Майкл чувствовал себя слегка пьяным — от солнца, от Джеймса, от нехватки сна. Улыбался, кидая взгляд, проверяя, что Джеймс идет рядом. Тот бросал ответный взгляд — и улыбался, опустив голову. Нельзя, конечно. Но если незаметно — то можно.

— Ты обещал показать мне свой первый фильм, — напомнил Джеймс.

— Боже, нет, — шутливо запротестовал Майкл — Ни за что. Я хочу остаться в твоей памяти хорошим актером.

— А я хочу посмотреть, как ты был плохим.

— Тебя просто тянет ко всему плохому, да? — не удержался Майкл. — Прям мимо пройти не можешь.

— Никак не могу, — согласился Джеймс.

— И как мне после этого водить тебя по хорошим ресторанам?

— У тебя хорошее воображение, ты что-нибудь придумаешь.

Майкл засмеялся. Швырнул вперед мячик, Бобби рванулся за ним по дорожке, вздымая песок. Майкл на мгновение прижал Джеймса к себе за талию, шепнул на ухо:

— Сучка.

Тот улыбался, глядя в сторону, будто совершенно ничего не слышал, а если слышал, то это было не о нем. Майкл убрал руки, пошел рядом, ровно. Бобби примчался с мячиком в зубах, полный энтузиазма продолжать игру. Джеймс забрал мяч, запустил вперед — Бобби, счастливый, умчался.

— Я никогда не смотрю свои фильмы, — признался Майкл. — Не могу.

— Ты говорил, — сказал Джеймс.

— Может, я просто дам тебе кассету?

— Нет, — легким тоном отозвался тот, будто дурачась.

— Оцифрую и пришлю по почте?

— Нет.

— Отправлю кассету на твой домашний адрес?

— Нет. Я хочу посмотреть его вместе с тобой. И даже не пытайся сказать мне, что ты его потерял.

— Я его еще и не искал, — буркнул Майкл. Потом смиренно спросил: — Попкорн делать?..

— Нет, — сказал Джеймс. — Хотя… да. Делай.

Домашний кинотеатр у Майкла был вполне настоящим кинотеатром, просто в миниатюре. Два ряда кожаных диванчиков с подставками под стаканы с газировкой, проектор под потолком, экран — все, как полагается. Майкл не понимал тех, кто смотрит фильмы с ноутбука или господи боже с телефона. Ему нужен был масштаб. Он любил видеть лица героев ярко, близко — так, чтобы видна была микромимика, взгляды, выражения губ. Так, чтобы любой взрыв дышал жаром огня прямо в лицо, а в погоне, казалось, ты участвуешь сам, и от виражей у тебя самого немного кружится голова. Бран все время уговаривал его поверить за экран плазму, чтобы можно было поиграть в приставку, но Майкл упирался: кинотеатр был не для игр, а для фильмов, и если Брану не нравится размер плазмы в гостиной, пусть купит туда новую, а ему и так хорошо.

В одной из кладовок под гаражом стояли коробки с разным неразобранным хламом, который Майкл собирался перебрать, рассортировать и выкинуть уже года четыре. Кассета нашлась там, среди потерянных и ненужных вещей, в пластиковом кейсе с выцветшей обложкой, распечатанной на цветном принтере. Майкл взял ее в руки, посмотрел на свою физиономию. Молоденький, страшненький, угрюмый. Фильм снимали в ту осень, когда он освободился. Майкл был полон тоски, вины и надежды. Впереди, как он думал, будет пять лет. Он отнесся к первым съемкам не слишком серьезно, поначалу хотел отказаться — мол, не мое, куда меня с моей рожей — в камеру? Но за съемочный день предлагали хорошие деньги, а деньги были нужны. Кроме того, он не мог не думать, что Джеймс верил в него. Отказаться значило проебать эту веру. Майкл хотел оставить с ним хотя бы эту иллюзорную связь. Мол, я делаю то, что ты бы хотел, чтоб я делал. Видишь?.. Я хотя бы попробую.

Роль была небольшая, обычный парень из уличной банды. В основном он просто присутствовал в кадре, у него бало только три реплики: «Дай сюда», «Это сколько?» и «Сваливаем!». Он настолько был уверен, что у него ничего не выйдет, что он даже не играл. Просто был собой. Чтобы не стоять на фоне столбом, вечно придумывал себе какое-то занятие — то колупал краску на фонарном столбе, поглядывая на разговор главных героев, то сидел на краю стола, сворачивая самолетик из обрывка газеты и качая ногой, то примеривался обчистить чужие карманы, то грыз яблоко. У героя даже имени в титрах не было — просто «Парень из банды № 2».

