— Какие у вас волосы! — восхитилась одна из женщин, когда Джеролама уложила мои волосы на подушку. — Такие длинные!
— Вы не поверите, какая это мука — их расчёсывать, — сказала я, но, по правде сказать, я обожала свои волосы. От природы они были такого же цвета, как засахарившийся мёд, но я каждый день подставляла их солнцу в нашем саду, надев специальную шляпу без тульи и разложив их по её огромным полям, и солнечные лучи выкрасили одни пряди жёлто-золотым, другие — абрикосово-золотым, а третьи — бело-золотым, так что мои волосы стали выглядеть так, словно они (по словам одного потерявшего от меня голову пажа) были извлечены из золотоносной шахты, а не выросли у меня на голове. И они в самом деле были длинными — когда я их распускала, как сейчас, они волнами ниспадали мне до пят. «Это только потому, что ты такая низкорослая», — говаривала мне Джеролама, но разве я виновата, что мне досталась густая волнистая белокурая шевелюра, а ей — жиденькие космы? В детстве я, бывало, часами втирала в кожу её головы кашицу из ромашки, чтобы её волосы росли быстрее и гуще, но что я получила за свои старания? Она нахлестала мне по рукам, когда стало ясно, что толку от этого нет.
Наверняка Орсино понравятся мои волосы. Хорошо бы снять эту сорочку из прозрачного шёлка и встретить его, окутанной только волосами, но у меня не хватило на это духу. «Завтра вечером», — пообещала я себе и ограничилась тем, что развязала шнурки на шее и стянула сорочку с плеч, едва только Джеролама и остальные женщины удалились. Какой смысл иметь красивые белые тугие груди — такие, как у меня, если их никто не видит? К тому же теперь эти груди принадлежат и Орсино, а не только мне.
Кровать была застелена бархатным покрывалом в чёрную и белую полоску, простыня была чуть влажной от раздавленных лепестков роз. Тонкие восковые свечи освещали комнату мерцающим золотистым светом, и в их сиянии мои волосы поблескивали, точно золото. Я начала пробовать разные позы. Как лучше встретить мужа? Откинувшись на подушки или сидя прямо? Сложив ладони вместе или подложив их под щёку? И как уложить волосы: перекинув через оба плеча или через одно? О Пречистая Дева, когда же он наконец придёт? На свадебном пиру я выпила слишком много вина, и если Орсино будет слишком медлить, то, когда он явится, я уже буду крепко спать.
Я зевнула. Свечи в спальне догорели уже до середины.
В конце концов, когда он пришёл, я уже дремала. Услыхав скрип двери, я тотчас села на постели, лихорадочно вытирая уголка рта (Пресвятая Дева, прошу тебя, не дай моему мужу увидеть, как я пускаю слюни!) и кусая губы, чтобы они покраснели. Подумать только, завтра я уже буду полноправной замужней женщиной и смогу подкрашивать губы, вместо того чтобы постоянно их кусать, пока они не начинали трескаться.
Он вошёл в комнату несмело, держа в руке одну свечу, отбрасывающую дрожащие тени. Его шея выглядела очень худой в вороте тонкой ночной рубашки, его светлые волосы были спутаны. Он нервно кусал изнутри щёку, пока его взгляд не наткнулся на меня, сидящую на широкой кровати, окутанную распущенными волосами. Он остановился и уставился на меня. Я увидела, что он слегка косит, но это было почти незаметно, когда он, как сейчас, опускал глаза и краснел.
Я отбросила волосы с обнажённых плеч и улыбнулась ему.
— Орсино, — начала было я и замолчала — я не знала, что ещё можно сказать, так что я просто тихо рассмеялась. Хорошая из нас вышла парочка — по-моему, он нервничал больше, чем я.
Неважно. Вместе мы разберёмся, что делать.
Я, улыбаясь, подняла руку и протянула её ему.
— Иди в постель, муж мой.
Он долго молча смотрел на меня.
— Простите меня, — невнятно промямлил он. — Я бы хотел... Извините, но мне не позволено. — И он, по-прежнему держа в руке свечу, повернулся и бегом выскочил из комнаты. Скрип закрывшейся двери показался мне очень громким.
