Но телефон молчал. Майкл начал нервничать, но почему-то не способен был позвонить сам. Было немного жутко думать о том, что Джеймсу может не понравиться его квартира. Хотя, как будто в ней было дело, будто нельзя было выкинуть из нее весь хлам, который Майкл копил там годами, все эти теннисные мячи и ракетки, ноты в позолоченных рамках на кирпичной стене, черепки, книги — будто нельзя было собрать все из этого храма скорби и выбросить, заменить чем-то новым.

Майкл лихорадочно проверил сайт аэропорта Хитроу — рейс Джеймса приземлился без опозданий, и даже со скидками на пробки он должен был быть уже на месте. Ожидание и тревога гоняли его по дому из комнаты в комнату. Майкл включил телевизор, чтобы отвлечься. Бездумно просидел полчаса, пялясь в экран. Потянулся позвонить наконец, пересиливая иррациональный страх — и тут телефон ожил.

— Господи, — выдохнул в трубку Джеймс. Голос у него был сиплым. — Я стою в твоей квартире.

— В нашей, — с облегчением поправил Майкл. — В нашей квартире.

— Я не знаю, что сказать, — признался Джеймс.

— Я очень скучал.

Его вдруг накрыло отчетливое осознание, как же невыносимо ему было без Джеймса все эти годы. Тоска, которую он копил в себе, наконец пролилась через край. Судя по тихим всхлипам в трубке, Джеймса тоже догнало. Они не говорили ни слова, но дыхание, оцифрованное, зашифрованное, через океан и целый континент перелетевшее от одного к другому, говорило лучше всяких слов.

— Ты думаешь, я смогу здесь жить?.. — наконец гнусаво спросил Джеймс, судя по звукам, вытирая потекший нос.

— А что?.. — Майкл провел рукой по лицу, будто стирая усталость. — Хорошее место. И район красивый.

— У тебя мотоцикл стоит в гостиной!.. — Джеймс нервно засмеялся.

— Это память!.. — возмутился Майкл. — Наше первое свидание, первый минет!..

— Продай его на Е-бей, — потребовал Джеймс, одновременно смеясь и шмыгая носом. — Память оставь себе. Я не хочу, чтобы в нашем… в моем доме из гостиной ты устроил гараж.

— Ладно, — послушно согласился Майкл. — Выкидывай все, что хочешь. Продавай, что хочешь. Это твое, ты там хозяин.

В трубке послышался стук снятых ботинок, потом шаги.

— У тебя тут просторно.

— У нас, — поправил Майкл.

— Даже симпатичная кухня. А где спальня?..

— Не помню. Кажется, дальше, по правую руку.

Майкл услышал шаги, щелчок дверного замка, тихое «угум». Потом — протяжный скрип дверцы старого гардероба.

— Там тоже можно все выкинуть, — торопливо сказал он. — Если не хочешь. Не глядя, в мешок — и все.

— Майкл, — выдохнул Джеймс. — Ты покупал мне одежду.

— Я… — начал Майкл и остановился. Ему пришлось подождать, чтобы совладать с голосом. — Я притворялся, что ты там живешь, — шепотом сказал он. — Просто вышел. Или ненадолго уехал.

— Я пришел, — тем же шепотом сказал Джеймс в трубку. — Я приехал.

Майкл закрыл рот рукой, стараясь сдержать дыхание. Сморгнул воду с глаз.

— Знаешь, шкаф нужен будет побольше, — с неестественной деловитостью сказал Джеймс. — У меня много вещей. Здесь поблизости есть мебельные?..

— Есть Икея, — шепотом сказал Майкл. — Не знаю. Не помню.

— Ладно, сам найду, — бодро сказал Джеймс. — А посуда какая-нибудь есть?..

— На кухне, в ящиках.

— А еда?..

— Нет. Я там не готовил.

— У тебя пустой холодильник. С просроченным пивом, — Майкл услышал звон стекла и смешок. — Как может быть просроченным пиво?..

— По-моему, там уже все просроченное, — улыбнулся Майкл, вытирая лицо.

— Ну, — сказал Джеймс, явно оглядываясь, — не все. Самолетик мне нравится. Его оставим.

