Виктория равномерно постанывала, не попадая в такт — явно думала о чём-то своём. Выдыхала через сомкнутые губы своё привычное «мммм», обнимала за шею тонкими руками — держалась за Майкла, чтобы от толчков не елозить спиной по гладкой простыне. Майкл нависал над ней на локтях, размеренно двигал бёдрами. Виктория гнулась навстречу и смотрела куда-то вверх над его плечом. От её шеи нежно-сладко пахло дневным парфюмом. Майкл тёрся о неё носом, пытаясь угадать запах. То ли роза, то ли сирень — чёрт знает, он не разбирался, но дышать было приятно.

Под толстым жёстким матрасом поскрипывали рёбра кровати, её спинка мягко толкалась в стену.

Виктория выдохнула погромче, потянула Майкла к себе. Прижалась щекой к щеке, легонько поцеловала под ухо, пробежала по спине ладонями. Одеяло с них давно сползло, спину холодил кондиционированный воздух. От ладоней разбежались мурашки, Майкл почувствовал, как в груди шевельнулась досада. В постели Виктория была холодной, как русалка, но он до сих пор не терял надежды однажды добиться от неё настоящего отклика. Нет, она никогда не была бревном — и отзывалась, и целовалась, и делала неплохие минеты — но сама оставалась спокойной, не зажигалась, даже не кончила с ним ни разу. Говорила — её и так всё устраивает.

Яркий свет заливал ей лицо, она жмурилась, будто от солнца. Гладкая, ухоженная, почти кукольная.

— Майкл, — ласково шепнула она ему на ухо, потянула зубами за мочку. Согрела озябшее плечо дыханием. В номере было прохладно — едва зайдя, они не обратили внимания, Майкл сразу потянул её в спальню, а теперь вскакивать и искать пульт было поздно.

Он прижался к ней, чтобы было теплее, резче заработал бёдрами. Виктория расслабленно вздохнула, пробежалась пальцами по его затылку, взъерошивая короткие волосы, ободряюще выдохнула «мммм». Её дыхание не участилось, но румянец на щеках появился вполне человеческий. Майкл слегка прикусил её за шею под ухом. Кожа была горькой — он забыл про чёртов парфюм.

— Не тяни, малыш, — прошептала она, проводя по обнажённой спине коготками.

Она знала, что ему нравится. Знала всё, что его заводит, заводила, раскручивала, а сама — оставалась прохладной и наблюдала. Майкл обижался, злился, грубил — её это не волновало. Она шептала ему на ухо что-то ласковое и бессмысленное, гладила по шее тонкими пальцами, прижималась к его животу — и жадно смотрела в лицо. Майкл ускорился, хмуро закусил губу, ткнулся лбом в подушку за её плечом. Виктория обхватила его руками, обвила бедро одной ногой, что-то шептала, хвалила. Тело само доводило себя до разрядки — слабой, но хотя бы приятной.

Виктория расслабленно и как-то облегчённо вздохнула, когда он вытянулся на ней, подставила под финальный поцелуй щёку. Проворковала что-то дурацкое и хлопнула по голому плечу ладонью:

— Пусти, малыш, мне надо в душ.

Ласковой она была только в постели. Стоило им встать — она превращалась в высокомерную стерву. Причину этой метаморфозы Майкл не знал.

— Майкл, — настойчиво сказала Виктория, стремительно теряя мягкость. — Пусти.

Он отстранился, не желая с ней спорить. Сел на постели, стянул презерватив. Бросил, целясь в корзинку под туалетным столиком. Не попал. Подумал было встать и выкинуть нормально — но решил, что здесь всё равно будут делать уборку номера, когда они уйдут, так зачем лишний раз шевелиться?..

В просторной спальне горели все лампы: Виктория ненавидела секс в темноте. Ей нужно было всё видеть — его, себя, всё вокруг. А он секса перед зеркалом она даже по-настоящему возбуждалась.

— Брось сигареты, тебе ближе тянуться, — попросил Майкл, ложась на спину. Наткнувшись на флакон смазки, вытащил его из-под поясницы, поставил на тумбу.

— Сам возьмёшь, я тебе не прислуга, — беззлобно отозвалась Виктория.