Я потрясённо воззрилась на дверь.
«Постарайся умерить свои ожидания», — сказала мне мадонна Адриана.
Не скажу точно, чего я ждала от своей первой брачной ночи, но, разумеется, не этого.
ГЛАВА 2
Для тех, кому предназначено повелевать другими,
правила жизни переворачиваются вверх дном.
Родриго Борджиа
КАРМЕЛИНА
Чтобы знать, что подать новобрачной в спальню после первой брачной ночи, нужна некоторая ловкость. Если ты новобрачную не знаешь (а вчера вечером я была занята по горло и даже одним глазком не смогла взглянуть на мадонну Джулию Фарнезе), то лучше всего отрядить наверх служанку, чтобы она на цыпочках подошла к двери спальни, приложила ухо к замочной скважине и хорошенько прислушалась к тому, что творится внутри. Если будет слышен плач, то надо готовить добрый укрепляющий силы горячий поссет[23] с красным вином и пряностями, тот самый напиток, который новобрачной могла бы принести её матушка с множеством успокаивающих слов о том, что замужество на самом деле — не такая уж плохая штука. Если же через замочную скважину слышится хихиканье и шёпот, то надо принести молодожёнам что-то лёгкое, что можно есть вдвоём и лучше всего — пальцами, чтобы было чем хорошенько перемазаться и потом слизывать липкую массу друг с друга с помощью поцелуев, хихикая при этом ещё и ещё. Для таких голодных молодых любовников хорошо годится горячий сладкий соус из вишни морель с подслащённым вином и макаемый в соус поджаренный в сливочном масле белый хлеб — когда они будут макать в соус хлеб и вытаскивать из него отдельные вишенки, то наверняка перемажутся и будут хихикать.
Но не успела я отловить какую-нибудь служанку, чтобы послать её к двери спальни молодожёнов, как новобрачная сама, неслышно ступая по каменным плитам пола, явилась на кухню. В этот самый тёмный час перед рассветом все служанки, как и все остальные обитатели дома, ещё спали. За исключением, как видно, новобрачной и меня.
— Мадонна Джулия! — Я торопливо бросила тряпку, которой вытирала столы, и присела в реверансе. — Э-э... что я могу для вас сделать?
— Не знаю. — Её глаза рассеянно скользнули по мне: она стояла в предрассветном холоде, одетая только в свой голубой шёлковый халат, водя большим пальцем босой ноги по трещине в каменной плите пола. — У вас остались ещё эти маленькие пирожные с марципаном?
— Да, мадонна. — Я начала поспешно искать их среди аккуратно накрытых блюд с остатками свадебного ужина, стараясь не глазеть на мадонну Джулию. Да, теперь я видела, что сынок Адрианы да Мила отхватил себе в жёны настоящую красавицу — маленькую, но с роскошными формами и соблазнительную, как жареный утёнок, только что снятый с вертела. Однако её овальное личико было мрачно. — Стало быть, вам пришлись по вкусу мои пирожные с марципаном? — не удержавшись, спросила я.
— Они оказались лучшим из того, что случилось со мною нынче ночью, — ответила она с глубоким вздохом. — Так что я решила спуститься и съесть их побольше.
Я с удовольствием протянула ей блюдо. Я действительно умею готовить очень вкусный марципан — тут требуется определённая сноровка, одновременно тонкое чутьё и решительность. — Я собиралась прийти к вам где-то через часок, мадонна, чтобы предложить горячего поссета или, может быть, оставшихся с банкета печёных яблок...
— Яблок я тоже поем. — Она взяла у меня из рук блюдо и, когда поворачивалась, полы её шёлкового халата и волосы заколыхались. У неё были ошеломительные волосы — ярко-золотые и доходящие ей до пят. Но не могу сказать, что я ей завидовала — ведь если бы у меня были волосы до пят, к ним бы тут же прилипли мелкие куриные кости и просыпавшийся молотый сахар, которые вечно скапливаются на кухонном полу, как бы ты ни гоняла служанок, чтобы они его подметали. Но на её голове такие волосы были чудо как хороши.