Время для атаки было выбрано идеально. Борьба за «Оскары» в этом году шла еще жестче — конкуренты Ларри перенимали его методы, осаждали киноакадемиков со всех сторон. Ларри пытался продвинуть сразу три своих фильма, захватить максимум номинаций и максимум наград, потеснив другие студии. Он, как и всегда, вливал в гонку огромные деньги: покупал мнение влиятельных критиков, которые расхваливали фильм, впихивал своих звезд на все вечерние шоу на всех каналах, устраивал вечеринки по самому крошечному поводу, который только можно было пристегнуть к теме фильма. Матерые звезды его студии восхваляли молодых звезд, и ни днем, ни ночью никто не знал покоя.

Под руководством студий скандалы то вокруг одного, то вокруг другого фильма вспыхивали постоянно, не успевал утихнуть один, как уже разгорался другой.

То кто-то вытаскивал на свет божий старые твиты с рискованными шутками, и номинанту приходилось каяться, извиняться и посыпать голову пеплом. На следующий день про это все забывали: вдруг выяснялось, что награждение лауреатов из категорий монтажа и операторской работы не будет показано в прямом эфире — для сокращения хронометража их наградят в рекламных паузах — и монтажеры и операторы выкатывали гневный протест Академии. Но на следующий день с Академией начинала выяснять отношения Гильдия актеров, и про предыдущий скандал уже успевали забыть. А на следующий день ведущий церемонии награждения отказывался от участия, потому что… никто не успевал понять, почему — на следующий день скандал разгорался вокруг байопика, режиссер которого, как внезапно выяснялось, исказил ключевые факты биографии главного героя.

Именно в этот момент Фабьен дала огромное интервью «Нью Йорк Таймс».

— Как вы впервые познакомились с Ларри Блуменсдейлом?

— Ларри был одним из первых людей, с которым я познакомилась в Голливуде, — сказала она. — Я была достаточно знаменита на родине, но мне были интересны американские проекты, мне хотелось поработать с новыми режиссерами, приобрести новый опыт. Когда нас знакомили, его представили мне как «самого могущественного продюсера Голливуда».

— Где это было?

— В Каннах. Нас посадили за один столик на церемонии награждения. Конечно, мне было лестно такое знакомство. В каком-то смысле я вновь была новичком, и мне были нужны связи.

— Кто был с вами?

— Я была со своими друзьями, Ларри распорядился посадить к себе часть нашей компании.

— И каким было ваше первое впечатление от знакомства?

— Мы все были полностью очарованы им — он казался умным, интересным, веселым. Он сказал мне, что он сразу видит настоящий талант — и что меня ждет большое будущее в Лос-Анджелесе. Он был очень обаятельным, и это совершенно обезоруживало.

— Каким был ваш дальнейший опыт общения с ним?

— Второй раз мы встретились с ним после съемок фильма «Сон в летнюю ночь». Он сказал, что его очень впечатлила моя работа и он хотел бы поговорить со мной о моей дальнейшей карьере. Я была очень взволнована. Внимание такого влиятельного человека, который руководит такой крупной студией, может полностью изменить жизнь.

— Где вы встретились?

— Он пригласил меня на деловой ужин с представителями студии, но потом оказалось, что мы будем только вдвоем. Я сразу заметила, что его поведение стало другим. Он буквально пожирал меня глазами. Его обаяние совершенно исчезло, он стал деспотичным, пытался распоряжаться всем — что я буду есть, что буду пить. Когда я заказала себе сок, он заставил официанта принести мне водку с содовой, сказав, что если он платит за обед — значит, он и решает, что я пью. И мне принесли водку, хотя я настаивала, что не хочу. Он отпускал непристойные комментарии, даже не стесняясь, что за другими столиками его мог кто-то услышать.

— О чем вы говорили на встрече?

— Ларри сказал, что у него здесь, наверху, над рестораном, есть частный номер. И что мы может закончить встречу там. Я ответила, что мне больше нравится есть в ресторане. Он сказал, что я не должна быть такой наивной. Что если я хочу быть актрисой, мне нужно уметь делать некоторые вещи вроде этих. Он сказал, что встречался со многими знаменитостями — которых он и сделал знаменитыми — и назвал имена. Очень громкие имена, я была поражена.

— Что вы ответили на его предложение?