Джеймс со скрипом сдвинулся на черно-белом диванчике, предлагая упасть рядом. Диванчик волной тянулся вдоль борта, напротив него сиял подсветкой, стеклом и полированным деревом маленький бар. Подсветка была везде, как в космическом шаттле: на полу, на потолке, в баре — даже круглые черные динамики, смотрящие в салон, были обведены голубым неоном. Казалось, лимузин создавался специально для пацанов, разбогатевших только вчера — а они любили, чтобы тачка была нафарширована до упора, иначе непонятно, чем форсить перед телками. Любой приятель из прежней жизни, заглянув в салон, должен был просто ослепнуть от неона и мгновенно проникнуться уважением к обладателю охрененной машины, сделанной по-богатому. Чтоб ночной клуб, а не машина. Чтоб вертолет, бля.

— Тебе удобно? — спросил Майкл, доставая бутылку шампанского и пару бокалов из бара.

В динамиках шептал расслабленный хрипловатый R’n’B, идеально вписывающийся в почти вульгарную обстановку. Джеймс явным усилием воли заставил себя вежливо улыбнуться. Глубоко вдохнул, будто от салона у него развивалось головокружение. Потом улыбнулся живее, пристроил локоть на спинку, положил ногу на ногу.

— Да, спасибо, — неискренне сказал он, протянув руку за бокалом. — Так куда мы едем?

— В классное место, — загадочным тоном сказал Майкл, разлив шампанское, и слизнул каплю с горлышка бутылки. — Увидишь, когда приедем.

Джеймс сел чуть вольготнее, провел пальцами по яркой черно-белой коже диванчика. Оглядываться он явно опасался. На его лице довольно отчетливо отражался вежливый шок, на который Джеймс всеми силами натягивал смущенную улыбку. Смущенную, разумеется, бездной неловкости от столкновения с плебейскими вкусами Майкла, который словно так и не выбрался из своего района. Словно сейчас они поедут кататься по улицам Хакни, вызывая у всех соседних улиц завистливый трепет.

Джеймс просто не догадывался, что Майкл не просто так полтора часа выбирал машину повульгарнее, и что мерилом ему был отнюдь не собственный дурной вкус.

Машина мягко тронулась с места. Майкл налил и себе, пристроил бутылку в ведерко со льдом.

— Мы должны выпить за наш успех, — сказал он, придвигаясь поближе к Джеймсу. — За твой и мой. Мы чертовски долго работали, чтобы пробиться. Иногда нужно перестать пробиваться и сфокусироваться на наслаждении тем, что имеешь. Согласен?

— Согласен, — сказал Джеймс, пробуя шампанское. Его удовлетворенное «ммм!..» сказало Майклу, что с этим выбором он тоже не прогадал.

Бокалы соприкоснулись с тихим звоном. Джеймс заметно расслабился, явно решив получать максимум удовольствия от поездки — даже в безвкусной машине, раз уж такая машина нравится Майклу.

Шампанское было приятным. Майкл пил его по глотку, откровенно разглядывая Джеймса, любуясь его ногами в голубых джинсах и светлой футболкой под легким пиджаком. Утратив юношескую хрупкость, Джеймс приобрел хорошую спортивную форму. Он стал неприлично красивым мужчиной. Этого мужчину, вместе со всеми его татуировками, выглядывающими из рукавов, Майкл хотел так, что во рту становилось сухо.

Он выпил еще.

Джеймс заметил его пристальный взгляд, приподнял бровь. Майкл не отвел глаз. Пил и смотрел. На отросшие волосы у лица с легким румянцем, на чуть потускневшие, но все еще яркие губы. Вспоминал, какого они были вкуса, когда они целовались сегодня утром, какими они были мягкими. Джеймс слегка улыбнулся.

— Что? — спросил он, строя из себя приличного и спокойного человека.

— У тебя ширинка расстегнута, — сказал Майкл.

Джеймс повелся мгновенно — глянул, схватился. С сердитым непониманием посмотрел на Майкла, когда обнаружил, что все в порядке. Майкл одним движением оказался возле него на коленях, вытолкнул болт из петли:

— Вот же. Смотри. Расстегнута.

— Майкл, — предупреждающе сказал Джеймс, краснея. — Хватит дурачиться.

— А я серьезно, — сказал тот, с жадностью глядя ему в лицо и продолжая расстегивать джинсы. — Сам посмотри.

— Что ты делаешь? — спросил Джеймс, явно попытавшись применить строгость для сохранения приличий.

