Но тут же Александр сурово продолжил:

– Всплыли кое-какие обстоятельства. Нам надо допросить мальчика. Я заберу его на сутки. Завтра мы его доставим к вам обратно.

Дьюк постарался не выдохнуть от счастья тот испуг, который забрался внутрь его души, как только он увидел за окнами энкэвэдэшника: ох, пронесло, не по его персону пожаловали. Поэтому тут же радостно и быстро закивал:

– Конечно, конечно. Я понимаю… Когда вы его заберете?

– Да прямо сейчас! – Саша посмотрел на директора прямым, твердым взглядом, а в душе его скребся страх, что сейчас этот «доктор детских душ» потребует у него документ, который по идее должен бы быть предоставлен директору детского учреждения: не чайник взаймы попросил, а целого ребенка!

– Я распоряжусь, его позовут, – директор попятился к двери, елейно лыбясь, не оборачиваясь, рукой толкнул дверь. И все тем же рачьим образом покинул комнату.

Саша приготовился напряженно ждать. События могли начать развиваться совсем не так, как должны бы. Директор вполне мог заподозрить парня в том, что он не настоящий энкавэдэшник, притвориться, что поверил ему, а сам – побежать и позвонить в органы: если не донести, так проверить, действительно ли был послан в детский дом человек, чтобы забрать воспитанника для допроса. На такой случай был приготовлен бутафорский пистолет. Он сейчас лежал у Саши в кармане брюк.

Только, оставшись наедине с собой, он вспомнил о том, что забыл представиться Дьюку. Мол, майор НКВД Макар Колотилов. А тот, выглядит как-то странно, даже и не поинтересовался.

Будем надеяться, что директор труслив, каковым кажется. И, если Саше не померещилось, он испугался уже тогда, когда увидел военного в своем детдоме. Может, рыльце у него в пушку?..

В дверь сначала втолкнули мальчика. Следом протиснулся и сам директор, все так же заискивающе улыбаясь.

– Вот он, Константин Артёмин.

Семилетний мальчишка был не по годам бледен и худ. В глазах застыла не детская тоска. Волосы сбриты. Одежда казенная, на два размера больше. Лицо не умывалось пару дней точно.

Мальчик посмотрел на незнакомого военного со страхом в глазах, худенькое тельце пацана напряглось так, как будто ребенка собирались столкнуть без на то его желания с крутого обрыва в шумную речку.

– Здравствуй, Константин Артёмин! – строго посмотрев на мальчика, сказал Саша. – Директор сказал тебе, что ты поедешь со мной?

Костик слегка качнул головой, заморгал ресницами.

– Что ж, – Саша поднялся, – не будем терять времени.

Он шагнул к директору, взял его за руку и крепко пожал потную ладонь.

– Спасибо, товарищ… Эээ…

– Дьюк Алексей Алексеевич, – заискивающе представился директор.

– От лица Органов советской власти! – парень тряхнул ему руку.

Директор с трудом не поморщился – Сашино рукопожатие оказалось слишком крепким для его вялых пальцев.

Парень протянул ладонь Костику. Тот, не глядя на военного, вложил свои пальчики внутрь. В этом движении не было ни капли доверия к взрослому человеку, а была только покорность: пацан на своем горьком опыте убедился, что несогласие с властями не может привести к хорошему.

Саша вывел из кабинета бледного и поникшего мальчика. Им на пути встречались дети, взрослые. Они останавливались и смотрели им вслед. Саша больше чувствовал это. По сторонам не смотрел. Шел, гордо задрав голову – человек в военной форме, человек-хозяин, человек-властелин…

…Костик покорился. Он вообще смирился со своей судьбой с той минуты, когда худая тетенька ударила дядю Артема по лицу прикладом ружья, а тот упал и потерял сознание. После этого все было как в тумане. Даже тогда, когда дядя Артем очнулся, и когда их посадили в машину – дядю Артема со связанными руками. И когда его оставили в детском доме, а дядю Артема куда-то увезли. Костик не хотел думать, что с его неожиданным другом случилось дальше. Также, как гнал мысли о родителях.

