении за гроши эффектных трюков, подобных цирковым номерам.

Я подумала о тетушке, подтолкнувшей Селину к такому жизненному выбору. Подумала об умершей женщине, миссис Бринк. Пока мистер Хизер не сказал, я и не знала, что Селина проживала под одной крышей с миссис Бринк. Да, в собственном доме почтенной дамы, подтвердил мистер Хизер; каковое обстоятельство значительно усугубило тяжесть обвинений, выдвинутых против мисс Доус, – обвинений в мошенничестве и телесном насилии. Ибо миссис Бринк прониклась к ней таким восхищением, что взяла жить к себе и «стала ей как мать». Именно неусыпными заботами миссис Бринк способности Селины были взращены и развиты. Именно там, в Сиденхаме, Селина обрела своего духа-контактера Питера Квика.

– Однако именно Питер Квик напугал миссис Бринк? – сказала я. – Напугал столь сильно, что бедная женщина умерла?

Мистер Хизер потряс головой:

– История, конечно, кажется очень странной, и объяснить случившееся не может никто, кроме духов – которых, увы, не вызвали в суд для выступления в защиту мисс Доус.

Его слова заинтриговали меня. Я взглянула на первую из показанных мне газет – она вышла в ту неделю, когда Селина была арестована. А нет ли более поздних номеров? – спросила я. С репортажами о судебном процессе, приговоре, препровождении мисс Доус в Миллбанк? Да, разумеется, живо откликнулся мистер Хизер и в считаные секунды отыскал нужную подшивку, а остальные аккуратно убрал на место. Я перенесла стул к столу, поставила подальше от дамы в белых перчатках и развернула таким образом, чтобы не видеть застекленного шкафа со слепками. Мистер Хизер с улыбкой поклонился и ушел, а я села за чтение. Достав блокнот с пометками, сделанными сегодня в Британском музее, я пролистнула исписанные страницы и приступила к записям о процессе над Селиной.

Первой допрашивали миссис Сильвестр – американку, мать нервической девушки, приятельницу миссис Уоллес.

«Когда вы познакомились с Селиной Доус?»

«В июле, на спиритическом сеансе в доме миссис Бринк. Здесь, в Лондоне, о мисс Доус говорили как о чрезвычайно одаренном медиуме, и я захотела встретиться с ней лично».

«Какое у вас составилось мнение о ней?»

«Я сразу поняла, что она действительно очень одарена. И она показалась мне девушкой скромной. На сеансе присутствовали два довольно развязных молодых джентльмена, с которыми она вполне могла бы пококетничать. К моей радости, она даже не попыталась. Мисс Доус показалась мне именно такой добронравной особой, какой ее все характеризовали. Разумеется, при любых других условиях я бы не допустила развития близких отношений между ней и моей дочерью».

«С какой целью вы поощряли близкие отношения между ними?»

«С сугубо медицинской. Я надеялась, что мисс Доус поспособствует восстановлению здоровья моей дочери до надлежащего состояния. Вот уже несколько лет Маделина больна. Мисс Доус убедила меня, что ее недуг скорее духовного происхождения, нежели физического».

«И мисс Доус занималась вашей дочерью в доме миссис Бринк в Сиденхаме?»

«Да».

«В течение какого времени?»

«В течение двух недель. Два раза в неделю моя дочь по часу сидела с мисс Доус в темной комнате».

«Ваша дочь оставалась с ней наедине?»

«Нет. Она слишком пуглива и впечатлительна, потому я сидела с ней».

«Каким было состояние здоровья вашей дочери в течение двух недель, когда она посещала мисс Доус?»

«Тогда мне казалось, что оно значительно улучшилось. Однако теперь я считаю, что видимость улучшения создалась вследствие нездорового возбуждения, вызванного в моей дочери лечением мисс Доус».

«Что заставляет вас так считать?»

«Состояние, в котором я нашла свою дочь в вечер, когда мисс Доус применила к ней насилие».

«Вы говорите о вечере, когда с миссис Бринк приключился смертельный сердечный приступ? То есть о вечере третьего августа 1873 года?»

«Да».

«Тем вечером вы, против обыкновения, позволили дочери отправиться к мисс Доус одной? Почему?»

«Мисс Доус убедила меня, что мое присутствие на сеансах мешает Маделине. Она заявила, что между ней и моей дочерью должны открыться некие каналы, а мое присутствие этому препятствует. Мисс Доус была весьма красноречива, и я поддалась обману».

«Ну, имел ли место обман – решать господам присяжным. Факт же в том, что вы позволили мисс Сильвестр поехать в Сиденхам одной».

«Совершенно верно. Маделину сопровождала только служанка, ну и наш кучер, разумеется».

«В каком состоянии мисс Сильвестр отправлялась на встречу с мисс Доус?»

«Она была крайне взволнована. Повторюсь, теперь я считаю, что общение с мисс Доус приводило мою дочь в нездоровое возбуждение».

«Какого рода возбуждение?»

«Восторженное. Маделине чрезвычайно льстил интерес, проявляемый к ней мисс Доус. Моя дочь – девушка простодушная. Мисс Доус внушила ей, что она обладает спиритическими способностями. И что если начать их развивать, ее здоровье тотчас поправится».

«А сами вы верили, что ваша дочь наделена подобным даром?»

«Я была готова поверить чему угодно, сэр, что объяснило бы мне болезнь Маделины».

«В таком случае ваша вера в спиритические способности дочери будет истолкована присяжными в вашу пользу».

«Очень на это надеюсь».

«Даже не сомневайтесь. Итак, вы рассказали нам, в каком состоянии находилась ваша дочь, отправляясь на встречу с мисс Доус. Когда вы опять увидели дочь, миссис Сильвестр?»