— Подержи, — Майкл протянул ему свой бокал, тот машинально взял — и у него оказались заняты обе руки, так что отталкивать Майкла оказалось нечем, когда тот, наклонившись, губами и носом прижался к его пока еще мягкому члену, скрытому в джинсах.

— Майкл!.. Перестань.

— Неубедительно просишь, — сказал Майкл, поднимая голову и обнимая его за бедра.

Джеймс искренне старался нахмуриться, но заблестевшие глаза его выдавали.

— Только не думай, что такие тупые подкаты сработают, — сказал он.

— Они уже работают, детка, — с улыбкой сказал Майкл, потом кивнул на бокал: — Дай глотнуть.

Джеймсу пришлось, наклонив бокал, придержать его, когда Майкл мягко захватил губами тонкий стеклянный край — и напоить. Конечно, рука у него дрогнула, конечно, часть шампанского пролилась, весело пузырясь, и побежала по шее за ворот футболки. На нем проступила тонкая темная кайма мокрой ткани. Майкл весело посмотрел на Джеймса, тот со вздохом потянулся за салфеткой. Майкл остановил его руку:

— Да брось.

Он обнимал и гладил его бедра, мял их пальцами, проглаживая сквозь грубую ткань. В расстегнутой ширинке неприлично светился мягкий треугольный уголок светло-серого хлопка. Подманивал к себе и взгляд, и руки. Но Майкл растягивал удовольствие, не торопился хвататься — кружил пальцами рядом, гладил по заднице.

— Даже знать не хочу, сколько раз ты это уже проделывал, — вредным тоном сказал Джеймс, зажимая оба бокала в одной руке, чтобы дотянуться до бутылки и немного подлить в оба. Он вел себя так, словно только из вежливости не обращает внимания на непристойное поведение — но уж слишком радостной казалась его вежливая улыбка.

— Эй, — обиженно сказал Майкл. — Нисколько раз. Если хочешь знать, у меня во рту был только ты и пальцы моего дантиста.

Он отнял у Джеймса один бокал, отставил его в сторону. Джеймс с независимым видом отпил глоток — Майкл поймал его за шею, нагнул к себе, влез языком в рот, заставляя поделиться. Джеймс вырвался, гневно сверкая глазами.

— И я тебе должен верить? — возмущенно спросил он, облизывая мокрые губы. — Ты трахался с другими!..

— Зато обожал только тебя, — сказал Майкл, незаметно подтягивая его ближе к краю сиденья. — И то, что всегда было только твоим, никому не давал.

— Трудно представить, — сердито сказал Джеймс.

— У меня тоже есть принципы.

Джеймс нетерпеливо покусывал губы. Майкл залез ему под футболку, обхватил за талию пальцами — тот невольно охнул, слабея, но так быстро не сдался, упрямо стиснул губы. Майкл потерся лицом о его бедро, зубами оттянул край джинсов, взяв за болт. Сглотнул скопившуюся слюну. Подлез пальцами под резинку белья, выправил из-под нее член с полуоткрытой покрасневшей головкой. Нежно лизнул ее. Джеймс тихо вздохнул, расслабляя бедра, чуть шире развел вздрогнувшие колени. Майкл поймал ртом твердеющий член, приласкал языком, направляя глубже. Джеймс издал тихий стон и съехал к краю сиденья, когда Майкл потянул его на себя. Прошептал что-то одновременно требовательное и протестующее. Майкл не стал вслушиваться — он был занят. Прикрыв глаза, он забирал его член глубоко в рот, чувствуя, как тот обретает твердость и распрямляется, наливаясь кровью, как становится горячее в губах. Майкл скользил по нему вверх и вниз, лаская всем ртом — языком, небом, впуская до самого горла, расслабленно позволяя ему проскользнуть дальше, задерживая дыхание, чтобы снять рефлекс. Он глубоко дышал, поглаживая рукой мокрый от слюны ствол, задерживал в губах головку, прежде чем выпустить с тихим чмоканьем. Джеймс постанывал, откинув голову на спинку сиденья, сухо сглатывал, прерывая дыхание. Майкл смотрел на него, улыбаясь, ладонью прижимая его горячий член к своей щеке, потом проводил по нему губами, заласкивал, зализывал, зацеловывал, снова забирал в рот.

Словно возвращал Джеймса — себе. Словно это был странный и нежный ритуал, существующий только для них двоих, заживляющий все, что было разбито, унимающий боль, чувственный, искренний, откровенный. Впрочем, нежности у Майкла не хватило надолго.