Куда его вел этот невысокий военный с не очень строгим лицом, Костик даже не думал. У мальчика мелькнуло в голове, что тот как-то странно себя ведет – колесит по городу, причем там, где самые глухие переулки, прячется за углами, а потом выглядывает наружу. Но Костику было не до анализа поведения взрослого. Ему вообще было не до чего.

Наконец они зашли в лесок. Тут военный отпустил руку мальчика, наклонился, заглянул ему в лицо, спросил:

– Ты как? Не устал?

Костик удивился странной заботе незнакомого человека в форме, но виду не показал и отвечать не стал, только отрицательно мотнул головой.

– Почти пришли. Сейчас отдохнешь немного.

Военный остановился, прислушался к звукам леса, потом, засунув два пальца в рот, свистнул. Снова прислушался. Откуда-то сбоку ему ответили похожим свистом.

– Пойдем туда! – военный указал направление и заспешил вперед.

Костик потопал за ним, медленно приходя в себя и пытаясь заставить осознать, что все-таки происходит. Ему пришла в голову шальная мысль броситься сейчас вон в те ближайшие кусты и бежать, бежать, бежать. Военный его за руку не держит. Даже отвернулся и не следит за ним.

А вдруг не поймают? Он маленький, шустрый. И в лесу, Костику известно, легко прятаться. Тут за любым кустом затихни, и ни один преследователь тебя обнаружить не сможет. Потом, когда этот военный отойдет в сторону, можно побежать к станции и забраться в пустой вагон. Лучше там всю жизнь жить, чем в детском доме, где воспитателям позволено бить детей в случае неповиновения. Ему, Костику, еще не попадало, но он видел, как легко зарабатывали тумаки другие. И сами воспитанники друг на дружку задираются, некоторые находят тех, кто послабее, и прохода им не дают, еду отбирают.

Убежать, пока есть возможность, чтобы назад не возвращаться!

Правда, впереди зима, и деньги у него отобрали. Но, может, повезет, и Костик найдет место, где перезимовать. Или встретит хорошего человека. Такого, как дядя Артем.

Мальчишка уже стал оглядываться вокруг, ожидая наиболее удачного момента для побега. Но тут неожиданно кто-то бросился на него сбоку из-за кустов и обнял крепко-крепко, не дав Костику даже закричать от испуга. Когда чьи-то неожиданные объятья ослабли, и у мальчика появилась возможность задрать голову вверх, то увидел он широко улыбавшегося дядю Артема.

Костик не знал, верить своим глазам или нет. Но руки сами обхватили талию парню, нос уткнулся во фланелевую рубашку, а слезы брызнули из глаз.

– Дядя Артем! – прошептал он. – Я так рад вас видеть!..

…Дьюк с чувством выполненного долга, а также с превеликим душевным облегчением, что неприятной ситуации пришлось избежать, вернулся в кабинет и плюхнулся в кресло. Вспоминая свой недавний страх, поежился и решил, что должен обязательно поговорить с молодой супругой и объяснить ей, как опасно сегодня воровать. Потом вскочил и торопливо направился к книжной полке, где у него гордо стояли томики Ленина, Маркса и других светил, приведших Россию туда, где сейчас находилась страна. Тут же, над этим книжным богатством висел портрет Сталина с его легким прищуром. Иногда Дьюку очень хотелось отвернуть портрет лицом к стене, чтобы глаза вождя не следили за каждым шагом директора детдома.

Алексей Алексеевич покосился на дверь, торопливо отодвинул книжки и извлек оттуда бутылку водки и граненый стакан. Широкими шагами достиг стола. Плюхнулся на стул. Поставил на столе папку с твердыми корочками торцом, спрятал за эту «ширму» стакан и бутылку. Открыл чекушку. И только наклонил ее над стаканом, чтобы налить «лекарство от нервов», на столе резко зазвонил телефон. Рука директора вздрогнула, чудодейственная жидкость плеснулась мимо стакана.

Директор раздраженно прокомментировал случившееся грубым словом и, оставив бутылку за ранее сделанной конструкцией, привстал, протянул руку к трубке.