В огромных окнах сьюта громоздились небоскрёбы Манхэттена, исполосованные пунктирными линиями горящих окон. Небо темнело, над горизонтом светилась багрово-фиолетовая полоса заката. Майкл прикурил сигарету, сделал пару затяжек и оставил её в пепельнице на тумбе, рядом со смазкой. Пока Виктория валялась, придирчиво разглядывая свои ногти, он успел принять короткий душ и вернулся, когда сигарета ещё не дотлела. Взял её мокрой рукой, затянулся.

Из груды вещей на полу раздалась звонкая трель.

— Это твой, — сказал Майкл.

Виктория свесилась с кровати, дотянулась, расшвыряла в сторону бельё, юбку, блузку. Подхватила телефон, села, даже не прикрываясь.

— Хлоя, где тебя носит, у меня два часа на сборы! — резко начала Виктория. — Меня не интересует! Я должна тебя ждать?.. Ты должна была быть час назад!..

Сбросив звонок, Виктория кинула телефон на кровать.

— Она под дверью, — спокойно сказала она, мгновенно выключив раздражённый тон. — Открой ей, я в душ.

— Сама откроешь, я тебе не швейцар, — беззлобно сказал Майкл. — И я голый.

Виктория пренебрежительно фыркнула, Встала, прочесала пальцами короткие волосы. Она была худощавой, почти худой: гладкая кожа, рёбра, крошечная грудь, выпирающие ключицы. Красивая она или нет, Майкл уже не видел. Они все тут были красивыми, ухоженными, загорелыми. Выставочные образцы с улыбками стоимостью в бриллиантовое колье. Яркая, слепящая иллюзия, декорация к шоу.

— Можно подумать, она тебя голым не видела. Пятнадцать миллионов человек видели, и всем плевать.

— Восемнадцать, — поправил Майкл.

— Всем плевать! — отозвалась Виктория, скрываясь в ванной комнате. — Открой дверь!

Недовольно затушив дотлевшую до фильтра сигарету, Майкл нашарил перед кроватью трусы и рубашку. Прикрывшись чисто для приличия, он сбежал по винтовой лестнице с галереи в мраморный холл перед лифтом. Снять этот огромный двухуровневый номер на новогоднюю ночь стоило каких-то невероятных денег, но Майкл давно перестал их считать. Он босиком пересёк холл по холодному полу, открыл дверь и впустил миниатюрную мулатку.

— Привет, Майкл, — она вкатила за собой огромный чемодан, пересекла холл, остановилась на краю гостиной. Хлоя работала у Виктории личным стилистом уже пару лет. И ей действительно было плевать на всё, кроме работы, так что полуодетый Майкл её не волновал.

Хлоя оглядела гостиную, где предстояло работать: лампы, торшеры и бра. Гостиная была просторной. Панорамные окна смотрели на закат, с потолка стекала дизайнерская люстра — миллион звенящих стекляшек на леске. Два квадратных угловых дивана обхватывали низкий столик.

Майкл обменялся с Хлоей вежливым поцелуем в воздух за ухом. Он давно привык, что макияж — это святое, и старался не тереться о чужие щёки своей щетиной.

— Как дела? — дежурно спросила Хлоя.

— Всё отлично, спасибо, — так же дежурно ответил Майкл. — Ты как?

У всех всегда всё было отлично. Даже под кайфом, даже в алкогольном угаре: как дела? Отлично! Прекрасно! Всё просто супер!

Потом тех, у кого всё было особенно отлично, находили примерно в таком номере отеля с простреленной башкой или в судорогах от передоза. Но кого ни спроси — у каждого всё отлично. Лучше не бывает.

Быть неблагополучным и несчастливым не просто немодно — бестактно. То есть, быть-то им можно, а вот говорить об этом нельзя даже своим, потому что слабого игрока рвут на части и пожирают всей толпой, ритуально, со священным экстазом, дрожью в голосе и негодованием.

Хлоя выбрала место с лучшим освещением, разложила свой чемодан в столик для визажа. Майкл задержался рядом от нечего делать, поглядел, как Хлоя деловито распаковывает своё рабочее место. Из сотен ящичков и отделений она извлекала инструменты: карандаши, кисточки, баночки, тюбики, коробочки и прочие волшебные средства. Майкл никогда не интересовался этими тонкостями и не стремился отличать одно от другого — он даже их названий не знал. Ему было куда проще, он не нуждался ни в личном стилисте, ни в дизайнере. И даже фитнес-тренера нанимал только тогда, когда требовалось нарастить или сбросить массу перед съёмками.