По пути назад Майкл захватил попкорн из микроволновки, завернул в комнату, выделенную под офис. Достал шкатулку из сейфа, где лежали документы, сценарий Неверлэнда и несколько пачек наличных.

Застегнул ремешок часов на запястье. Вернулся в зал.

Джеймс сидел на диванчике, на полу перед ним лежал Бобби, пристроив ему голову на колени. Джеймс гладил его по ушам, а тот смотрел ему в лицо взглядом, полным немого обожания, и мотал хвостом. Майкл поставил кассету в медиа-центр, погасил свет. Из проектора в экран ударил яркий луч белого света. Майкл сел рядом с Джеймсом, тот привалился к его боку, будто всегда так делал, и Майкл обнял его за плечи одной рукой.

Он смотрел лишь однажды, много лет назад — родители хотели увидеть, что получилось. Сам он, что получилось, так и не понял, но тогда фильм ему не понравился. То есть — он сам себе не понравился, оценить фильм он не смог. Он приготовился вытерпеть полчаса и пожалел, что нельзя уткнуться в телефон, пока все не кончилось.

Джеймс взял его за руку, сплел с ним пальцы, привалился головой к плечу. Словно не было никакого другого мира, другой жизни, а они всегда, вдвоем, первыми смотрели, что получилось.

И все изменилось. Что было иначе — Майкл не мог бы сказать, но что-то было. Он увидел. Не себя — героя. Короткую историю. Немного сумбурную, дерганую, но очень живую. Он как будто смотрел на себя глазами Джеймса — и видел совсем не то, что видел раньше. Будто Джеймс позволил ему отделить себя самого от себя на экране, и он смог взглянуть… непредвзято.

Джеймс был прав — на экране был не он. Его герой. Молчаливый, интересный, немного забавный. Отсутствие реплик ему не мешало — ему не надо было ничего говорить, у него на лице отражалось все, что он думал. Как он следил глазами за другими героями, как он неодобрительно хмыкал и складывал руки на груди или совал их в карманы, сутулясь, как он сжимал губы, как он качал ногой. Это была не его мимика, не его повадки.

И у него открылись глаза. Он забыл, на кого смотрит. В голове пару раз пронеслось: «Зараза, хорошо как играет — надо запомнить, как он это сделал». И только потом с запозданием приходила мысль: «Так ведь это же я и есть».

Фильм был короткий. Майкл не заметил, как пролетело время. Когда начали вспыхивать титры, Майкл, почти не веря, с комком в горле и бьющимся сердцем увидел на черном экране белые буквы.

Парень из банды № 2 — Майкл Винтерхальтер

Это был он. У него получилось. Он словно впервые осознал, какая пропасть сейчас отделяла его от его прошлого. Пропасть, которую он преодолел, и сейчас он стоял на ее другом берегу, с непониманием смотрел на черный провал и не понимал, как это вышло. У него получилось?.. Серьезно?.. Не шутите?..

Джеймс молчал, привалившись к нему, только тихо гладил по руке большим пальцем.

— Давай еще, — наконец хрипло сказал он.

— Что — еще?.. — не понял Майкл. — По второму кругу?..

— Нет… дальше. Твой следующий фильм.

— Мы что, устраиваем марафон моих фильмов?.. — Майкл нервно усмехнулся.

— Да, — сказал Джеймс. — Устраиваем.

— Ладно, — севшим голосом сказал Майкл. — Если ты хочешь.

— Мы куда-то едем? — спросил Джеймс.

Длинный черный лимузин вытянулся вдоль дома на подъездной дорожке. У распахнутой дверцы стоял шофер в униформе и улыбался так, будто ему за это платили.

— Хочу показать тебе одно место, — небрежно сказал Майкл, захлопывая за собой дверь дома.

— И туда обязательно ехать на лимузине? — уточнил Джеймс, оборачиваясь. — Там дресс-код? Я могу переодеться.

— Никакого дресс-кода, доверься мне. Залезай.

Джеймс с сомнением оглядел совершенно не подходящую для официального случая футболку Майкла, пиджак и продранные на коленях джинсы. Шевельнул бровями, мол, все это выглядит подозрительно — но спорить не стал, сел в машину. Майкл вполголоса перекинулся с шофером парой слов, шепнул место назначения, добавив купюру для убедительности. Согнувшись, нырнул за Джеймсом в салон, в запах негромкого ароматизатора и приглушенный бит из динамиков.